Чтение 50–й страницы книги ~Мент~

по коридору. Володя шел, по-стариковски шаркая ногами.

...Оказалось - пытали. Действительно током. Вещдоки - два куска провода с
оголенными концами - валялись тут же, на полу.

Тощий пацан со смуглым восточным лицом сидел на шконке. В темных раскосых
глазах стояли слезы. Пожилой контролер с равнодушным видом курил около
двери.

Лысый сел на шконку рядом с пацаном, спросил, заглядывая в глаза:

- Как ты, Китаец?

Пацан молчал, отворачивался к стене.

- Как ты себя чувствуешь? Может, к врачу?

Зверев подошел к контролеру, негромко спросил:

- Что тут было, Григорий Василич?

- Да вот учудили... током, понимаешь, затеяли пытать Китайчонка. Вовремя я
подоспел. Заглянул - двое держат, а третий проводами в грудь ему тычет.

- Кто? - спросил Глеб.

- А вон те уроды. Крыса, говорят... печенье у кого-то украл.

- Печенье, значит? - нехорошим голосом сказал Виталий и пристально
посмотрел на тройку пацанов в углу,- Значит, печенье... Ну, ладно. А кто из
вас додумался током пытать? Кто у нас такой умный? Ты, Костыль?

- Ну, я,- ответил угловатый подросток в тренировочных штанах и майке.

- Молодец,- сказал Лысый.- Вундеркинд. В школе осилил всего два класса, а в
физике разбирается. Ну просто Луиджи Гальвани [Один из основателй
электрофизики]... Пойдем!

- Куда? - быстро спросил Костыль.

- Потолкуем,- ответил Лысый и поднял с пола провода. Он аккуратно свернул
их и положил в карман джинсовой куртки. Костыль смотрел на него испуганными
глазами. Китаец тоже.

- Э-э, ребята,- неуверенно сказал контролер.

- Все будет нормально,- ответил Глеб.- Не волнуйся, Григорий Васильевич.

- Да вот Петренко...

- С Петренко мы все решим, Григорий Васильевич,- сказал Зверев.

Виталий взял Костыля за локоть, повел к двери. Проходя мимо Китайца,
остановился, спросил:

- Уверен, что обойдешься без врача?

Китаец кивнул.

Костыля привели в камеру Глеба. Солнечный свет уже погас, за окном висели
синие сумерки. Расселись. Костыль стоял посреди камеры, старался держаться
независимо. Лысый налил в стаканы водки, посмотрел на Костыля.

- Выпьешь?

- А чего ж? Я один могу целую бутылку выжрать.

- Действительно вундеркинд,- вздохнул Лысый, достал кружку и плеснул в нее
водки. Протянул Костылю: пей.

- А... вы? - спросил тот.

- Может, мне и на брудершафт с тобой выпить?

Вундеркинд Костыль неуверенно посмотрел на Виталия. Слово "брудершафт" было
ему незнакомо... бил в ноздри запах водки. Костыль выпил. Ему протянули
хлеб с куском жирного копченого угря и долькой лимона. Он проглотил это
мигом, жадно посмотрел на стол, но больше ни выпить, ни закусить ему не
предложили.

- Ну, расскажи нам, Костыль, как жить собираешься? - спросил Виталий.

- Я по-черному жить буду... вором.

- У...у - сказал Глеб,- да ты серьезный пацан. Уважаю.

Костыль почесал коротко стриженную голову, шмыгнул носом.

- Ну а сюда, в крытую, как попал? - спросил Зверев.

- Мы с пацанами хату ломанули. Фраера одного обнесли.

- Ага, понятно... А скажи-ка, Костыль, на следствии ты показания давал?

- Так все давали.

- Нет, дружок,- сказал Зверев,- я не спрашиваю, как там "все". Ты на
следствии показания давал? Про подельников рассказывал?

- А все рассказали. Следачка - сука такая...

- Ну вот опять: все. Ты за себя отвечай. Давал показания?

Костыль снова шмыгнул носом и ответил:

- Давал... все давали. А там следачка...

Трое взрослых за столом весело рассмеялись, переглянулись.

- Вот теперь мы выяснили, кто сука,- сказал Глеб.- Не следачка, а ты. А
знаешь, что с суками делают? А? Ну, что молчишь? Ты же хочешь жить
по-черному... должен знать.

На бледном лице Костыля выступили красные пятна.

- Может, выпьем? - спросил Глеб. Выпили. Зверев нажал клавишу магнитофона.
"...И осень в смертельном бреду",- пропел Вертинский. Лысый тяжелым
взглядом посмотрел на юного садиста и спросил:

- Так что, Костыль, делают с суками по черным законам? Ты не ответил.

- Не надо,- тихо сказал Костыль.

- Снимай штаны.

- Не надо, Виталий Сергеевич.

- А Китаец, когда ты стал его пытать, просил тебя: не надо. Костя?

- А...- начал было Костыль, но осекся.

- Что - "а"? Просил или нет?

- Он не просил. Мы... мы ему пасть заткнули. Он ничего не просил.

- Мудро,- сказал Глеб.- Мы ему заткнули пасть, и он ничего не просил.

- Скидай портки, сволочь! - рявкнул Лысый.

"Над розовым морем вставала луна",- пропел Александр Вертинский.

Костыль медленно спустил до колен штаны.

- Трусы,- скомандовал Лысый.- Трусы долой.

"... Во льду зеленела бутылка вина..." Костыль спустил трусы. Бледная кожа
покрылась мурашками.

"И томно кружились влюбленные пары
Под ласковый шепот гавайской гитары..."

- Раком, Костик, раком вставай.

Костыль опустился на пол. Тело его крупно вздрагивало. Лысый не спеша
вытащил из кармана бухточку электропроводов в черной пластиковой изоляции,
развернул.

- Сейчас, Костыль, сейчас... ты же, наверно, знаешь, как это делается, а?

Костыль задрожал еще сильнее. Лысый с размаху ударил его проводами по белым
ягодицам. Костыль вскрикнул. Зверев отвернулся и стал смотреть в окно...
Раздался еще вскрик.

Потом еще.

Потом Виталий отвел Костыля в камеру. Пока его не было, Зверев и Глеб
сидели молча, курили, пили пиво... мерзко было на душе.

- Чего так долго? - спросил Глеб у Виталия, когда тот вернулся.

- Я им маленькую тронную речь прочитал - ответил Лысый, наливая водки.-
Чувствую, во мне погиб Макаренко.

- Макаренко,- сказал Зверев,- эти славные детишки опустили бы через пять
минут после того, как он вошел бы к ним в хату.

- Это точно,- подтвердил Глеб, поднимая стакан.

В углу камеры валялись провода в черной пластиковой изоляции.

* * *

Свой авторитет в тюрьме Сашка и Виталий зарабатывали постепенно, шаг за
шагом. Сначала были телевизоры и бильярд. Потом они сумели организовать для
детишек концерт Розенбаума. Потом Зверев договорился на макаронной фабрике
о поставке в виде спонсорской помощи полутора тонн макарон, а Виталий
пробил больше двухсот квадратных метров стекла по себестоимости. В стране,
где все - дефицит, где все только по блату, человек со связями имеет особую
ценность. Даже если он сидит в тюрьме в ожидании суда... Потом они добывали
бумагу и электроды, маргарин и картошку, масляную краску и редуктор заднего
моста для ЗИЛа.

Шли дни, наступило лето с грозами и духотой, с белыми ночами. В Барселоне
прошли Олимпийские игры. Лето стремительно катилось в никуда, приближалась
осень. На четырнадцатое сентября был назначен суд.

За неделю, седьмого числа, Зверева снова посетил Павел Сергеевич
Тихорецкий. Павел Сергеевич был загорелый и посвежевший. Видимо, сразу
после отпуска. Почти слово в слово повторился разговор, состоявшийся в
Крестах зимой. Пересказывать не будем - неинтересно.

* * *

А вечером того же дня Тихорецкий посетил народный суд Московского района.
Дело Джабраилова передали судье Ксендзовой. Марина Вильгельмовна имела
огромный судейский опыт, отличалась бескомпромиссностью. Именно с ней и
встретился полковник Тихорецкий в модернистской "башне" Московского суда.

- Я к вам, Марина Вильгельмовна, пришел по очень серьезному вопросу,-
сказал, обаятельно улыбаясь, Павел Сергеевич.

- Слушаю вас,- ответила судья. У нее были красивые темно-каштановые волосы
и внимательные черные глаза за стеклами очков.

- Я пришел поговорить о "деле Джабраилова", в секретариате мне сказали, что
дело расписали вам.

- Да,- сказала Марина Вильгельмовна.- Дело у меня, через неделю начинаем
процесс... А что, собственно, вас интересует, Павел Сергеич?

- Я бы не хотел быть неправильно понятым, Марина Вильгельмовна. Мы в ГУВД
очень обеспокоены ростом преступности в милицейской среде. Последнее время
факты такого рода отмечались неоднократно. Мы с вами, Марина Вильгельмовна,
делаем общее дело, и я буду предельно откровенен...

Ксендзова кивнула, Павел Сергеевич продолжил:

- Я бы даже сформулировал так: имеет место сращивание некоторых сотруднике
ГУВД с преступными элементами. Вы меня понимаете?

- Да, Павел Сергеич, отлично вас понимаю.

Тихорецкий вытащил сигареты, но заметил, что в кабинете судьи нигде не
видно пепельницы, и хотел убрать их обратно.

- Курите, Павел Сергеевич,- сказала Ксендзова и поставила на стол блюдце с
отбитым краем.- Я не курю, но заседатели...

- Благодарю,- произнес полковник и закурил. Разговору с Ксендзовой он
придавал большое значение.