Поверь, от этого занятия меня тошнит. Грех этим заниматься. И втайне я
был доволен, когда их не покупали, хоть и приходилось отдавать в заклад
костюм. Но какая была радость писать "Стихи о любви"! Высочайшая твор-
ческая радость! Она - награда за все.
она употребляла, от нее-то он и услышал их впервые. Она читала об этом,
изучала это в университете, когда готовилась стать бакалавром изящных
искусств, но сама неспособна была ни на самостоятельную мысль, ни на
творческое усилие, и все, что будто бы говорило о ее высокой культуре,
она повторяла с чужих слов, все было получено из третьих рук.
спросила Руфь. - Не забудь, редактор должен был доказать, что разбирает-
ся в литературе, иначе он бы не стал редактором.
тин, не сдержав давнего ожесточения против редакторской братии. - То,
что существует, не только правильно, но и лучшее из всего возможного.
Раз оно существует, значит, хорошо, полезно, имеет право существовать, -
и, заметь, как верит рядовой человек, существовать не только в нынешних
условиях, но и в любых условиях. Верит он в такую чепуху, разумеется,
из-за своего невежества, а невежество его рождено всего-навсего
убийственной формой мышления, описанной Вейнингером. Эти приверженцы об-
щепринятого воображают, будто мыслят, и сами лишенные способности мыс-
лить, распоряжаются жизнью тех немногих, кто и вправду мыслит.
эти рассуждения носят слишком общий характер, я просто не улавливаю тво-
ей логики. Я говорила о способности редактора разобраться...
вять процентов редакторов обыкновенные неудачники. Несостоявшиеся писа-
тели. Не думай, будто они предпочли нудную необходимость торчать за ре-
дакторским столом, зависеть от тиража и коммерческого директора радости
творить. Они пробовали писать - и не сумели. И получается дьявольская
нелепость. Каждую дверь в литературу охраняют сторожевые псы - несосто-
явшиеся писатели. Редакторы, помощники редакторов, младшие редакторы, -
в большинстве, и те, кому журналы и издатели поручают читать рукописи,
тоже, почти все - люди, которые хотели писать и не сумели. И однако они,
меньше всех пригодные для этой роли, именно они решают, что следует и
что не следует печатать, - именно они, доказавшие, насколько они зауряд-
ны и бездарны, судят незаурядность и талант. А вслед за ними идут газет-
ные и журнальные критики, опять же почти сплошь несостоявшиеся писатели.
Не уверяй меня, будто они не мечтали творить, не пытались писать стихи
или прозу, пытались, да не вышло. Недаром рядовая рецензия тошнотворна,
как рыбий жир. Ты же знаешь мое мнение о рецензентах и так называемых
критиках. Правда, есть и замечательные критики, но они редки, словно ко-
меты в небе. Если я провалюсь как писатель, в самый раз заделаться ре-
дактором. Что-что, а на хлеб с маслом да еще и джемом заработаю.
это против него.
дительно доказал, откуда же взялись знаменитые писатели?
тельно, с таким огнем, что испепелили всех, кто стоял на их пути. Успех
каждого из них - чудо, выигрыш там, где ставка тысяча против одного. Они
добились успеха потому, что они закаленные в битвах гиганты Карлейля,
против которых никому не устоять. Вот и я, я должен достичь невозможно-
го.
и помыслить невозможно. Потом в глазах блеснуло понимание. - Если не
удастся, я стану редактором, а ты женой редактора.
но, так мило, что Мартин обнял ее и поцелуями согнал тень с ее лица.
ее силе. - Я говорила с папой и с мамой. В первый раз в жизни я так
взбунтовалась. Потребовала, чтобы меня выслушали. Я оказалась очень не-
послушной дочерью. Ты ведь знаешь, они предубеждены против тебя, но я
снова и снова твердила, что люблю тебя и никогда не разлюблю, и наконец
папа сдался и сказал, если ты хочешь, прямо сейчас поступай к нему в
контору. И сам предложил с первого же дня платить тебе прилично, чтобы
мы могли пожениться и купить где-нибудь домик. По-моему, это очень бла-
городно с его стороны... ведь правда?
ком и бумагой (забыл, что больше не носит их с собой), хотел свернуть
цигарку, пробормотал что-то невнятное, а Руфь продолжала:
понял, как он к тебе относится, - ему не нравятся твои радикальные
взгляды, и он считает, что ты ленив. Я-то знаю, ты совсем не ленивый. Я
знаю, ты очень усердно работаешь.
кие уж радикальные?
ной, он даже забыл о предложении Руфи, об этой ее попытке уговорить его
пойти служить. А она, не решаясь больше настаивать, готова была ждать
ответа, пока не понадобится снова спросить о том же.
тел понять, верит ли она в него по-настоящему, и не прошло и недели, как
оба получили ответ. Мартин ускорил события - прочел Руфи свой "Позор
солнца".
тал до конца. - Ты так любишь писать, и я уверена, ты бы добился успеха.
Был бы видным журналистом, человеком с именем. Есть же замечательные
специальные корреспонденты. Они прекрасно зарабатывают и разъезжают по
всему свету. Куда их только не посылают - и в сердце Африки, как Стенли,
и брать интервью у папы римского, и в Тибет, в места, где не бывал ни
один исследователь.
тин. - По-твоему, я могу показать себя в журналистике, но не в литерату-
ре?
читателя это слишком сложно. Для меня, во всяком случае, сложно. Звучит
прекрасно, но непонятно. Твой научный жаргон до меня не доходит. Ты
всегда слишком увлекаешься, милый, и, наверно, разобрался в таких вещах,
в которых и я и другие разобраться неспособны.
зать Мартин.
и высказал на бумаге, он еще не остыл от волнения, и приговор Руфи оше-
ломил его.
но? - допытывался он. - Неужели не интересна сама мысль?
линка и понимаю его...
не понимаю. Конечно, что касается оригинальности...
ся, что Руфь все говорит, говорит уже давно.
Право же, ты забавлялся достаточно долго. Пора принять жизнь всерьез -
нашу с тобой жизнь, Мартин. До сих пор ты жил только для себя.
меня не веришь?
них думаешь? Они безнадежно плохи? А если сравнить с тем, что пишут дру-
гие?
дан писателем. Прости меня, милый. Ты заставил меня сказать это прямо. И
ты ведь знаешь, в литературе я разбираюсь лучше тебя.
должна бы разбираться... Но я еще не все сказал, - продолжал он после
тягостного для обоих молчания. - Я знаю, на что способен. Никто не знает
этого лучше меня. Я добьюсь успеха. Меня не остановишь. Мысли так и ки-
пят во мне, ждут воплощения в стихах, в прозе, в статьях. Нет, я не про-
шу, чтобы ты поверила в это. Не прошу верить ни в меня, ни во все то,
что я пишу. Об одном прошу: люби меня и верь в любовь.
верю, клянусь тебе, еще до того, как он кончится, я добьюсь успеха. Пом-
нишь, ты когда-то сказала: чтобы стать писателем, мне надо пройти через
ученичество. Что ж, я и прошел. Я гнал вовсю, я уложился в недолгий
срок. В конце пути ждала меня ты, и я не давал себе поблажки. Я забыл,