Чтение 50–й страницы книги ~Анахрон-2~

Вавила радостно уставился на Сигизмунда. Сквозь потные пряди волос светились
голубые арийские глаза.
- Давай, Вавилыч, что изведал ты в новом мире? - наседала Аська.
"Вавилыч" напрягся, осклабился и выдал по слогам:
- Ян-ка... Ум-ка... Ле-нин... Дай!
- А еще? - Аська так и сияла, явно гордясь.
Вавила провизжал исключительно противным голосом:
- Пiiiво!
В другом углу гостиной, прямо под иконой, сидел на полу скалкс, одетый в джинсы
и черную футболку с американским орлом на фоне полос и звезд. Он привалился к
стене и тоже потягивал пивко.
Аська вдруг сунула Вике гитару и повисла на шее у Сигизмунда. Зашептала:
- Хорошо-то как, Морж! А? Слушай, пускай вон тот, из угла, спляшет! Скажи
Вавиле, пусть, а? Он знаешь как пляшет? Я чуть не обкончалась! Наш реж бы
обкончался! Его в театр надо. Морж, дай я тебя поцелую... Морж, а он не вандал,
представляешь? Он какой-то другой... Я думала, они там все одинаковые. Их же на
первый взгляд не различить, все равно как негров...
- Я негров различаю, - сурово сказал Сигизмунд. - У нас в институте...
- Ну не кобенься, Морж! Попроси, что тебе стоит? А я тебе за это такое скажу!
Тако-ое!..
И неожиданно взревела прямо в ухо Сигизмунда:
- Пойдем плясать в Ирландию!!!
Вавила, заслышав знакомые звуки, попытался вновь пуститься в пляс. Но Аська
оборвала его.
- Сгинь, Вавилыч! Ты пьян! Пускай этот твой, как его... - Она махнула в сторону
скалкса. - Вот он... Сигисмундс, Морж который, - он хочет посмотреть. Вика,
зараза, переведи, видишь - Вавилыч совсем осовел, русского языка не понимает...
Вика бросила пару фраз. Вавила просиял ликом и рявкнул что-то скалксу. Тот
солидно допил пиво, обтер рот, встал. Тигриной походкой вышел на середину
комнаты. Аська, заранее сдавленно хихикая и переступая с ноги на ногу,
уставилась на него восхищенным взглядом. Вика вдруг громко икнула.
Скалкс победно огляделся по сторонам, охорашиваясь, расправил плечи. Задрал
бородатое лицо к потолку. И неожиданно заорал престрашным голосом. Сигизмунд
впервые в жизни понял, что такое "кровь застывает в жилах".
Легкие у скалкса оказались замечательные. Он орал, не переводя дыхания, очень
долго. Нескольких зубов у него не хватало, что придавало его разинутой пасти
устрашающий вид.
Затем он запел и стронулся с места. Пляска почти мгновенно сделалась
оргиастической. Скалкс кружился на месте, размахивая черной гривой, подпрыгивал,
поворачиваясь в прыжке, падал оземь и тут же вскакивал, метался взад-вперед. И
не переставая пел.
Даже Сигизмунд слышал, что поет он не по-вандальски. Это был абсолютно другой
язык. Древний и страшный. Чужие ломаные, скачущие ритмы завораживали.
Тут в дверь позвонили. Кобель очнулся, взлаял, устремился выполнять долг.
За дверью стоял сосед сверху, тот что залил Сигизмунда зимой. Имя-отчество у
него еще смешное такое: Михаил Сергеевич.
Сигизмунд с тоской приготовился выслушать совершенно справедливые нарекания
соседа по поводу шума и топота. Но Михал Сергеич и сам был изрядно поддавши.
- Вы извините меня... Нет, но вы меня извините. Вы меня извинили? Вы уж меня...
- Да о чем речь, конечно, - с облегчением сказал Сигизмунд. - Вы проходите.
Хотите пива?
Сергеич, разом просветлев ликом, переступил порог.
- Вы уж тоже не побрезгуйте... Вот.
В руках он держал две бутылки водки.
Компания встретила новое действующее лицо дружным ревом восторга. Скалкс, весь
потный, тяжело дышал посреди комнаты. В его помутневших глазах медленно остывало
бешенство.
- Это, - засуетился Михал Сергеич. Пьяный он разительно отличался от трезвого.
Трезвый был деловит, пьяный же мельтешил. - Вот, значит.
И выставил бутылки на стол.
Аська коршуном пала на одну из них, ухвалила, поднесла к носу Вавилы.
- Глянь, Вавилыч. Ливизовка. Ну-ка, скажи: вод-ка! Дай!
- Воткадай! - выпалил Вавила.
- Во! Это по-нашему! - обрадовался Михал Сергеич. И к Сигизмунду: - Иностранец,
что ли?
- Товарищи из дружественной Норвегии, - пояснил Сигизмунд. - Мы тут их
национальный праздник йоль отмечаем.
- Вишь ты, йоль... Слово-то какое... А у меня по-простому, день рождения... Вот
только выпить не с кем. А тут слышу - у вас веселье. Дай, думаю...
- Как это - не с кем? - изумилась Аська. - Чтобы в Стране Советов - да выпить не
с кем?
Лантхильда вдруг ожила в своем углу. Покачиваясь, завела печальную бесконечную
песнь. Вамба, повернувшись, цыкнул на нее исключительно грубо. Лантхильда не
обратила на это внимания. Продолжала тоненько выть.
Вамба заговорил с Сигизмундом. Тот - спьяну, видать, - понял. Извинялся Вамба за
сестрицу. Мол, и в хузе родимом все так, бывалочи. Как празднество или
жертвоприношение там - Седьмое Ноября какое-нибудь местное - пиши пропало:
нажрется и голосит.
- Сергеич, - заговорил Сигизмунд с соседом, - а ты в Аликанте был?
- Не довелось, - пригорюнился Михал Сергеич.
- Эх, все у нас впереди! - ободрил его Сигизмунд. - И в Аликанте сгоняем! Под
пальмами прошвырнемся. Ананасами рыгать будем!
- Морж, при чем тут Аликанте? - поинтересовалась Вика.
- А, - Сигизмунд облапил Вику и притянул ее к себе, - а это наш прохвессор. Она
все знает. Она филолог.
- А иностранцы-то кто будут? Познакомиться хоть с ними, а то неудобно.
- Вон - Вамба. Вавила.
- Совсем по-нашему, смотри ты! - изумился сосед. - Вавила.
Заслышав свое имя, Вавила повернулся и некоторое время созерцал Михал Сергеича.
Сосед, крякнув, решительно откупорил бутылку водки.
Вамба оживился. Отвинчивающуюся пробку изучать потянулся. Все-то ему любопытно.
Сигизмунд достал стопки, расставил. Выказывая изрядную сноровку, Михал Сергеич
недрогнувшей рукой аккуратно разлил водочку.
- Ну, - молвил он, держа стопку на отлете, - за знакомство, значит, за дружбу,
чтоб все были здоровы!
И отправил водку по назначению.
Сигизмунд последовал его примеру. Аська с Викой - тоже.
Вавила проглотил водку бесстрашно и залихватски, после чего вытаращил глаза,
поперхнулся и чуть не умер. Вамба нахмурился, опустил в стопку палец. Облизал.
Подумал немного. Потом подозвал скалкса, велел тому выпить. Тот заупрямился.
Башкой патлатой затряс.
Вавила прокашлялся и бросил Вамбе что-то презрительное. Вамба побагровел.
Проорал:
- Во-о-тан!
И заглотил стопку. Ужасно закашлялся.
- Ты заешь, заешь, - сказала Аська, суя ему огурец. - Быстренько закушай. У вас
что, и самогонку не варят? Как вы живете-то?
Хрустя огурцом, Вамба победоносно посмотрел на Вавилу.
Михал Сергеич озабоченно оглядывал иностранцев.
- Странно, - проговорил он, - не понравилось им, что ли? Знавал я и норвежцев,
жрали за милую душу почище наших...
- Эти с островов, дикие, - сказал Сигизмунд. - Природа у них там нетронутая,
лососи...
Глаза Михал Сергеича заволокло пеленой мечтаний. Неожиданно он запел хорошим,
сочным баритоном:
- Раскинулось море широко, где волны бушуют вдали...
В углу Лантхильда продолжала выть свое, бабье.
По второй прошло легче. Вавила пытался подпевать Михал Сергеичу. Вамба
стремительно косел. Что до Аськи, то она, похоже, чувствовала себя все лучше и
лучше. Здоровья в ней явно поприбавилось.
Скалкс не пил. Ему никто не наливал. Точнее, Михал Сергеич пытался вовлечь
скалкса, но Вавила с любезной людоедской улыбкой пресек. Мол, нефиг продукт
переводить.
Тогда Михал Сергеич, добрейшая, кстати говоря, душа, озабоченно обратился к
Сигизмунду:
- А что же те товарищи-то не пьют?
Сигизмунд объяснил:
- Та баба в углу - она беременная. Нечего ей. И без того пива насосалась. А
мужик - язвенник.
- Такой молодой! - посочувствовал Михал Сергеич. - Ну что, Борисыч, еще по
стопарику?
Сигизмунд поднес стопку к губам, и тут его поднятую руку стиснули чьи-то пальцы.
Вика.
- Пойдем-ка Морж на кухню да покурим, - сказала аськина сестрица.
Сигизмунд отставил стопку.
- Сейчас вернусь, - обещал он Михал Сергеичу.
И проследовал за Викторией на кухню.
- Слушай, Вика, - заговорил Сигизмунд, - я что-то не понял... Ты что, в
Рейкьявик не поехала?
- Ага! - крикнула вдруг Вика. - Не поехала!
Виктория явно выпила лишку.
- Как это? - отупело спросил Сигизмунд.
- А вот так - взяла и не поехала. Из-за тебя, говнюка!
- Погоди, погоди... Почему из-за меня?
- И вообще, ты меня теперь должен трудоустроить. У меня здесь работы нет. Тю-тю!
Ахнулась моя работа! А у тебя своя контора.
- Да я вообще думаю закрываться. Или перепрофилироваться. В Аликанте...
- А меня не парит, что ты там думаешь. Гуд бай, я блевать пошла.
И, пошатываясь, вышла.
По квартире неслось громкое аськино пение: