подарите им, жизнь, когда вашими красивыми руками - каким утомленным был его
голос! - вы повернете скорпиона. И для нас зазвонят свадебные колокола! -
Молчание, затем он снова произнес: - Если через две минуты вы не повернете
скорпиона (у меня часы, которые идут прекрасно), я поверну кузнечика. И
помните, что кузнечики прыгают очень высоко.
говорил таким спокойным, мирным, утомленным голосом, это означало, что он на
конце своего каната, способный иди на самое колоссальное преступление или на
самую пылкую преданность, и что в таком состоянии, из-за одного
неосторожного слова, он может вызвать бурю.
на колени. Что касается меня, мое сердце колотилось так бешено, что я
положил руку на грудь, напуганный тем, что оно может взорваться. Мы оба с
ужасом сознавали, что происходит в охваченном паникой разуме Кристины в это
время, мы понимали, почему она не решалась повернуть скорпиона. Что если
скорпион взорвет все, если Эрик решил заставить всех нас умереть вместе с
ним?
- Поклянитесь мне, монстр, поклянитесь своей адской любовью, что скорпион
как раз то, что надо повернуть?
нашей женитьбы. Скорпион открывает бал.. Довольно! Вы не хотите скорпиона?
Тогда я поверну кузнечика.
продолжал молиться.
всех на кусочки в середине грома и руин! Мы чувствовали, как что-то трещит в
бездне под нашими ногами, и это, возможно, является началом высшей точки
ужаса. Через люк, открытый в темноту (черная бездна в черной ночи), мы
слышали беспокойное шипение - первый звук горящего фитиля, вначале слабый,
затем все сильнее, сильнее.
готовым разорваться вместе с сердцами других "представителей рода
человеческого"!
отступило, когда пришел ужас, со звуком струящейся воды вернулось еще более
сильным, чем прежде. Вода! Вода!
(Бочки! Бочки! Есть бочки для продажи?) Вода! Мы спустились вниз встретить
ее нашими пересохшими глотками. Она поднималась к нашим подбородкам, к нашим
ртам. И мы пили в погребе, пили из погреба, как из стакана.
ней.
Недостатка воды в доме у озера не было! Если бы так продолжалось и дальше,
все озеро вылилось бы в погреб.
весь дом у озера может быть затоплен! Пол в камере стал сам небольшим
озером, в котором шлепали наши ноги. Воды уже было более чем достаточно.
Эрику пора закрыть ее.
скорпиона! - кричали мы.
Она уже доходила до середины наших икр.
достигла наших коленей!
Там никого не было! Никого, кто закрыл бы воду! Никого, кто повернул бы
скорпиона!
охлаждающей нас.
к темным зеркалам, но они, казалось, отталкивали нас, и наши глотки вопили
над вспенившейся стихией.
видел, чтобы такое случалось раньше с кем-нибудь из жертв. Эрик никогда не
показывал мне подобную смерть через то маленькое окно во время "розовых
часов" Мазендерана.
умереть! Я открыл для вас ворота жизни! Эрик!
вскоре мы оба уже держались за ветку железного дерева.
дерева и куполообразным потолком камеры пыток? Попытайтесь вспомнить! В
конце концов, может быть, вода остановится. Она должна найти свой
собственный уровень. Да, я думаю, она останавливается... Нет! Нет! Это
ужасно! Мы должны плыть! Плывите!
черным воздухом над черной водой. Воздух уходил из комнаты. Мы слышали, как
он утекает через какую-то вентиляционную систему. Мы продолжали кружиться до
тех пор, пока не нашли воздушную отдушину и не прижались к ней ртами. Но
силы покидали меня. Я хватался за стены, стеклянные стены, и мои отчаявшиеся
пальцы скользили по ним. Мы начинали тонуть. Последнее усилие! Последний
крик:
перед тем как потерять сознание, мне показалось, что я услышал сквозь это
кошмарное "Бочки! Бочки! Есть бочки для продажи?"
Глава 27
Конец любовной истории призрака
его спутник были спасены благодаря великой преданности Кристины Доз.
Оставшуюся часть истории рассказал мне сам перс.
напротив Тюильри. Он был очень болен, и потребовалось все мое рвение
репортера-историка на службе истины, чтобы уговорить его согласиться
разгрузить свою память. Его верный старый слуга Дариус был еще с ним, и он
провел меня к хозяину. Перс принял меня возле окна, выходящего в сад
Тюильри. Он сидел в большом кресле и, когда пытался держаться бодро, было
видно, что когда-то это был красивый, хорошо сложенный мужчина. На меня
смотрели все еще прекрасные глаза, но бледное лицо выглядело очень усталым.
Голова перса, обычно покрытая каракулевой шапкой, была обрита. На нем был
простой свободный пиджак, и он невольно развлекал себя тем, что вертел
большими пальцами рук внутри рукавов. Но ум его оставался вполне ясным.
пришлось выжимать из него конец этой странной истории буквально по кускам.
Иногда я должен был долго умолять его, прежде чем он отвечал на мои вопросы,
а иногда, поощряемый своими воспоминаниями, он с удивительной живостью
рисовал отвратительный образ Эрика и страшные часы, которые он и Рауль де
Шаньи провели в доме у озера. Я все еще вижу, как он дрожит мелкой дрожью,
описывая свое пробуждение в спальне Луи-Филиппа после потери сознания в
воде.
чтобы завершить написанный им отчет.
диване рядом с зеркальным гардеробом. Ангел и демон наблюдали за ними.
комнаты казалась специально изобретенной для того, чтобы сбить с толку
любого человека, отважившегося на вторжение во владения Эрика. Изогнутая
кровать, кресла из красного дерева, туалетный столик с медной фурнитурой,
маленькие вышитые салфетки на спинках кресел, часы, безобидно выглядящие
ящички на каждом конце камина, полки с выставленными на них морскими
раковинами, красные подушечки для булавок, перламутровые лодочки и огромное
страусиное яйцо, затемненная лампа на подставке, мягко освещавшая всю сцену,
- эта меблировка, с ее трогательным уродством, такая обычная и необычная, в
глубине подвалов Оперы приводила в замешательство ум больше, чем все
фантастические события, которые только что имели место.
казалась еще более страшной. Он склонился к уху перса и сказал мягко:
что осталось от моей несчастной матери.
ясно, - и это казалось ему странным, - за все время, что он провел в
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Мичурин Артем
Ковальчук Вера
Белов Вольф
Чернецов Андрей