сравнить только с поверхностью зеркала, приведет наши страны к вечному
сотрудничеству в восточном мире..."
"Чудесно путешествие в десять тысяч ли навстречу летящим волнам! Небо и
воды слились в бирюзе. Поездка раскрывает не только красоту морей и
материков, но и союз наших стран, сияющий, как луна и солнце..."
Конечно, император Пу-и кривил душой в этих восторженных излияниях. Он
хитрил и лукавил, но... если японцам это нравится... Если они довольны...
Пу-и хитрил, пресмыкался и утверждался в своей гениальности. На время
путешествия в страну Ямато в императорскую свиту ввели бойкого на перо
поэта и литератора Хаясидо Кандиро. Впоследствии он написал восторженную
книгу "Приятное путешествие в обществе императора Маньчжоу-го", которую,
впрочем, никто не читал...
издания стихов и мемориальной книги.
маньчжурскую делегацию встречал благословенный Тенно - сын неба -
император Японии. Оркестр исполнил национальные гимны двух стран - гимн
Маньчжоу-го, возникший совсем недавно, и гимн народа Ямато,
существовавший, если применить европейское летосчисление, со времен
расцвета Римской империи.
командующего маньчжурскими войсками проходил вдоль почетного караула,
рядом с императором великой Японии. Но он совсем упустил из вида, что
маньчжурских-то войск не было - только Квантунская армия...
распустившимися цветами лотоса, коляска, в которой восседали два
императора, въехала во дворец.
священный меч - знак решимости верховной власти - и священное зеркало -
эмблему богини солнца. Нефритовое ожерелье - символ благожелания -
оставили в Токио, - должна же существовать дистанция между старшим и
младшим духовными братьями!..
строить храм Основания нации - главный храм синтоистов в Маньчжурии,
верховным служителем которого сделался Пу-и. Отныне синтоизм стал
государственной религией Маньчжоу-го и весь народ обязан был поклоняться
японскому императору. В казармах и школах строили алтари.
Великим повелителем закон, касающийся религии синто.
предостерегал подданных, что каждый, кто проявит непочтительность к ее
обрядам и существу веры, будет караться годом тюремного заключения.
Премьер-министр скрепил закон личной печатью Пу-и.
тридцатимиллионного народа, живущего под началом Великого повелителя, -
тоже стал подданным маньчжурского императора. После той страшной
сентябрьской ночи, когда солдаты бежали в панике из Северных казарм под
Мукденом, Чан долго скитался по дорогам, отходил на север и наконец,
отстав от группы солдат, решил окончательно покинуть армию. Он знал, что
теперь-то никто не накажет его за дезертирство - просто некому. Зиму он
прожил у японского колониста, рубил лес, возил тяжелые бревна к железной
дороге, а весной приехал в Ляодун, известный деревообделочными
мастерскими, где делали гробы и мебель, но больше гробы, славившиеся по
всему Северному Китаю. Жилось, конечно, трудно, куда хуже, чем в армии,
однако на миску риса он мог заработать. Правда, рис был не тот, что
раньше, - лучшие его сорта подданным Маньчжоу-го есть запрещалось. Для
коренного населения отпускали что похуже, но и это можно бы пережить - рис
есть рис, любой его сорт утолит голод. Хуже стало, когда в городке
объявили о мобилизации всех мужчин от восемнадцати до сорока пяти лет на
какие-то строительные работы. Скрыться от мобилизации не удалось, ловили
всех поголовно и загоняли в большие амбары, стоявшие рядом со станцией.
солнцем, в жару, а кормили одной чумизой, и каждую партию охраняли, как
арестованных, японские солдаты.
постоянно озабоченный капитан японской армии в мешковатой форме
желто-зеленого цвета, Он не расставался с непомерно большим для его роста
планшетом. В планшете лежала крупномасштабная карта, а по ней жирной
чертой легла линия будущего шоссе. В верхнем углу дорожной карты, рядом с
условными обозначениями, стояли иероглифы "Кондо" - императорский путь.
ставили высокие бамбуковые шесты с белыми флажками и красными выцветшими
кругами посередине - национальный символ страны Ямато.
крестьянские поля, поросшие гаоляном, бахчи и огороды, где уже созревал
урожай. Саперы молчаливо ломали одинокие фанзы, оказавшиеся на пути
строителей дороги. Крестьяне безропотно и торопливо уносили свой скарб
подальше от императорского пути...
новой дороги и напоминал Чану густые бамбуковые заросли в Шаньси рядом с
его деревней... И еще вдоль дороги стояли янгуйдзы - заморские дьяволы -
солдаты с короткими винтовками. Их фигуры сливались с цветом зреющего
гаоляна. Рабочих охраняли строго, зорко, но Чан все же подумывал - а что,
если сбежать из этого проклятого пекла?.. В зарослях гаоляна нетрудно
скрыться. Но Чана опередили - несколько мобилизованных попытались так
поступить. Солдаты охраны их заметили, начали погоню, открыли стрельбу.
Всем рабочим приказали лечь ничком на дорогу.
здесь до вечера, и по их лицам ползали мухи. Говорили, что двоим все же
удалось бежать, но, может быть, их тоже убили и не нашли в зарослях
гаоляна.
непривычно голым, на месте гаоляновых зарослей торчала лишь колючая щетина
жнива. Вместе с убранным гаоляном исчезла и надежда бежать на волю. А
вскоре в партии подневольных строителей отобрали наиболее сильных и
куда-то увезли ночью в грузовых машинах, плотно затянутых брезентом. Чан
был среди них.
площадку, обнесенную несколькими рядами проволочных заграждений.
столбы и натягивали колючую проволоку. Ряды столбов уходили далеко к
горизонту, исчезали в низине, за которой суетились другие рабочие. Все это
пространство, огороженное столбами и проволокой, японцы называли запретной
зоной, и выходить за ее пределы запрещалось под страхом смерти.
паутиной, только тут вместо шелковичных нитей колючая проволока... Когда
закончили строить проволочные заграждения, рабочих перевели ближе к центру
запретной зоны. Рыли котлованы, такие глубокие, что, если б на дно
поставить деревенскую пагоду, она исчезла бы там вместе с крышей. На
некотором удалении от котлованов стали копать длинный ров с крутым валом,
на гребне которого тоже тянулись проволочные заграждения. Но этого мало -
вдоль вала, окружавшего стройку с внутренней стороны его, подняли высокий,
непроницаемый забор из железобетона. Никто не знал, что задумали японцы
тут, на пустом месте. Отрезанные от внешнего мира, люди не знали, где они
находятся, лишь отдаленные гудки паровозов, а в тихую погоду еле слышный
перестук колес, бегущих по рельсам, говорили о том, что где-то здесь
проходит железная дорога.
стройку камень, кирпич, бревна, и рядом с котлованами выросли горы
строительных материалов.
Заморские дьяволы почему-то очень торопились, работа шла в несколько смен,
круглые сутки. Принятый изнуряющий темп не ослабел и зимой, когда
наступили морозы, а земля сделалась твердой, как вязкий камень. Ее долбили
кирками и на тачках возили наверх, где гудел ветер и колючий снег больно
хлестал лицо.
Маньчжоу-го Генри Пу-и.
перед тем как стены поднялись над поверхностью, мощные, громоздкие
автомобили привезли на низких платформах какие-то странные сооружения -
огромные, круглые металлические цилиндры, похожие на котлы с литыми
тяжелыми крышками, привинченными рядами болтов. Котлы поставили на
фундаментах заранее, пока не было стен, потому что они не прошли бы ни в
какие двери.
будущих сооружений. Через несколько месяцев здесь поднялись корпуса
зданий, все еще непонятного назначения.
двора большой корпус, похожий на тюрьму, с множеством тесных камер, с
крепкими запорами, железными дверями и железными решетками на узких окнах.
землекопом-строителем, было знать, что это и в самом деле тюрьма на
несколько сот заключенных...