Не исключено, что милицейский крепыш, допрашивавший ее дома и все
приговаривавший: "А может, это кто-нибудь из поклонников вашу фотографию
искал?" -- не так уж и не прав. Когда милиционер повторил это в пятый или
шестой раз, Саша Байков взорвался: "Вы еще скажите, что это я квартиру
взломал или нанял бандитов, чтобы потом произвести впечатление на девушку!"
Крепыш ответил саркастическим взглядом. Он был готов принять "к сведению и в
работу" эту версию.
заговор -- за одним следят, другого отравили, к тому же разгромили редакцию.
Компот чистейшей воды! Сама Лизавета не была готова к такому повороту. Она
свято и наивно верила в торжество общемирового разума, в целесообразность
всего сущего вообще и отдельных индивидов, в частности. Верила в то, что
разумных, здравомыслящих и честных людей на этом свете значительно больше,
чем маньяков, готовых охотиться за журналистами. Есть, конечно, люди
разумные и нечестные. Из страха быть разоблаченными и пойти под суд они
могут решиться на крайние меры -- и погромщиков нанять, и хитрого яду
подсыпать. Только кто-нибудь когда-нибудь слышал про то, чтобы журналистское
расследование в России усадило преступника на скамью подсудимых? Чтобы стал
актуальным лозунг "утром в газетах -- вечером в Крестах"? Газетные
разоблачения были эффективными только в эпоху партийной организации и
партийной литературы.
про убийц, и про мошенников. Про кого только не писали! Разоблаченные,
оборудованные крепкой нервной системой, просто игнорировали публикации. Те
же, у кого нервишки были расшатаны в борьбе за собственное благосостояние,
начинали кричать о клевете, бросались в суд или заказывали статью прямо
противоположного содержания. Все. Пузырь, раздутый обличителем, лопался. С
шумом. Пострадавших от взрыва не было.
кровный доллар или рубль и удавят, и взорвут. Но при чем тут скромные
репортеры "Петербургских новостей" Александр Маневич, Савва Савельев и
Елизавета Зорина? Чей бизнес они подпортили? Кому перебежали денежную
дорожку? А раз не подпортили и не перебежали, то нечего бояться собственной
тени и видеть "руку криминала" в простых, как гвозди, совпадениях.
Подумаешь, траванулся! В России в конце двадцатого века не может отравиться
только йог, питающийся чашкой риса в день. Подумаешь, квартиру взломали!
Зарегистрированных квартирных краж, разбоев и грабежей год от года
становится все больше, а незарегистрированных -- тем более. Погром в
редакции? Тоже скорее хулиганская выходка, и Фонду защиты гласности тут
делать нечего.
частях этой любви и вполуха слушала, как Саша рассказывает Савве о налетах
на редакцию и на ее собственную квартиру.
Савва. -- А мои кассеты?
Разумеется, он ликовал не потому, что пропали кассеты, а потому, что пропажа
подтверждала их версию насчет целенаправленных преследований.
забыла положить кассеты в твой стол. Здесь они. -- Лизавета демонстративно
извлекла из сумки черную коробку и покрутила сначала перед Саввиным, а потом
перед Сашиным носом. -- Цел твой спецрепортаж из школы телохранителей!
легко было обескуражить или сбить с истинного пути.
пока лежал, прикинул, кто имеет на меня зуб, -- продолжал Савва. --
Во-первых, "Банко"...
достаточно, и он подробно перечислил всех, кому насолил.
общества закрытого типа "Банко" Семенова. "Банко" -- типичная пирамида,
каковых в России в девяностые годы было возведено больше, чем в Египте эпохи
Древнего царства. Одной из них Савва занимался вплотную. В эту деятельность
его вовлек один не в меру активный вкладчик АОЗТ "Банко", полковник в
отставке. Пораскинув мозгами, полковник сообразил, что их "Банко" с
обещанными семьюстами пятьюдесятью процентами годовых -- самый настоящий
капкан. Свято веря во всемогущество тележурналистов, полковник через
знакомых и родственников вышел на Савву и предложил вывести жуликов на
чистую воду. Савва долго бегал от полковника, однако в конце концов взялся
за дело и умудрился добиться ареста банковского счета злосчастной фирмы.
Председатель "Банко" был вынужден бежать от гнева вкладчиков за границу,
причем почти нищим: сто тысяч долларов, по меркам строителей грандиозных
финансовых пирамид, -- не деньги. Теперь, спустя годы, когда гнев обманутых
вкладчиков несколько поутих, а правоохранительные органы занялись другими,
не менее опасными преступлениями, прожившийся мошенник мог вернуться для
того, чтобы отомстить ретивому журналисту.
Человек, который запросто звонил по телефону министру обороны СССР, еще
когда СССР был жив, хоть и не совсем здоров. Человек, который, используя
кремлевские связи как козыри при игре в дурака, играл в гольф и пил кофе с
американскими высокопоставленными лицами и министрами западноевропейских
стран. Человек, который убедил могущественных московских чиновников в том,
что он нужен и полезен, а позже, уже раздобыв разнообразный компромат, -- в
том, что он опасен и, следовательно, необходим. Человек, который дарил
женщинам самолеты, груженные розами. Человек, который сидел за попытку
вывезти из России бесценные рукописи, а потом вышел на свободу. В общем,
пухлощекий Чичиков с замашками и повадками Казановы. Савва несколько раз
снимал интервью и с ним, и с его адвокатами, и с представителями обвинения.
Савва был убежден в виновности российского авантюриста новейшей формации, и
его объективные репортажи должны были убедить общественность в том же. То
есть основания для обиды у знаменитого политического жулика были. Савва
считал, что если не сам Чичиков-Казанова, то его сообщники вполне могли при
помощи мышьяка или цианида доказать всем журналистам, что определенная
позиция и конкретная точка зрения в этом вопросе опасны для жизни.
"Звезда". Именно Савва в свое время принес на хвосте известие о том, что
банк переживает временные трудности и намерен приостановить операции по
вкладам. Информация улетела в эфир, клиенты бросились закрывать счета, и
"Звезда" превратилась в черную дыру. Банкир, соответственно, имел все
основания для недовольства. Он потом долго кричал на всех углах, что при
помощи слухов можно погубить самый устойчивый банк. Недобросовестная
конкуренция хуже воровства -- это второй тезис, который отстаивал
обанкротившийся банкир. Почему бы ему не перейти от слов к делу, точнее, к
яду?
хозяйству, он теперь в Москве обретается. Я же когда-то сделал сюжет о том,
как он целый отель украл!
поминаешь братьев соблазненных тобою и потом брошенных девиц? Саввушка, у
них тоже есть все основания угостить тебя ядовитой пепси-колой!
Лизавета назвала его Саввушкой, -- он и так-то собственное имя недолюбливал,
а тут "Саввушка". То ли ему не понравилось предположение насчет обесчещенных
девиц.
осекся. Да, его отравили, но ведь Лизавете разгромили квартиру и кабинет в
редакции, так что вовсе непричастным, сторонним наблюдателем ее не назовешь.
миролюбиво сказал Саша. -- У нас явно мало информации. Надо думать.
себя бесценного, невинно пострадавшего, чуть не убиенного. Ребята, которых
ты в свой поминальник записал, люди, безусловно, достойные, серьезные, при
случае и пулю, и горсть мышьяку не пожалеют. Другой вопрос -- мотив. Месть?
Тухлятина это все! На черта ты им сдался? Зачем под статью идти за просто
так? Вот если бы ты проведал номера их счетов на Каймановых островах, тогда
они бы накинули отравленный платок на твой роток. -- Из Саши иногда
совершенно непроизвольно сыпались пословицы и поговорки. Временами
получалось даже удачно.
В конце недели возьмемся.
Саша решил проводить Лизавету до дома -- глянуть, что там у нее натворили
неведомые хулиганы, а заодно звякнуть знакомому в их отделение. Пусть лучше
он, а не какой-то там Гена Васильев и его упитанный приятель Сергей
занимаются Лизаветиным делом.
Она без всяких колебаний пользовалась журналистскими связями для
производственных нужд, но при этом считала недопустимым использовать свой
авторитет и знакомства в личных целях. Саша придерживался прямо
противоположной точки зрения. Он полагал, что у журналиста чисто личных