заменить. Сережа, Вадим - они не стали бы терпеть унижений от на-
чальства, а Вадим - еще и глупости подчиненных. Илюша вытерпел бы что
угодно - но скажи ему, что он должен входить к начальству, пререкаться,
отстаивать интересы лаборатории, пробивать для кого-то квартиру или
ставку... Их всех недостаточно волнует конечная цель их работы, они го-
товы с увлечением конструировать печь, когда дом уже сгорел. А она меч-
тает как о задушевнейшем деле, чтобы всю информацию можно было брать как
белье из ее шкафа: в загранфильмах не на шмотки и автомобили она облизы-
валась, а на дисплеи. Молодежь у них в лаборатории работает лучше не на-
до - стереотип, как говорит Андрюша, заложен. И хорошенькие такие - хоть
сейчас в мюзик-холл! Ира перешла к ним с понижением в зарплате, только
бы попасть, где работают (чтобы возместить потерю, ушло больше года). И
с интересом к людям у Иры все в порядке, и в работе понимает, и на-
чальства не боится (в качестве культорга спокойно говорит ей: "А вам,
Наталья Борисовна, билета не досталось"). Но сделать Иру заместителем -
начнутся обиды со стороны ветеранов. Да и начальство упрется: молодая,
беспартийная да еще женщина. Хотя мужики в среднем даже и не умнее жен-
щин: они превосходят женщин в высших достижениях, но зато и таких закон-
ченных идиотов среди женщин почти не встретишь.
чальник должен быть еще и Гомером - он должен возвышать людей в их
собственных глазах.
взбрыкивало только через раз. Когда-то она пыталась показаться врачу - в
полседьмого встала за номерком, а в три, когда ее уже с собаками разыс-
кивали на работе, попала к пожилому, со всем смирившемуся еврею. Он по-
советовал ей "последить за давлением" и выписал направление на кардиог-
рамму.
число - через три месяца. А давление она ухитрялась измерять до работы в
течение чуть ли не двух недель, а результаты записывала. Когда она снова
сумела попасть к своему целителю, он, вглядевшись в ее цифры, произнес
смирившимся голосом: "Таких скачков не может быть, вам неправильно изме-
рили". Собственноручно повторил измерительную процедуру, которой она
только что подверглась, и, получив совершенно другой результат, сказал
удовлетворенно: "Вот это похоже на правду".
бумаг, она лишь с трудом вспомнила, откуда оно взялось.
вестного вещества, которым заляпан пол на Лизиной кухне, - отскаблива-
лось оно только вместе с линолеумом. И вдруг увидела гэдээровское моеч-
ное средство для ванны, которое разыскивала Клонская. Она так обрадова-
лась, что даже злость на Клонскую прошла. Потом страшно удачно отхватила
растворитель для Лизы (одна женщина очень его расхваливала, чувствова-
лось, что знает толк в этих делах) и дешевый, но симпатичный сервизик
для Трофимовой (ей нужен был подарок для сестры). Но когда она добралась
до автобусной остановки, откуда уже не было иного пути, кроме как в Ли-
зину одиночку, отчаяние овладело ею почти с прежней силой. Ни-ко-му не
нуж-на, ни-ко-му...
невыносимее - хотя чего, казалось бы, спешить в тюрьму? Гнев, досада,
обида - это просто лакомства в сравнении с ровной безнадежностью.
языке - оказалось они, будто младенца, разглядывают собачонку на руках
одного из них и в умилении наперебой показывают друг другу (словно пов-
торяют лепет ребенка), как она тявкает: ав-ав, гав-гав, гау-гау... Боже,
с какими идиотами приходится вместе жить, за что-то вместе голосовать,
что-то строить, перестраивать...
рылся, как водится, задним числом.
среди безбрежных топей, все, проходившие мимо опасного места, поочередно
косились на большую псину, недовольно лаявшую, правда, ни на кого в от-
дельности, а куда-то вдоль муравьиной тропки и даже немного ввысь. Минуя
псину, она тоже с опаской взглянула на нее и увидела на ее шее тонкую
злую проволоку - остаток полузатянутой петли, из-под которой сочился
кровавый ремень широченной ссадины. Передернувшись, она сделала движение
помочь собаке, но та с лаем шарахнулась от Натальи, а Наталья от нее -
только туфли зря испачкала. А собака продолжала безнадежно лаять куда-то
ввысь - на земле ей не от кого было ждать помощи...
конца дней будет звучать у нее в ушах. Но за углом ее поджидали события
куда более интересные. У стены пятиэтажного дома стояла разрозненная
кучка людей. В страхе опять увидеть что-нибудь ужасное, она все-таки
бросила в ту сторону осторожный взгляд и тут же отдернула его. Но было
поздно - увиденное успело сфотографироваться навеки.
чина с недовольным обрюзгшим лицом, а вокруг его головы на чугунной ско-
вородке стыла темно-вишневая лужа крови, поразившая ее толщиной, -
пальца три-четыре, не меньше. Рядом трясся в беззвучных рыданиях чис-
тенький старичок в опрятном недорогом плащике и сетчатой шляпенке, его,
полуобняв за плечи, мужественно утешал, поглаживая по спине, жирный па-
рень в тельняшке, старающийся оказаться на высоте положения.
лядывали в ту сторону, один из них как бы на цыпочках, сдерживая смущен-
ную улыбку, возвращался оттуда, издали объявляя томимым любопытством
приятелям: "Ключ потерял, через балкон перелазил".
лядывала труп с доброжелательным детским интересом, не забывая одновре-
менно ласкать свою кошечку, а может быть, и себя - нежно тереться щечкой
о щечку!..
чей, она доскакала до своего подъезда, задыхаясь, взбежала по лестнице
(дом был выстроен меньше года назад, так что лифту работать было еще ра-
но - времени едва хватило, чтобы расписать лестницу русскими и иностран-
ными царапинами, искусно усеять потолки на площадках пятнами копоти, из
которых свисают черные сосочки горелых спичек, а главное - через один
выломать зубья в перилах либо вовсе напрочь - ребенку раз плюнуть выва-
литься, - либо виртуозно закрутить штопором вокруг соседнего зуба) и,
едва успев сбросить туфли-копыта, пудовые от грязи, рухнула на диван и
завыла в голос.
ратило свое течение. Но когда-то надо было и кончать. Ничего не сообра-
жая, она вымыла туфли и принялась, как автомат, оттирать пятна с линоле-
ума. Растворитель помогал - ей удалось отскоблить заносчивую голову кло-
уна с безобразной челюстью, трехпалую руку, надкусанный ломоть сыра,
крысу... только тянуло выглянуть в окно, проверить, разошелся народ вок-
руг головы на чугунной сковородке или еще нет, потому что, пока голова
еще там, она не решится выйти отсюда (хотя идти ей было и некуда, ка-
кой-то инстинкт свободы требовал выяснить, заперта она здесь или не за-
перта).
ное место уже опустело, а народ кучкуется в других местах. Значит, можно
выйти...
оставаться ни минуты. Натянув еще сырые туфли, она ухватила мешок засох-
шего хлеба, накопленного ею для трофимовской дачной козы, и помчалась
вниз, проскакала по камешкам, не уступая в изяществе козочкам-пенсионер-
кам, стараясь держаться подальше от плоской сковородки с холодными моз-
гами (но взаимная ласка двух милых кошечек была еще ужаснее), и выбежала
на автобусную остановку как на первое свидание, только в висках колоти-
лось не по-юному да сердце ударяло через раз. Но если еще обращать вни-
мание на такие пустяки...
ужас: что, если Аркаша встретит ее как-нибудь так, что придется и дальше
не обременять его своей персоной? Тогда только и останется лаять в
пространство...
мой себе за то, что опротивела другим.
дость встречи. Она никак не могла выпустить его из рук - кожа да кости,
а какой был пончик! Он тоже то пытался приобнять ее за плечи, то, видно,
вспоминал, что перед ним все-таки женщина, и отдергивал руки, нереши-
тельно водя ими по воздуху, - а когда-то кидался обнимать с налету, аб-
солютно не задумываясь, за что хватается. "Ну что ты, ну не надо, не
плачь, я столько всего понял, не плачь..." - а она все не могла остано-
виться.
где-нибудь в прорабской, да еще подошвы причмокивают от чего-то липкого.
Все сдвинуто, раскидано, диван припал на подломившуюся ножку, в мусорном
ведре, поднявшемся опарой, виднеются осколки чашек - трех, мгновенно
оценила она.
нуть в глаза Аркаша. Вот и молодчина, умница... только зачем заталкивать
в них окурки? "Я уж и не знал, как мне выпутаться, где мои дорогие па-
почка и мамочка", - самоиздевательская нотка говорила о том, что Аркаша