опираясь на статьи <Пчелы> и других сочинений греческих богословов,
<Цветец духовный>, где будет статья <О иноках-властолюбцах>, направленная
прямо против Дионисия с Киприаном. Он будет открыто угрожать, что закроет
Сергиев Троицкий монастырь под Радонежем и выгонит Федора, его племянника,
из Симонова. Но и это уже не поможет ему. К весне, к исходу Поста,
окончательно выясняется, что на поставленье и во епископа, и в митрополита
Михаилу-Митяю надобно ехать в Царьград. И только после того и тогда, ежели
он будет поставлен, вольно ему будет исполнить свои угрозы. Князь, не
пременив прежней благосклонности к печатнику своему, требовал, однако,
того же. Пользуясь самовольно захваченною владычною властью, Митяй начал
собирать серебро на свое поставление с белого и черного духовенства, со
священников и игуменов монастырей. И тут уже все попытки Дионисия помешать
ему кончились ничем и только озлобили великого князя, твердо заявившего о
своей поддержке Митяю.
старцев, также медлил и также понял наконец, что должен ехать в
Константинополь хотя бы и для того, чтобы усидеть на литовских епископиях.
захвате власти Кейстутом и последующем убийстве Кейстута Ягайлой в
статьях, относящихся к 1378 - 1379 годам. Но западные источники датируют
эти события 1381 - 1382 годами. Разница существенная, в целую Куликовскую
битву! Но во всяком случае <неподобь> готовилась заранее, и чуткий к
переменам политического ветра Киприан должен был узнать или учуять и эту
беду, не обещавшую ему ровно ничего хорошего.
посуху через Валахию, Болгарию и Фракию, захваченную турками? В любом
случае он должен был переждать яростные зимние бури и весеннюю распутицу.
И значит, прибыл в Константинополь весной 1379 года.
секретах патриархии, обновив прежние связи, посетивши всех старых
знакомцев, вдосталь растерянных и угнетенных переворотом, понял Киприан
тщету надежд своих (<и здесь нашел обстоятельства неблагоприятными для
достижения своей цели>) и что лучше всего ему на время исчезнуть,
скрыться, не навлекая на себя скорый гнев Макария и возможную потерю
кафедры. По византийским законам лишить Киприана митрополичьего престола
можно было только в его же присутствии, но никак не заочно. Посему он и
скрылся, оставаясь <в ожидании и питаясь тщетными надеждами>. В этих
<тщетных надеждах> минули конец апреля, май и половина июня...
республики - Венеция и Генуя. Начала Венеция. Это по наущению венецианцев
крестоносцы в 1204 году взяли и жестоко разграбили Константинополь.
Позднее пальма первенства перешла к Генуе. Генуэзцы купили Галату и
создали там, по другую сторону Золотого Рога, город-крепость и порт,
перенявший девять десятых византийской торговли. Они почти вытеснили
Венецию с Черного моря, укрепившись в Кафе и захватив львиную долю
торговли с Ордой. Республика Святого Марка яростно огрызалась, не желая
уступать воинственному сопернику.
с жестким, из мускулов и связок, бритым лицом. В плоской, со свисающим
верхом, шляпе, прообразе позднейшего берета, в коротком камзоле с круглым
низким воротом, в обтягивающих ноги красных штанах-чулках, в узорных
доспехах из листовой прихотливо изогнутой стали. Пирата и купца, дипломата
и воина. И поставим рядом с ним прямоносого, в окладистой рыжеватой
бороде, осанистого венецианца, тоже в плоской тогдашней шапке с пером, но
в длинной меховой шубе, схожей с русским опашнем, с золотою цепью на
плечах (знак достоинства, богатства и власти), гордого тем, что именно он
наследник византийской культуры, ибо на островах лагуны до сих пор высятся
храмы, возведенные императорами шестого-восьмого веков, а Святой Марк
куполами и арками сводов, и мерцающим полумраком, и росписью, и мозаиками
повторяет величественные византийские храмы. И золотой иконостас с
эмалями, увезенный из взятого крестоносцами Цареграда, хранится именно у
них, и у них - сокровища греческой короны, заложенные императрицею Анной,
да так и не выкупленные византийцами... И книги у них, и лев Святого Марка
лапою держит не меч, не державу, а именно книгу. Это единственный
<книжный> лев в геральдике всей Европы. (И Марко Поло, прибавим, был
венецианцем, и позднейший Иосафат Барбаро тоже!) И флот Венеции отнюдь не
уступает до сих пор воинственному генуэзскому флоту ни по числу, ни по
качеству, кораблей, ни по мужеству своих флотоводцев, не сломленному
прежними поражениями.
республики. А потому в исходе июня месяца 1379 года узники башни Анема
император Иоанн V и его сын Мануил, <чудесным образом> обманув болгарскую
стражу, бегут из Константинополя к тому же султану Мураду, возвращаются с
турецкими войсками (Мураду обещана дань, обещан ежегодный посыл двенадцати
тысяч вспомогательного войска, обещано все, что можно; греки в неистовой
междоусобной борьбе за власть торопятся затянуть петлю на собственной
шее!) и первого июля 1379 года вступают в город.
тяжелые галеи. Торговые нефы перевозят турецкую конницу. Законный
император штурмует город!
монастыря, где он нашел приют, в Константинополь. Но в ворота никого не
пускают, в городе идет бой. Сдвинутые с дороги стоят застрявшие купеческие
возы, теснятся дровосеки с ослами, нагруженными хворостом, продавцы масла,
рыбаки, покинувшие порт, нищие. Все толпятся, суетятся, переговаривают и
спорят, гадая, как пойдут дела, и не ведая, что делать им теперь со своим
товаром.
продавцы лепешек шныряют в толпе и меж возами, предлагая свой товар.
в сумерках прорываться в город на лодке, но тут ворота раскрываются и вся
толпа обрадованно устремляется внутрь. В воротах давка. Вооруженные
турецкие янычары перещупывают купеческие возы, взимают дань. Никто не
спрашивает: почему, и зачем, и по какому праву? Право определяется кривыми
широкими саблями и больше ничем. Развязывают пояса, суют стражам золотой
иперпер или номисму - по товару глядя - и с облегчением проезжают в город.
легонько шлепнув по шее, пропускают внутрь. Впереди редко бухают пушки.
Новомодное устрашающее оружие, толку от которого, кроме грома и дыма,
чуть. Куда дальше и точнее берет пока еще арбалет! Ясно, к Софии еще не
подошли, а в секреты патриархии ему не попасть (да и попадать не стоит,
там генуэзцы!). По улице быстрым шагом проходит в латах отряд венецианских
стрелков-арбалетчиков. На отпрянувшего в сторону духовного они даже не
смотрят, не до него! Киприан бежит, потом крадется все далее. Жители
испуганно прячутся в подворотни. Любопытные пялятся из окон и с балконов.
В воздухе изредка начинают посвистывать стрелы, и Киприан, избрав благую
долю, сворачивает к Студитскому монастырю. Здесь его примут, накормят,
здесь он пересидит, дождав победы Венеции, а с нею и своей собственной!
Мануила уже продвинулись до форума Аркадия и квартала Леомакелий.
опять он не хочет вовсе... Куда удрать, ежели турки с венецианцами не
устоят? Но Золотой Рог полон венецианских кораблей. Галеры, выбрасывая
десятки весел, похожих на шевелящиеся щетинистые усы, плавают взад и
вперед, изредка сцепляются носами, тогда с палуб летят стрелы, сверкает
сталь, столпившиеся у бортов солдаты готовятся лезть на абордаж, но галеры
расцепляются вновь. Боя еще нет, еще те и другие не готовы к нему и ждут
подкреплений.
венецианцами, и Иоанн V, ободренный, перебирается в город, занимает
брошенную виллу на берегу и уже старчески-плотоядно поглядывает на молодую
гречанку-прислужницу. После долгого поста в башне Анема не чает дождаться
ночи, чтобы повлечь упирающуюся девушку в свою постель. Кому что! Мануил,
тот взаболь дерется за власть и потому упорен и смел, уже трижды кровавил
оружие, он покрыт потом и пороховою гарью, - они, кажется, побеждают! Он
машет воеводским жезлом, указывает вперед. Венецианские аркебузиры
забивают в дула своих ружей пыжи и круглые кованые пули, волочат маленькую
пушку, поджигают порох... Вновь гремит, куда-то туда, вперед, уходит,
крутясь, горячее ядро, вламываясь в чье-то окно, в чью-то дверь, застревая
в штукатурке стены. Греки, ободренные Мануилом, нестройно бегут вперед. Из
каменного высокого дома выскакивает мосластый худой генуэзец, яростно
рубится, отбиваясь сразу от десятка обступивших его греков, отступает
наконец, обрызганный кровью, не то своею, не то чужой, и скрывается за
углом. Еще один дом захвачен, еще на десять шагов продвинулись вперед!
мостовой Месы. Жарят на вертелах мясо, варят мучную затируху, косясь в
сторону противника. Но там тоже едят, а город шумит встревоженно, и
крупные, точно сливы, звезды смотрят с высоты, роясь, на людское неподобие
в великом и священном городе, пережившем славу свою.
наемников-болгар и приверженцев Андроника, войска стягиваются к
Влахернскому замку, 28 июля штурм.