стоит сам великий Зевс...
почему именно война. Поблизости от Киферона чудовищ нет, а тащить
Получеловека через всю Беотию... Узнают. Значит - война.
удара, подставляя под удар меня. Я не люблю Мома, но когда его пытались
женить, он отказался, добавив: "Я всегда недоумевал, почему самая склочная
женщина в Семье - покровительница брака и домашнего очага?!"
горечью и злобой бросила Гера, вставая. - Но знай, что удар не заставит
себя долго ждать!
уходя от ответственности.
Скоро... впрочем, позволь мне умолчать о моих намерениях.
портик, и стал смотреть вниз, в обрыв, где ветер играл с голубоватым
песком и развалинами нечеловеческих крепостей.
ты не заметила... Так что позволь мне иметь свои планы на жизнь; даже если
они в чем-то совпадают с твоими. Мусорщик-Одиночка и Арей Одинокий, братья
по Отцу, надежда Олимпа и изгой Семьи - не получится ли так, что мы сумеем
найти общий язык раньше, чем об этом задумаются другие?..
непокрытой голове - только дома Арей снимал свой знаменитый конегривый
шлем, почти полностью скрывавший лицо.
близнецы снимают шкуру с убитого зверя, - что живая собака лучше мертвого
льва. Тот, в чью голову пришла такая странная мысль - дурак. В некоторых,
да что там - во многих случаях мертвый лев гораздо лучше живой собаки! Ты
согласен, Пан?
коленом.
не обратил внимания.
леопардовую шкуру поверх обычного хитона, и выглядел как-то двусмысленно
рядом с полуободранной тушей, над которой вились обезумевшие от счастья
мухи - все, что осталось от былой славы Киферонского Людоеда.
и вытер им тускло блеснувшее лезвие ножа. Потом провел тыльной стороной
ладони по лбу, испачкав лицо свежей кровью, и вернулся к прерванному
занятию.
спины братьев, похожие на груды речных валунов, мокрых и скользких, - что
сказали бы здешние пастухи, если бы наши молодцы вместо мертвого льва
привели им живую собаку? Полагаю, что восемнадцатилетним юношам было бы
трудно выслушать все это, не покраснев. Ты согласен, Пан?
коленом.
соблазняюще встряхивая почти полным бурдюком.
вскрикнул, наколов палец одним из страшных клыков, и по-детски сунул
пострадавший палец в рот. При виде этого Гермий не выдержал и рассмеялся -
уж больно нелепо выглядел такой жест рядом с изодранным плечом и
внушительным красно-синим пятном на ребрах парня. Близнецы одновременно
подняли головы, глянув на Лукавого, и Гермий успокаивающе махнул рукой:
продолжайте, мол, все в порядке!
Людоеда, вызывал тошноту, сытые и отяжелевшие мухи лениво жужжали, мерцая
зеленью и перламутром, от крохотного родничка в низинке тянуло сыростью, и
Лукавый поймал себя на том, что испытывает неодолимую потребность говорить
- пусть глупости, пусть ерунду, что угодно, лишь бы не тишина, прерываемая
только хрустом разделяемой плоти и жужжанием насекомых, пахнущая кровью
тишина, напоминающая о недавних криках, реве, яростном рычании трех
глоток, рвущем душу треске костей, захлебывающемся хрипении...
невозмутимо-ледяную Артемиду-охотницу.
наблюдая за сосредоточенными лицами братьев, хитроумный сын Громовержца и
Майи-Плеяды признавался сам себе в легкой зависти к безрассудству
смертных, умеющих решать, не выбирая, и поступать, не соразмеряя
последствий.
все, что еще недавно было свирепым хищником добрых пяти локтей в длину
(если не считать хвоста с кисточкой на конце) и двух с половиной локтей в
холке. - Двое на одного... в конце концов, в этом есть что-то нечестное!
Разве глупый зверь виноват, что предпочитал двуногих четвероногим
(впрочем, не брезгуя и последними)?! Вот она, невинная жертва
несоответствия вкусов, валяется и смердит на всю округу! Ты согласен, Пан?
скрести зудящие ноги, проклиная душный и влажный месяц метагейтнион
[длился с 15 августа по 15 сентября], когда блохи особенно докучали
мохнатому божеству.
Дионис, стараясь не смотреть на задние львиные лапы, уже лишенные шкуры и
загнутых когтей. - Ай, какое вкусное вино, чтоб вас всех! Алкид, хороший
мой - обмоем покойничка?!
Дионисом, зубами развязал узел и принялся плескать вино на бока и живот
убитого льва, отгибая шкуру наружу и аккуратно подрезая ножом
желтовато-белесые волокна жира.
плохо... И воняет теперь меньше.
пухлые губы.
бурдюком. Или пошли кого-нибудь.
двигались уверенно и сноровисто, дыхание не сбивалось ни на мгновение даже
тогда, когда проснувшиеся змеи мышц оплетали их руки, напрягавшиеся в
коротком, точно рассчитанном усилии; лишь самую малость выпячивались при
каждом вдохе бугристые животы, не столь подчеркнуто-рельефные, как у
городских атлетов, зато способные выдержать удар копыта сатира, и голые
ляжки близнецов вплоть до середины каменно-твердых ягодиц были одинаково
покрыты жесткой порослью черных волос - всех Персеидов-мужчин злые языки
называли Мелампигами, то есть Чернозадыми (а иногда даже значительно
грубее).
чувстве гордости, как если бы он был ваятелем, глядящим на законченную
статую собственной работы, или отцом, созерцающим выросших сыновей... и
смутное облачко грусти не омрачало, а скорее оттеняло нынешнее состояние
Лукавого, потому что грусть не свойственна Семье, и еще потому, что ни на
Автолика, ни на Пана, ни на шестилетнего Абдера из Локриды Опунтской,
своего последнего сына от смертной, не смотрел Гермий-Психопомп так, как
смотрел на братьев-Амфитриадов.
ему становилась ясна суть того странного выражения, которое изредка
возникало в угольной глубине глаз бездетного Владыки Аида, когда Старший
искоса поглядывал на Гермия, своего племянника, думая, что Лукавый этого
не замечает.
тихо плакала по ночам.
зачиная детей, никогда не думаем о них, с головой окунаясь в реку
сиюминутного наслаждения. Да и потом мы на самом деле заботимся не о них,
а о себе, пытаясь вырастить продолжение себя, способное доделать за нас,
долюбить за нас, доказать за нас - и, заменяя любовь пользой, мы теряем