раздражением, вот это именно и есть настоящие вшивые супермены: презрение к
немолодым, если ты еще молод, презрение к молодым, если ты уже немолод.
ярких "Яки-Туган-Фьюча". Ближайший друг Андрея Володечка, граф Новосильцев,
вдруг заявил, что намерен в этом году снова выйти на Старую римскую дорогу.
Заявление было столь неожиданным, что все замолчали и уставились на графа, а
тот только попивал свое шампанское да поглядывал на друзей поверх бокала
волчьим глазом.
гонщиком, кроме всех прочих своих гонок, он не менее семи раз участвовал в
"Антика-ралли" и три раза выходил победителем.
усмехнулась. "Лучший друг" смотрел на нее откровенно и уверенно, как будто
не сомневался, что в конце концов они встретятся в постели. Волчишка этот
твой друг, сказала она потом Андрею. Волк, поправил он ее с уважением. Ты бы
последил за ним, сказала она. Я и слежу, усмехнулся он.
Чернок. -- В сорок шесть, хочешь не хочешь, рефлексы уже не те.
я сделаю всю эту мелюзгу на обычных "Жигулях".
не забыв метнуть случайный взгляд и к Таниной верхотуре. Да-да, он сделает
их всех, и своих, и иностранных "пупсиков", на наших (он подчеркнул)
обыкновенных советских "Жигулях" модели "06". Конечно, он специально
подготовил машину, в этом можете не сомневаться. Он поставил на нее мотор
самого последнего "питера" и добавил к нему еще кое-что из секретной
авиаэлектроники (Саша, спасибо), он переделал также шасси и приспособил
жалкого итало-советского "бастарда" к шинам гоночного "хантера". Шины
шириной в фут, милостивые государи, и с особой шиповкой собственного
изобретения.
богатый из всех присутствующих, нынешний совладелец нефтяного спрута
"Арабат-ойл-Компани". -- Восхищаюсь тобой, Володечка! -- Все тут вспомнили,
что маленький Тимоша, начиная еще с подготовительного класса, восхищался
могучим Володечкой. -- А говорят, что аристократия вырождается!
Новосильцев. -- Аристократия возникла в древности из самых сильных, самых
храбрых и самых хитрых воинов, а древность, господа, это времена совсем
недавние.
толстяк-профессор Фофанов, ответственный сотрудник Временного Института
Иностранных Связей, то сеть министерства иностранных дел Острова Крым.
меня-то лично это чисто спортивный шаг, последняя, конечно, эскапада, -- он
снова как бы невзначай бросил взгляд на Танины полати, -- но лидер-то,
Андрюшка-то), знает, где зарыта политическая дохлятина. Неужели вы не
понимаете, что нам необходимо победить на Старой римской дороге, срезать
нашу юную островную нацию, наших красавчиков яки и сделать это надо именно
сейчас, в момент объявления СОСа, за три месяца до выборов в Думу? Вы что,
забыли, братцы, кто становится главным героем Острова после гонки и как наше
уникальное население прислушивается к словам чемпиона? Чемпион может стать
президентом, консулом, королем, во всяком случае, до будущего сезона. Кроме
того -- "Жигули"! Учтите, победит советская машина!
громкости в телевизоре. Показывали скучнейший футбольный матч на Кубок УЕФА,
какая-то московская команда вяло отбивалась от настырных, налитых пивом
голландцев.
Но если ты полагаешь...
телевизор. Тогда все посмотрели на Лучникова.
на своем "питере". Тряхну стариной.
если... если ты гробанешься...
-- и начался хохот и бесконечные шутки на тему о том, кого куда упекут
большевики, когда идея их жизни осуществится и жалкий тритон, их никчемная
прекрасная родина, сольется с великим уродливым левиафаном, их прародиной.
выставить на гонку машины с лозунгами СОС на бортах? Вот и будет формальная
заявка нового Союза. Конечно, весь Остров уже знает о СОСе, газеты пишут, на
"разговорных шоу" по телевидению фигурирует тема СОСа: считать ли его новой
партией или дискуссионным клубом? -- однако формально он не заявлен.
гениальная заявка. Володечка оказался не только мучеником, но и провидцем.
Браво, граф!
компании дальнейшие планы? " Она задала себе этот вопрос и тут же поймала
себя на том, что это вопрос -- шпионский.
Новосильцев поднял вверх свои желтые волчьи глаза.
странного характера, что она не выдержала, подкатилась к краю своих полатей
и глянула вниз. Они все, семь или восемь мужчин, стояли и молча смотрели
вверх на нее, и она впервые подумала, что они удивительно красивы со
всеми их плешками и сединами, молоды, как декабристы.
прервал молчание граф. Андрей натянуто рассмеялся:
жиру вы точно беситесь.
"пещеры", взяла кипу французских журналов с модами, не первый уже раз она
гасила в себе вспыхивающее вдруг раздражение против Лучникова, но вот сейчас
впервые осознала четко -- он ее раздражает. Проходит любовь. Неужели
проходит любовь? Уныние стало овладевать ею, заливать серятиной глянцевые
страницы журналов и экран телевизора, где наши как раз получили дурацкий гол
и сейчас брели к центру, чтобы начать снова всю эту волынку-игру против
заведомо более сильного противника.
синхронно достигали оргазма, как и прежде, и после этого наступало несколько
минут нежности, а потом он уходил куда-то в глубины своего огромного
вигвама, где-то там бродил, говорил по видеотелефону с сотрудниками, звонил
в разные страны, что-то писал, пил скоч, плескался в ванной, и ей начинало
казаться, что это не любимый ее только что побывал у нее, а просто какой-то
мужичок с ней поработал, славно так побарахтался, на вполне приличном
уровне, ублаготворил и себя и ее, а сейчас ей до него, да и ему до нес,
никакого нет дела. Она понимала, что нужно все рассказать Андрею: и о
Сергееве, почему она приняла предложение, и о своей злости, о Бакстере, о
Востокове, -- только эта искренность поможет против отчуждения, но не могла
она говорить о своих муках с этим "чужим мужичком", и возникал порочный
круг: отчуждение увеличивалось.
Союза он нашел газету свою не вполне благополучной. По-прежнему она
процветала и по-прежнему тираж раскупался, но, увы, она потеряла тот нерв,
который только он один и мог ей дать. Идея Общей Судьбы и без Лучникова
волоклась со страницы на страницу, но именно волоклась, тянулась, а не
пульсировала живой артериальной кровью. Советские сообщения и советские темы
становились скучными и формальными, как бы отписочными, и для того, чтобы
взглянуть на Советский Союз взглядом свободного крымчанина, лучше было бы
взять в руки "Солнце России" или даже реакционного "Русского Артиллериста".
На страницах "Курьера" стали появляться его очерки о путешествии в "страну
чудес", об убожестве современной советской жизни, о бегстве интеллигенции, о
задавленности оставшихся и о рождении новой "незадавленности", о массовой
лжи средств массовой информации, о косности руководства. Он ежедневно звонил
в Москву Беклемишеву и требовал все больше и больше критических материалов.
Негласный пока центр еще не объявленного, но уже существующего СОСа считал,
что накануне исторического выбора они не имеют права скрывать ни грана
правды об этой стране, об их стране, о той великой державе, в которую они
зовут влиться островной народ, тот народ, который они до сих пор полагают
русским народом, тот народ. который должен был отдать себе полностью
отчет в том, чью судьбу он собирается разделить.
ты спишь? Здесь, на крыше гигантского алюминиево-стеклянного карандаша, он
был полным хозяином, она впервые видела его в этом качестве, ей казалось,
что он и ее хозяин тоже, вроде бы она ему не друг, не возлюбленная, а просто
такое домашнее удобное приспособление для сексуальной гимнастики.
своей "пещеры". Она не сразу нашла Андрея. Вигвам вроде бы был пуст, но вот
она увидела его высоко над собой, на северном склоне башни, в одной из его
деловых "пещер". Он сидел там за пишущей машинкой, уютно освещенный
маленькой лампой, и писал очередной "хит" для "Курьера".