значащих фраз, но тут очередь пришла в движение, и Бармалей с неожиданной
прытью юркнул за руль. Юрий поднял руку в прощальном приветствии, но
Бармалей опустил стекло со своей стороны, выставил голову в окошко и сказал:
помнишь, насчет крыши...
кажется, что у них самих кишка тонка против чеченов.
трубой и подъехала вперед на пару корпусов. Юрий не стал ее догонять -
говорить было, в общем, не о чем. Он поймал себя на странном чувстве -
проблемы, которые волновали его еще вчера, незаметно отошли на второй план,
и теперь казалось, что весь привычный мир отделен от него толстым стеклом,
как в аквариуме. "Это не они за стеклом, - подумал Юрий, - а я. Я в
аквариуме, а точнее, под колпаком, и даже не под одним, а под тремя
колпаками. Один колпак - чеченцы, другой - Понтиак, а третий - родные менты
в лице Разгонова, он же Кощей, костлявая сволочь, которая всю эту кашу
заварила..." Он огляделся, почти уверенный, что увидит где-нибудь неподалеку
либо притаившегося за телефонной будкой майора, либо внимательно
приглядывающегося к нему чеченца, а то и Маныча с расквашенной волчьей
мордой, но вокруг кипела обычная привокзальная суета, казавшаяся еще более
оживленной из-за моросящего дождя, который заставлял людей двигаться
быстрее.
валютой: миниатюрный японец, впервые попавший в Россию, пришел в восторг от
его автомобиля, трижды обежал его кругом, интимно шелестя видеокамерой, и на
прощание сунул Юрию двадцать долларов. Он вышел у подъезда гостиницы
"Космос". Юрий проводил его взглядом, затолкал в бумажник зеленую купюру и
подумал, что теперь самое время позвонить Валиевым. Вряд ли Ольга сейчас
остро нуждалась в деньгах - Валиев наверняка оставил им с Машкой хоть
что-нибудь, но для пущего спокойствия это следовало узнать. И вообще,
подумал Юрий, не в деньгах же дело. Может, ей гвоздь надо забить, а может,
просто поговорить с кем-нибудь, кто знает?
согнутым пальцем: ну конечно! Машка" в детском саду, Ольга на работе, а
толстяк Боцман, полосатый кот неустановленной породы, к телефону не подходит
принципиально. Правда, смерть мужа далась Ольге тяжело, и она взяла на
работе отпуск, который по графику полагался ей только в декабре, но,
возможно, сидеть в пустой квартире оказалось еще труднее, чем работать, а
прервать отпуск всегда проще, чем получить. "Позвоню вечером", - подумал он,
и эта мысль внезапно уколола его ледяной иглой в самое сердце: кто знает,
где он будет вечером и будет ли вообще?
таксофона и, сверившись с запиской, настучал на клавиатуре номер Умара. На
этот раз трубку сняли сразу, и голос, который послышался в наушнике, был до
отвращения знаком Юрию.
вдруг потянуло ледяным кладбищенским холодком, но это была, конечно же,
только игра воображения. Эта промозглая сырость, пропитанная густой вонью
паленых тряпок, подгоревшего человеческого мяса, расплавленной резины и
экскрементов, просто не имела права на существование здесь, в самом центре
Москвы, в двух шагах от гостиницы "Космос", уходившей в серое ноябрьское
небо огромной изогнутой пластиной сплошного стекла, рассеченной на ровные
прямоугольники несокрушимыми железобетонными конструкциями. Этот запах
горелых и промерзших, загаженных, залитых кровью, припорошенных известковой
пылью кирпичей существовал только в искалеченной памяти старшего лейтенанта
Филатова, и он, тряхнув головой, отогнал галлюцинацию, навеянную звуками
этого хрипловатого, с едва заметным акцентом голоса.
меня разыскиваешь, и оставил тебе номер телефона.
зачем-то избил моих людей. Я думал, может, тебе так больше нравится. Прости,
если я ошибся. Я хотел сделать тебе приятное.
счастья.
но Юрий, стиснув зубы, решил не обращать на это внимания. В конце концов,
то, что он намеревался сказать, действительно заслуживало пренебрежительной
улыбки. - Зачем ты искал меня, брат? - продолжал чеченец. - Мои люди,
которых ты избил на вокзале, передали мне, что тебе нужна работа, которую я
предлагаю.
ответил Юрий. Ненависть душила его, но поддаться ненависти означало пойти на
поводу у Разгонова и Понтиака. - Я собирался сказать тебе, чтобы ты оставил
меня в покое. Чтобы ты забыл про меня. Если ты или кто-то из твоих людей еще
раз встретится на моем пути - раздавлю голыми руками, как клопа. Если с
кем-то из моих знакомых случится то, что случилось с Валиевым, я тебя из-под
земли достану. Тебя, ты понял? Персонально.
голос Умара звучал высокомерно. - Я не боюсь тебя, русский. Я не стану тебя
трогать, но и жертвовать своими деловыми интересами, чтобы выполнить твои
глупые условия, я не стану. Я помню добро, которое ты для меня сделал, но
нельзя быть братом и врагом одновременно. Так ведут себя глупый пес и глупая
женщина. Глупого пса прогоняют со двора, а глупую женщину бьют плетью, пока
не поумнеет.
расслабить пальцы, сжимавшие телефонную трубку. Из этого ничего не вышло -
кисть его руки и трубка словно срослись, суставы пальцев побелели от
напряжения, и он боялся, что трубка вот-вот хрустнет и переломится пополам.
- Языком болтать вы все горазды. Запомни, что я тебе сказал. Только попробуй
сунуться - костей не соберешь. Забудь обо мне.
поцокал языком, демонстрируя искреннее огорчение. - У меня тут гости, и они
очень хотят с тобой поговорить.
щелкнуло, загремело, и до него ясно, словно с расстояния в несколько
сантиметров, донесся голос Ольги Валиевой:
двинули кованым сапогом в причинное место. - Что ты там делаешь? Где Машка?
она на грани истерики. - Они нас забрали и привезли сюда. Грозятся, что
переправят в Чечню и продадут...
отдаленно напоминало спокойствие. - Никуда они вас не переправят. Скоро я
вас оттуда заберу. Кстати, где ты?
которой сам он не ощущал. Глупо было надеяться, что его просто так оставят в
покое. Но почему их выбор пал на семью Валиевых? Кто, черт возьми, их
надоумил? Неужели они следили за каждым его шагом?
на его последний вопрос, но убедиться в этом ему не дали. В трубке опять
послышался шорох и треск, и через мгновение в ней раздался уверенный голос
Умара:
жить!
угрозы не украшают мужчину, а твои угрозы так же пусты и безобидны, как
звук, который получается, когда ишак портит воздух. Ты сделаешь то, что я
скажу, иначе женщина и ребенок будут умирать долго и мучительно.
что Умар прав, и радовался только тому, что вовремя отправил Таню из города.
приличного расстояния. Это был голос побежденного.
невредимыми попадут домой. Срок - три дня. На четвертый день Рустам отрежет
женщине грудь, а девчонке ухо. Если, конечно, он не захочет для начала с
ними позабавиться. Он настоящий мужчина, наш Рустам, и его хватит на них
обеих. На пятый день - вторую грудь и второе ухо. И так дальше, день за
днем. У человека много всяких отростков, которые можно удалять один за
другим, и во время операции я каждый раз буду повторять им твое имя. Ты
этого хочешь? И не пытайся отбить их. Тебе не заполучить их живыми, пока я
не буду уверен в смерти рыжего борова.
зачастили гудки отбоя.
стеклянная громада гостиницы, справа, как побитая собака, устало приткнулась
к бровке тротуара ржавая кофейная "Победа". Пистолет ощутимо оттягивал книзу
пояс брюк, на запястье тикали "командирские" часы с поцарапанным стеклом. Он
поднес часы к лицу и некоторое время тупо разглядывал циферблат, силясь
понять, сколько сейчас времени.
момента разговора или, может быть, три календарных дня? Тогда один из трех
дней уже наполовину прошел. Это нечестно, черт побери!
о какой-то честности. Это же надо, до чего додумались: Ольга и Машка! Как
будто им было мало смерти мужа и отца...