Чтение 50–й страницы книги ~Слово и дело~

царицы состоящих. Но мы же не придворные прихлебатели, наши труды царице и не
нужны - они нужны России... Нельзя так с нами поступать, как поступил Тати-
щев!

Красавец петух заскочил на верх навозной кучи и радостным клекотом созвал
куриц самарских.

- Нальем пополнее, - предложил "ботаникус". - И выпьем сейчас за благород-
ного герра Кирилова.

- Да, - прослезился Джон Кассель, - что касается сэра Кирилова, то мнения
наши сходятся: это был настоящий джентльмен!

Ученые допили вино до конца и (пьяные, шумные, огорченные) разъехались,
чтоб навсегда затеряться в безбрежии мира человеческого. Нехорошо поступили с
ними. Даже очень нехорошо!

Если ты ненавидишь графа Бирена и всю придворную сволочь, возле престола
отиравшуюся, то зачем свой гнев бессильный обращать на ботаника, на живопис-
ца, на математика?

Ведь не все наехавшие на Русь были плохими!

ЭПИЛОГ

Юрий Федорович Лесли зимовал возле Калиберды на кордонной линии. В хат-
ке-мазанке украинской генерал по-стариковски на печи кости свои грел.

И тянулись в ночи его древние, как вечность, песни:

Густо сидят Лесли на берегу Годэ,

на берегу Годэ,

у самой горы Беннакэ...

Заревом осветило окошки хаты - это вновь запылали смоляные бочки на вышках
сигнальных. Жгли их запорожцы, зимовавшие на этих вышках с осени - при саб-
лях, при горилке, при тютюне. Тревожно ржали в палисадах казацкие кони...
Тревога! Тревога!

Лесли стянул на груди застежки старинного панциря, в котором дед его прие-
хал на Русь при царе Алексее Михайловиче. Поверх панциря накинул шотландский
рыцарь тулупчик козлиный. И разбудил сына-адъютанта, храпевшего молодым сном
на лавке:

- Юрка, проснись: татары скачут... И помни завет рода нашего: "Держись в
седле крепче!" Дай саблю, сын...

Отряд в 200 клинков, звеня амуницией, пошел на татар. Впереди, с худым ли-
цом подвижника, прикрыв седины париком пышным, скакал на лошади генерал.

В безысходную неясность опрокинулась отчая Шотландия с ее легендами. В
степи украинской не было горы Беннакэ, и теперь уже не Годэ, а звонкоструйная
Калиберда протекала под заснеженным ивняком...

- Да вот же они! - вскинулась сабля Лесли. И увидели воины русские, как по
горизонту, пленяя его от края до края, неслышной теменью ("аки песок") проно-
сится вражья конница. Казаки шпорили своих лошадей усталых:

- Геть, геть!

Снег был глубок, сыпуч. Через целину шли кони тяжко (все в паре). Взрывали
грудью они сугробы снежные. Мело.. мело... мело поземкой искристой. И разго-
рались в небе звезды вечерние.

- Отец, татары уходят, - сказал сын отцу-генералу.

- Вижу сам. Гнать, гнать их... дальше, дальше! Ночь опустилась на Украину,
а они все гнали татар. Звезды померкли в небе, а они все гнали и гнали их.
Выгнали за Днепр татар, и за Днепром гнали дальшеКогда же татары поняли, что
только двести клинков настигают их, тогда они остановились, "аки песок" сыпу-
чий.

При свете морозного дня тускло замерцали тысячи сабель.

- Молитесь, дети мои! - воскликнул Лесли.

Степь наполнилась звоном стали. Храпели кони, кричали люди.

Лесли - в кольце врагов - сражался львом, старик был опытен в рубках са-
бельных. Пластал старый воин татар от уха до плеча.

Но перед смертью он увидел то, чего бы лучше никогда не видеть. На шею сы-
на аркан накинули татары, как на собаку, и потянули Юрку прочь из седла.

- Отец, - донесся голос, - держись в седле крепче!.. Клинки татарские сош-
лись над храбрым рыцарем, и заблистали враз, рубя седого ветерана на куски.

Весь отряд Лесли был выбит. Почуяв прореху в обороне русской, всей мощью
конницы своей татары - от Калиберды - ринулись опять на Украину, пленя, гра-
бя, насилуя и убивая без жалости.

Февраль затуманил столицу, он пригревал заснеженные крыши Петербурга - чу-
ялась весна ранняя... Миних в пасмурном настроении велел везти себя во дво-
рец. Приехал и долго стоял в передней, обдумывая - что он скажет импе- ! рат-
рице. Решился!

- Матушка пресветлая, - заговорил напористо, входя в покои царицы, - гене-
рала Лесли на кордонах побили. Кто ж знал, что татарва на самую масленицу на-
бег свершит. Напали и на кордон полковника Свечина, но тот пять часов отби-
вался до самой ночи, и отбился сам и отбил у татар малороссиян плененных...

- На что ты принес мне это? - отвечала Анна Иоанновна. - Я с утра радова-
лась, а ты в меланхолию меня вгоняешь. Миних скрипнул ботфортами.

- Война наша тяжкая, - вздохнул с надрывом. - Ну-ка посуди сама, государы-
ня, каково беречь кордонную линию, ежели она протянулась на тысячи верст, а
людей не хватает.

- Их и всегда на Руси не хватало! Это напрасный слых идет по Европам, буд-
то в России людей - как муравьев в муравейнике. Бог нас просторами не обидел,
сие верно. А излишка людского на Руси еще никогда не бывало. Гляди сам: мрут
всюду, а кто не мрет, те разбегаются... Где взять, коли брать негде?

Миних понял, что Анна Иоанновна запускает камушки в его огород. Прямо она
не винила фельдмаршала в неисчислимых жертвах, но дала понять, что впредь лю-
дишек поберег.

- Ничего, - заговорил он, утешая царицу, - скоро дожди потекут на Украине,
снега расквасят, травка зазеленеет, опять пойдем... Я тебе, матушка, из Крыма
бочку каперсов привезу. Ежели в суп какой каперсы класть, от них суп бывает
вкуснее.

- Мне лавровый лист нужен, - отвечала царица. Миних воодушевился:

- Растут и лавры в Крыму поганском... Скажи, для чего тебе лавры надобны?

- Да кто ж без них обойдется? Они и в супах хороши, ими и героев венчать
можно... Так закончилась эта зима. Нет, ничего не дал России поход на Крым.
Русская армия, взбодрись! В новом году тебе все начинать сначала.

-----------------------

<1> Крепость святой Анны положила основание городу Ростовуна-Дону.

<2> Гёзлов (Козлов) - ныне город-курорт Евпатория; в описываемое время го-
род находился под властью не крымского хана, а турецкого султана. Утверждение
Миниха, что здесь свершилось крещение князя Владимира, несправедливо: приня-
тие христианства состоялось, по преданию, в Херсонесе-Таврическом, который
находился примерно на месте нынешнего Севастополя.

<3> Один из внуков генерала Ю. Ф. Лесли -Александр Лесли (1781-1856) был
первым в России, кто в 1812 г. стал создавать партизанские отряды, действо-
вавшие на Смоленщине.

<4> Ак-Мечеть - ныне областной город Симферополь; в описываемое время был
ставным духовным центром мусульманства в Крыму, здесь жили калга-султан, шей-
хи татарские и дервиши.

<5> Феофан Прокопович вошел в историю русской литературы как заметное яв-
ление. Но литературоведы никогда не касаются (очевидно, умышленно) гнусной
изнанки этого тирана. Но зато антирелигиозная литература, издаваемая в СССР,
в полной мере раскрыла палаческий образ Феофана. Исторический же романист не
вправе наводить на палачей "хрестоматийный глянец".

<6> После московского пожара 1812 г. около 200 книг из библиотеки Д. М.
Голицына вдруг всплыли в Москве на толкучке; их оптом скупил известный библи-
офил граф Ф. А. Толстой, от него они перешли к историку М. П. Погодину и пе-
реданы были ученым в Публичную библиотеку. За последние годы советскими исто-
риками была проведена большая работа по изучению подбора голипынской библио-
теки.

<7> При следующем губернаторе, И. И. Неплюеве, в 1742 г. город Оренбург
был снова перенесен на другое место, где поныне и находится. На месте же
"офундования" Татищевым нового Оренбурга влачила жалкое существование казачья
станица Красногорская.

Летопись третья

ДЕЛА ЛЮДСКИЕ

И мы ходили-то, солдаты, по колен

в крови.

И мы плавали, солдаты,

на плотах-телах.

Тут одна рука не може - а другая

пали,

Тут одна нога упала - а другая

стой.

А где пулей не ймем - так мы

грудью берем.

А где грудь не бере - душу богу

отдаем.

Из старинной солдатской песни

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Перо в руке Анны Иоанновны вкривь и вкось дергалось по бумаге. Писала на
Москву дяденьке своему, вечно пьяному Салтыкову: "Нетерпеливо ведать желаем,
яко о наиглавнейшем деле, об лежащих в Кремле святых мощах угодников... особ-
ливо большая царская карета цела ль иль сгорела?" Ничего ей не отвечал дя-
денька, Москвы всей губернатор. Притаился там и сидел тихонько. Боялся, ви-
дать, правду сущую доложить племяннице.