отец. Ты все еще хочешь от него избавиться?
щекой углубились, сморщились. Между тем парк почти опустел. Солнце
приближалось к горизонту, и тени полностью накрыли их. Неожиданно
раскрытый нож снова оказался в руке Лемке.
со своим пирогом под мышкой.
слишком белой, словно некая рыба. По контрасту, края раны были почти
черными, цвета печени. Такого же цвета, как то, что внутри пирога, подумал
Билли. Клубника. Или еще что-то. Рана утратила округлость формы, поскольку
края ее опухли и сблизились. Она напоминала теперь...
еще чем-нибудь подобным?" Хотел было спросить и передумал. Причиной тому
была Джинелли. Джинелли и Проклятье Белого Человека из Города.
пирогу... а потом отдай пирог с младенцем-проклятьем внутри - кому-нибудь
другому. Но сделать это надо скоро, иначе вернется к тебе вдвойне. Ты
понял?
раздвинули корку пирога.
перед мысленным взором. Образ был ярким, как на цветном снимке: она с
улыбкой обернулась к нему через плечо, держа жезлы с красно-белыми шарами.
жену и за дочь. Вот он - толчок судьбы".
раскрылась. Кровь потекла в щель пирога. Смутно осознал, что Лемке что-то
торопливо говорит на роме. Его черные глаза неотрывно смотрели на белое
истощенное лицо Билли.
форму. Кровь потекла быстрее. Боли не чувствовал.
полностью покинули его. Обмяк, прислонившись к спинке скамейки, ощущая
одновременно тошноту и опустошенность. Подумал: наверное, так чувствует
себя женщина, разрешившаяся от бремени. Потом посмотрел на руку и
обнаружил, что кровотечение прекратилось.
более невероятное. Только это невероятное произошло на его глазах. Старик
отодвинул пальцы, щель снова закрылась... и вдруг просто исчезла. Корка
была совершенно целой. В центре - две дырочки, какие обычно протыкают в
пирогах хозяйки. На месте щели была зигзагообразная морщинка, и все.
разорванной плоти. Рана полностью исчезла, оставив лишь короткий белый
рубец. Он тоже был зигзагообразным и пересекал линии судьбы и сердца,
подобно молнии.
на колени Билли. Его первым импульсом было желание сбросить прочь подарок
цыгана, избавиться как от подброшенного ему огромного паука. Пирог был
теплым, и казалось, что внутри у него пульсировало что-то живое.
лежавшего у него на коленях, ему и в самом деле стало лучше. Слабость
прошла. Сердце билось в нормальном ритме.
начнешь снова терять вес. Только на этот раз до конца и без задержек. Если
только не найдешь того, кто съест пирог.
Когда-то ты мог быть покол - сильным. Теперь твои плечи сломаны. Не твоя
ошибка... есть другие причины... у тебя есть друзья. - Он холодно
улыбнулся. - Почему бы тебе не съесть твой собственный пирог, белый
человек из города? Ты умрешь, но умрешь сильным.
говоришь. Наши дела завершены - вот и все, что я знаю.
пирог, потом снова на лицо Билли. - Будь осторожен. Смотри, кто съест еду,
предназначенную для тебя, - сказал он и пошел прочь. На аллее обернулся.
То был последний раз, когда Билли увидел невероятно древнее, невероятно
утомленное лицо старика.
Никогда. - Он повернулся и пошел дальше.
Сделав шагов двадцать, вспомнил что забыл кое-что. Вернулся к скамейке и
забрал пирог. Он был еще теплым и словно слабо пульсировал. Только теперь
это не вызывало особого отвращения. Подумал: ко всему можно привыкнуть.
"Нову", припаркованную у тротуара. И тогда он впервые осознал, что
проклятье и в самом деле покинуло его.
("Будто идешь и поскальзываешься на чем-то маслянистом", - подумал он), но
оно исчезло. И теперь он точно понял, что имел в виду Лемке, когда
говорил, что проклятье - живое существо, нечто вроде слепого младенца,
который находился внутри него, питаясь им же. Пурпурфаргаде ансиктет. Оно
ушло.
посмотрел на пирог, то отчетливо увидел, что корка едва заметно ритмично
шевелится, а стандартная тарелочка из толстой фольги продолжала сохранять
тепло. Оно спит, подумал Билли, и его пробрала дрожь. Почувствовал, что
словно бы несет спящего дьявола.
часть к мостовой. Подфарники светились.
водителем. - Все по...
уселся на оторванную кисть руки своего друга. Она была сжата в кулак, из
разорванной плоти сочилась кровь на обивку сиденья. Сжатая в кулак кисть
была наполнена шариками от подшипника.
не особенно удивился тому, что никаких чувств в нем этот голос не вызвал.
Даже любопытства.
аэродром приземлишься? Ла-Гардиа? Кеннеди? Я заеду за тобой.
позвонила Майку Хаустону, Хейди, и сказала ему, что ты передумала насчет
вашего с ним договора.
она точно знала, о чем идет речь, - испуганный тон ребенка, попавшегося на
краже конфеток. И вдруг его терпение иссякло.
говоря. Я уладил свою проблему и счастлив буду отправиться туда, куда вы
решили меня поместить, - в клинику Глассмана, в санаторий для
душевнобольных, в дурдом, на акупунктуру. Но если меня легавые сцапают,
когда я въеду в штат Коннектикут, и упрячут меня в дурдом Норуока, ты,
Хейди, об этом очень сильно пожалеешь.
Когда-нибудь поймешь.
причины... у тебя есть друзья". Отбросил прочь воспоминание, но мурашки
успели поползти по спине, рукам, даже по шее к лицу.
сними его. Сними. Уильям Халлек сказал, чтобы ты снял с него проклятье".