чтобы пил побольше и отдыхал".
показать мне музыку!"
бритоголовый художник Левескье отмачивает этот свой безумный танец который
пугает меня, он похож на пляшущего черта -- Как только эти художники
способны такое выносить? Кажется, он кричит что-то насмешливое -- И мы
втроем, Ирвин, Раф и я, идем вниз по сиротливой дорожке -- "Пахнет дохлой
кошкой", говорит Ирвин. "Пахнет прекрасным дохлым япошкой", говорит Рафаэль,
опять натянув рукава на руки и вышагивая вниз по крутой дорожке -- "Пахнет
дохлой розой", говорю я -- "Пахнет прекрасной сытной кормежкой", говорит
Ирвин -- "Пахнет Силой", говорит Рафаэль -- "Пахнет грустью", говорю я и
добавляю -- "Пахнет безразличными розовыми лососями" - "Пахнет сиротливой
сладогоречью", говорит Ирвин --
смотрели встревоженно в глаза друг другу среди пустоты, теперь все подходит
к концу -- наступает тьма -- и нам понадобится все наше мужество -- мы
повернем все то так то эдак в радостной солнечности наших мыслей. Через
неделю все позабудется. Зачем умирать?
не может пойти, и говорим Лазарусу чтобы он приоделся к своему первому в
жизни вечеру в опере -- Мы завязываем ему галстук, выбираем рубашку --
Причесываем волосы -- "А чего делать надо?" спрашивает он --
расскажу тебе все о Верди!" кричит Рафаэль, и объясняет заканчивая долгими
рассказами из истории Римской Империи -- "Ты должен знать историю! Ты должен
читать книги! Я скажу какие книги тебе надо прочесть!"
и идем повидаться с МакЛиром в баре -- поэт Патрик МакЛир, наш "враг",
согласился встретиться с нами в баре - Мы оставляем Лазаруса среди голубей и
людей, внутри сверкают огни, оперная публика, именные шкафчики раздевалок,
коробки, занавеси, маски, будет опера Верди -- Лазарус увидит все это сквозь
громыхание грома -- Бедный парень боится идти в одиночку -- Он беспокоится о
том что люди скажут про него -- "Может ты встретишь там каких-нибудь
девушек!", уговаривает его Саймон и подталкивает ко входу. "Давай же, сейчас
твой шанс порадоваться жизни. Целуй их, щипай и мечтай об их любви"
собранном с-миру-по-нитке костюме, галстук развевается на ветру -- целая
новая жизнь для "симпатичного юноши" (так назвал его школьный учитель), вот
так вот вприпрыжку в эти оперы смерти -- оперы надежды -- ждать -- наблюдать
-- Целые жизни проведенные в мечтах об ушедшей луне.
интересом как Рафаэль объясняет ему все о поэзии -- "Ты должен читать
поэзию! Ты должен врубаться в красоту и истину! Что ты знаешь о красоте и
истине? Китс это сказал, что красота есть истина и истина есть красота, ты
красивый парень и должен знать такие вещи"
стихов и почитай что измученные и голодные говорят про измученных и
голодных".
очках, мой рюкзак уже собран потому что в понедельник я залезу на товарняк и
поеду, и я слушаю внимательно. Как хорошо. Мы пролетаем сквозь печальные
улицы, разговаривая откровенно как граждане Афин, Сократ Рафаэль предлагает,
Альцибиад таксист покупает. Ирвин наблюдающий Зевс. Саймон Ахиллес
набивающий цену. Я Приам оплакивающий свой сожженный город и растерзанного
сына и выброшенный на обочину истории. И я никакой не Тимон Афинский, а Крез
рыдающий над истиной горящего катафалка.
приятным голосом доброй ночи, отсчитывает сдачу и мы бежим в бар, к темным
столикам в глубине похожим на задние комнатки в кабачках Дублина, и тут
Рафаэль удивляет меня тем что нападает на МакЛира:
не настоящий! Ты живешь жестокой бессердечной жизнью буржуазного
предпринимателя!"
Ты подлый сенатор!"
дать понять всем "Ну теперь-то мы знаем что Рафаэль просто дурит, так
давайте не будем спорить".
отвечает нападением, "Потому что никто из вас ничего не знает о языке --
кроме Джека"
для руготни.
воздухе кончиками пальцев, но улыбка все чаще и чаще появляется у него на
лице -- и МакЛир тоже улыбается -- они оба понимают что все это просто
недоразумение возникшее из-за тайных тревог поэтов в штанах, этим-то они и
отличаются от поэтов в тогах, вроде Гомера который мог декламировать глядя
незрячими глазами и никто из слушателей не пытался его перебивать,
редактировать или записывать. Гопники стоящие у входа в бар заинтересовались
нашим гвалтом и чудным разговором про какую-то "поезию", и мы чуть было не
ввязываемся в драку на выходе, но я говорю себе "Если мне придется ударить
кого-то крестом защищая этот крест, да я это сделаю, но О лучше бы мне уйти
отсюда и гори оно все огнем", так оно и произошло, слава Богу нам удалось
спокойно выйти на улицу --
целой толпы народу, до тех пор пока какой-то человек не подходит и не
спрашивает "Зачем ты это делаешь?"
шагом со своим рюкзаком за плечами, они идут вслед смеясь -- Заходим в
кафетерий чтобы выпить кофе, но Рафаэль зачем-то разражается длинной громкой
речью обращенной ко всем присутствующим, и естественно они не хотят нас
обслуживать -- Он говорит опять о поэзии и истине но они-то думают что все
это безумная анархия (судя по нашему виду) -- Я с крестом, и мой рюкзак --
Ирвин с бородой -- Саймон со своим шизовым прикидом -- Что бы ни делал
Рафаэль, Саймон смотрит на него с восторгом -- Он ничего больше не замечает,
не видя испуганных людей, "Они должны научиться красоте", говорит Саймон сам
себе решительно.
теперь это большая речь о политике "Голосуйте за Стивенсона!" кричит он
(непонятно почему), "голосуйте за красоту! Голосуйте за истину! Поднимайтесь
на защиту своих прав!"
которые мы опустошили в нем начинают громко перекатываться по полу,
водитель-негр читает нам нотацию перед тем как открыть дверь: - "И никогда
больше не пейте пиво в моем автобусе... У нас обычных людей есть свои
проблемы в этом мире, и такие как вы их умножают", говорит он Рафаэлю, и это
не совсем так разве что именно сейчас да, но ведь никто же из пассажиров не
жалуется, это просто такое представление в автобусе --
улице. "И шофер этот знает об этом и ничего не хочет менять!"
случайно зашел в пристанционный буфет позвонить, с головы до ног одетый в
железнодорожную форму, и тут его обступила со всех сторон и начала тормошить
и гигикать толпа безумных поэтов -- Коди смотрит на меня будто пытаясь
сказать: "А ты не можешь их успокоить?"
порядок, придут и приказы устанавливающие этот порядок -- И я говорю, "Пусть
в мире царит всепрощение -- попытайтесь -- простить -- забыть -- Да,
молитесь на коленях о силе прощать и забывать -- тогда все станет Небесами
белоснежными".
говорит мне "Ты хоть причешись, тогда я скажу проводнику кто ты такой" (что
я работал на железной дороге) -- Так что я причесываюсь для Коди. И чтобы
был порядок. Тоже. Я просто хочу протечь сквозь Господи к тебе -- И лучше
мне быть в руках твоих чем в руках Клеопатры... до той ночи когда это будут
одни и те же руки.
темноту -- Это первый шаг моего трехтысячемильного пути в Мексику, и я
покидаю Сан-Франциско.
100
блондинкой, которая выходит в Мильбре и не оставляет адреса, потом он спит
на своем сиденье а мы чухаем по рельсам дальше в темную ночь.
лампой -- У него такой особый маленький фонарик, у нас тут у каждого
проводехи, стрелочника, ремонтника, у всех по такой штуковине есть (такой
вот базар, чувак) -- вместо полагающегося здоровенного фонаря -- Он влезает
в кармашек синей формы но сейчас света маловато, и я спрыгиваю на землю
посмотреть что к чему пока Рафаэль спит сном младенца на пассажирском
сиденье (дым, депо, все как в старых снах когда ты с папой въезжаешь на
Лукьяненко Сергей
Круз Андрей
Ильин Андрей
Свержин Владимир
Бажанов Олег
Шилова Юлия