По лесу опять: "Нет его! Нет его!"
Катя снова:
- Данило, отзовись!
Тут Хозяйка горы перед Катей и показалась.
- Ты зачем, - спрашивает, - в мой лес забралась? Чего тебе? Камень, что ли,
хороший ищешь? Любой бери да уходи поскорее!
Катя тут и говорит:
- Не надо мне твоего мертвого камня! Подавай мне живого Данилушку. Где он у
тебя запрятан? Какое твое право чужих женихов сманивать?
Ну, смелая девка. Прямо на горло наступать стала. Это Хозяйке-то! А та
ничего, стоит спокойненько:
- Еще что скажешь?
- А то и скажу - подавай Данилу! У тебя он... Хозяйка расхохоталась да и
говорит:
- Ты, дура-девка, знаешь ли, с кем говоришь?
- Не слепая, - кричит, - вижу. Только не боюсь тебя, разлучница! Нисколечко
не боюсь! Сколь ни хитро у тебя, а ко мне Данило тянется. Сама видала. Что,
взяла?
Хозяйка тогда и говорит:
- А вот послушаем, что он сам скажет. До того в лесу темненько было, а тут
сразу ровно он ожил. Светло стало. Трава снизу разными огнями загорелась,
деревья одно другого краше. В прогалы полянку видно, а на ней цветы
каменные, и пчелки золотые, как искорки, над теми цветами. Ну, такая,
слышь-ко, красота, что век бы не нагляделся. И видит Катя - бежит по этому
лесу Данило. Прямо к ней. Катя навстречу кинулась: "Данилушко!"
- Подожди, - говорит Хозяйка и спрашивает: - Ну, Данило-мастер, выбирай -
как быть? С ней пойдешь - все мое забудешь, здесь останешься - ее и людей
забыть надо.
- Не могу, - отвечает, - людей забыть, а ее каждую минуту помню.
Тут Хозяйка улыбнулась светленько и говорит:
- Твоя взяла, Катерина! Бери своего мастера. За удалость да твердость твою
вот тебе подарок. Пусть у Данилы все мое в памяти останется. Только вот это
пусть накрепко забудет! - И полянка с диковинными цветами сразу потухла. -
Теперь ступайте в ту сторону, - указала Хозяйка да еще упредила: - Ты,
Данило, про гору людям не сказывай. Говори, что на выучку к дальнему
мастеру ходил. А ты, Катерина, и думать забудь, что я у тебя жениха
сманивала. Сам он пришел за тем, что теперь забыл. Поклонилась тут Катя:
- Прости на худом слове!
- Ладно, - отвечает, - что каменной сделается! Для тебя говорю, чтоб остуды
у вас не было.
Пошли Катя с Данилой по лесу, а он все темней да темней, а под ногами
неровно - бугры да ямки. Огляделись, а они на руднике - на Гумешках. Время
еще раннее, и людей на руднике нет. Они потихоньку и пробрались домой. А
те, что за Катей побежали, все еще по лесу бродят да перекликаются: "Там не
видно?"
Искали-искали, не нашли. Прибежали домой, а Данило у окошка сидит.
Испугались, конечно. Чураются, заклятья разные говорят. Потом видят -
трубку Данило набивать стал. Ну и отошли.
"Не станет же, - думают, - мертвяк трубку курить". Подходить стали один по
одному. Глядят - и Катя в избе. У печки толкошится, а сама веселехонька.
Давно ее такой не видали. Тут и вовсе осмелели, в избу вошли, спрашивать
стали:
- Где это тебя, Данило, давно не видно?
- В Колывань, - отвечает, - ходил. Прослышал про тамошнего мастера по
каменному делу, будто лучше его нет по работе. Вот и заохотило поучиться
маленько. Тятенька покойный отговаривал. Ну, а я посамовольничал - тайком
ушел, Кате вон только сказался.
- Пошто, - спрашивают, - чашу свою разбил?
- Ну, мало ли... С вечерки пришел... Может, выпил лишка... Не по мыслям
пришлась, вот и ахнул. У всякого мастера такое, поди, случалось. О чем
говорить.
Тут братья-сестры к Кате приступать стали, почему не сказала про
Колывань-то. Только от Кати тоже немного добились. Сразу отрезала:
- Чья бы корова мычала, моя бы молчала. Мало я вам сказывала, что Данило
живой. А вы что? Женихов мне подсовывали да с пути сбивали! Садитесь-ко
лучше за стол. Испеклась у меня чирла-то.
На том дело и кончилось. Посидела родня, поговорила о том, другом,
разошлась. Вечером пошел Данило к приказчику объявиться. Тот пошумел,
конечно. Ну, все-таки уладили дело.
Вот и стали Данило с Катей в своей избушке жить.
Хорошо, сказывают, жили, согласно. По работе-то Данилу все горным мастером
звали. Против него никто не мог сделать. И достаток у них появился. Только
нет-нет - и задумается Данило. Катя понимала, конечно, - о чем, да
помалкивала.
Был в Полевой приказчик Северьян Кондратьич. Ох и лютой, ох и лютой!
Такого, как заводы стоят, не бывало. Из собак собака. Зверь.
В заводском деле он, слышь-ко, вовсе не мараковал, а только мог человека
бить. Из бар был, свои деревни имел, да всего решился. А все из-за лютости
своей. Сколько-то человек до смерти забил, да еще которых из чужого
владенья. Ну, огласка и вышла, прикрыть никак не возможно. Суд да дело -
Северьяна и присудили в Сибирь либо на здешние заводы. А Турчаниновым -
владельцам - такого убойцу подавай. Сразу назначили Северьяна в Полевую.
- Сократи, сделай милость, тамошний народ. Ежели и убьешь кого, на суд тебя
тут никто не потянет. Лишь бы народ потише стал, а то он вон что вытворять
придумал. А в Полевой перед этим старого-то приказчика на калену болванку
посадили, да так, что он в одночасье помер. Драли, конечно, за
приказчика-то. Только виноватого не нашли.
Никто его не садил. Сам сел. Угорел, может, либо затме-нье на него нашло.
Хватились поднять его с болванки, а уж весь зад до нутра испортило. Такая,
видно, воля божья, чтоб ему с заду смерть принять.
По этому случаю владельцам заводским и понадобилось рыкало-зыкало, чтобы
народ испужать.
Вот и стал убойца Северьян нашим заводским приказчиком. Он, слышь-ко,
смелый был, а все ж таки понимал - завод не деревня, больше опаски требует.
Народ, вишь, завсегда кучкой, место тесное, да еще у огня. Всякий с орудией
какой-нибудь... Клещами двинуть может, молотком садануть, сгибнем либо
полосой брякнуть, а то и плахой ахнуть. Очень даже просто. Могут и в валок
либо в печь головой сунуть. Угорел-де, подошел близко, его и затянуло.
Поджарили же того приказчика.
Северьян и набрал себе обережных. Откуда только выкопал! Один другого
могутнее да отчаяннее. И вс¬ народишко - откать последняя. Братцы хватцы из
шатальной волости. С этой оравой и ходил по заводу. Впереди сам идет. В
руке плетка в два перста толщиной, с подвитым кончиком. В кармане пистолет,
на четыре ствола заряженный. Пистон-чики надеты, только из кармана
Громыко Ольга
Березин Федор
Бажанов Олег
Лукин Евгений
Бажанов Олег
Херберт Фрэнк