подходила сзади, склонялась к нему, прижималась щекой к его лицу. Проделав
сегодня то же самое, она увидела, что Томаш смотрит вовсе не в книгу. Перед
ним лежало письмо, и, хоть оно состояло из пяти напечатанных на машинке
строк, он не сводил с него неподвижного взгляда.
говорилось, что еще тем же днем он обязан прибыть в соседний город на
аэродром.
что испытывала и она.
Стоял туман. Сквозь него едва вырисовывались несколько самолетов. Они ходили
от одного к другому, но все были с запертыми дверями и недоступны. Наконец у
одного из них вход наверху оказался открытым, к нему вела приставная
лестница. Они взошли по пей, в двери появился стюард и пригласил их пройти
внутрь. Самолет был маленький, от силы - пассажиров на тридцать, и
совершенно пустой. Они вошли в проход между креслами, все время держась друг
за друга и не проявляя особого интереса к окружающему. Сели на два кресла
рядом, и Тереза положила голову на плечо Томаша. Первоначальный ужас
рассеивался, вытесняясь грустью.
следа красоты. Мы не видим ничего, кроме резкого света неведомого события,
какое ждет нас впереди. Грусть, напротив, предполагает то, что мы знаем.
Томаш и Тереза знали, что их ожидает. Свет ужаса утратил свою резкость, и
мир купался в голубом нежном сиянии, в котором все вокруг становилось
красивее, чем было раньше.
знала, что ни на минуту не смеет покинуть его: ужас подавил все остальные
чувства и ощущения. Теперь, когда она прижималась к нему (самолет плыл в
тучах), испуг прошел, и она внимала своей любви, осознавая, что эта любовь
без границ и без меры.
открыл стюард. По-прежнему обнимая друг друга за талию, они остановились
наверху перед трапом. Внизу увидели трех мужчин в масках на лицах и с
ружьями в руках. Колебания были напрасны, выхода не было. Они стали медленно
спускаться и как только ступили на площадку аэродрома, один из мужчин поднял
ружье и прицелился. Никакого выстрела не последовало, но Тереза
почувствовала, как Томаш, только что прижимавшийся к ней и обнимавший ее за
талию, падает наземь.
посадочной площадки. Она склонилась над ним. Ей хотелось кинуться на него и
прикрыть его своим телом, но тут произошло нечто поразительное: у нее на
глазах его тело стало быстро уменьшаться. Это было так невообразимо, что она
оторопела и застыла как вкопанная. Томашево тело становилось все меньше и
меньше, вот оно уже совсем не походило на Томаша, от него осталось что-то
ужасно маленькое, и это маленькое начало двигаться и, ударившись в бегство,
помчалось по летному полю.
повернулся и побежал за этой маленькой вещицей, которая сновала туда- сюда,
словно увертывалась от кого-то и отчаянно искала укрытия. Мужчина гонялся за
ней, пока не бросился вдруг на землю: погоня на этом прекратилась.
маленькое существо, дрожавшее от страха. Им оказался заяц. Мужчина протянул
его Терезе. В эту минуту испуг и грусть отпустили ее, и она почувствовала
себя счастливой, что держит зверушку в объятиях, что эта зверушка ее и она
может прижимать ее к телу. От счастья она расплакалась. Она плакала и
плакала, не видя ничего сквозь слезы, и уносила зайчика домой с ощущением,
что теперь она у самой цели, что она там, где хотела быть, там, откуда уже
не убегают.
с мамой и папой, когда была маленькой. Но ни мамы, ни папы там не было.
Встретили ее там лишь два старых человека, которых она никогда не видела, но
знала, что это прадедушка и прабабушка. У обоих лица были морщинистые, как
кора деревьев, и Тереза обрадовалась, что будет жить с ними. Но теперь ей
хотелось побыть совсем одной со своей зверушкой. Она безошибочно нашла
комнату, в которой жила с пяти лет, когда родители решили, что она уже
достойна иметь свою детскую.
ждала ее все это время. На лампе сидела бабочка с раскрытыми крыльями, на
которых были нарисованы два больших глаза. Тереза знала, что она у цели. Она
легла на тахту и прижала зайчика к лицу.
конверт с письмом. Он говорил Терезе: - Я время от времени получаю письма, о
которых не хотел тебе говорить. Пишет мне сын. Я всегда стремился, чтобы моя
и его жизнь никогда не пересекались. А посмотри, как судьба отомстила мне.
Уже несколько лет, как его выгнали из университета. Он тракторист в какой-то
деревне. Хоть наши жизни и не соприкоснулись, но шли в одном направлении,
как две параллельные прямые.
почувствовав в себе великое облегчение. Не знаю. Было как-то неприятно.
разошелся с ней. Подружился с людьми, которые оказались в том же положении,
что и мы. Все они тянулись к политической деятельности. Некоторые из них
сейчас арестованы. Но он и с ними порвал. Смотрит теперь на них со стороны,
как на "вечных революционеров".
Мы все, дескать, должны в своей каждодневной жизни держаться норм, данных
религией, и режим вообще не принимать во внимание. Полностью игнорировать.
Веруя в Бога, мы способны, на его взгляд, в любых обстоятельствах личным
поведением сотворить то, что он называет "царствием Божиим на земле". Он
объясняет мне, что церковь в нашей стране - единственное добровольное
сообщество людей, которое ускользает от контроля государства. Любопытно, то
ли он примкнул к церкви, чтобы легче было сопротивляться режиму, то ли
действительно верует в Бога.
какой-то особый дар сверхчувственного восприятия, в котором мне отказано.
Что-то вроде ясновидцев. Но теперь вижу по своему сыну, что верить довольно
просто. Когда ему было плохо, за него вступились католики, и этого ему
оказалось достаточно, чтобы обратиться к вере. Может, он решил верить из
благодарности. Человек принимает решения на удивление просто.
деревни. Можно было бы послать письмо на адрес тамошнего кооператива.
искупить вину торопливой мягкостью к его сыну:
губу точно так же, как я. Видеть, как мой рот говорит о Господе Боге, для
меня было бы крайне странно.
Ты и твоя первая жена. Что мне до этого? Что у меня с этим общего? Почему
тебе надо обижать кого-то только потому, что в молодости у тебя был дурной
вкус?
почему я не стремлюсь к ней. Не знаю, чем вызвано было такое упрямое
нежелание видеться с ним. Подчас придешь к какому-то решению, даже сам не
понимая как, а потом это решение существует уже в силу собственной инерции.
И год от года его труднее изменить.
дороги голоса. Подойдя ближе, увидела пикап Томаша. Согнувшись, он
отвинчивал колесо. Несколько мужчин толпились вокруг, глазели и ждали,
покуда Томаш управится с починкой.
поседели волосы, и неловкость, с какой он работал, была не неловкостью
врача, ставшего шофером, а неловкостью человека уже немолодого.
что машина Томаша в чудовищном состоянии. Говорил это в шутку, вовсе не
жаловался, скорее выглядел озабоченным. "Томаш лучше разбирается в том, что
внутри тела, чем в том, что внутри мотора", - смеясь сказал он. Потом
Шломо Вульф
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Березин Федор
Майер Стефани
Афанасьев Роман