Чтение 50–й страницы книги ~Экстренный случай~

очень осторожно, словно боялся раздавить его языком.

Поэтому я совсем не удивился, когда Джонни подошел ко мне и спросил:

- Пап, а что такое подпольный акушер?

- Зачем тебе это?

- Один полицейский сказал, что дядя Арт - подпольный акушер. Это плохо?

- Иногда, - ответил я.

Джонни прильнул к моему колену, уткнувшись в него подбородком, и
посмотрел на меня громадными карими глазами, точь-в-точь такими же, как у
Джудит.

- А что это такое, пап?

- Ты не поймешь, - ответил я, пытаясь выиграть время.

- Это какой-то доктор? Навроде невропатолога?

- Да. Только акушер делает другую работу, - я усадил Джонни на колено и
ощутил приятную тяжесть маленького тельца. Мой сын подрастал и становился
увесистым. Джудит уже начала поговаривать о новом малыше.

- Это врач, который занимается маленькими детьми, - пояснил я.

- Как простой акушер? Не подпольный?

- Да, - ответил я. - Как простой акушер.

- Он достает ребенка из мамы?

- Да, только совсем по-другому. Иногда ребенок бывает нездоровый.
Рождается, а говорить не может...

- Они все не могут, - заметил Джонни. - Только потом учатся.

- Да, - согласился я. - Но некоторые рождаются без ручек или ножек.
Иногда появляются уродцы. Чтобы этого не произошло, доктор вытаскивает
такого ребеночка до срока и убирает.

- Пока он не вырос?

- Совершенно верно, пока он не вырос.

- А меня тоже вытащили до срока?

- Нет, - ответил я, обнимая сына.

- А почему у некоторых детей нет рук или ног?

- Это просто случайность, - ответил я. - Ошибка.

Джонни вытянул руку и принялся изучать ее, сжимая и разжимая пальцы.

- Руки как руки, - сказал он.

- Да.

- Но ведь они есть у всех.

- Нет, не у всех.

- У всех, кого я знаю.

- Верно. Но иногда люди рождаются и без рук.

- Как же они играют в мяч?

- Они вообще не играют.

- Это плохо, - рассудил Джонни и снова пытливо посмотрел на свой сжатый
кулачок. - А почему у тебя руки на месте?

- Ну... потому что... - начал я, но вопрос оказался мне явно не по силам.

- Почему?

- Потому что внутри человека есть особый код.

- А что такое код?

- Ну, это такие указания. Код говорит человеку, как ему расти.

- Код?

- Это что-то вроде чертежа.

- А... - задумчиво протянул Джонни.

- Понимаешь, это как твои кубики. Ты смотришь на картинку и строишь то,
что на ней нарисовано. Вот что такое чертеж.

- Ага.

Я не знал, понял ли он меня. Джонни поразмыслил над моими словами и
поднял глаза.

- А если достать ребенка из мамы, что с ним будет?

- Он уйдет.

- Куда?

- Просто уйдет, - буркнул я, в надежде избежать дальнейших объяснений.

- Эх, - вздохнул Джонни, слезая на пол. - А дядя Арт на самом деле
подпольный акушер?

- Нет, - сказал я, понимая, что не могу ответить иначе. Не хватало еще,
чтобы мне позвонила воспитательница детского сада и сообщила, что дядька
Джонни делает подпольные аборты.

Но чувствовал я себя препогано.

- Вот и хорошо, - молвил Джонни. - Я очень рад.

И побрел прочь.

***

- Ты ничего не ешь, - сказала Джудит.

Я отодвинул тарелку.

- Спасибо, я не очень голоден.

Джудит повернулась к Джонни.

- Доедай, сынок.

Джонни зажал вилку в маленьком кулачке.

- Я не очень голоден, - сказал он и покосился на меня.

- Еще как голоден, - заверил я его.

- А вот и нет.

Дебби, совсем еще крошка, с трудом достававшая носом до края стола,
бросила нож и вилку.

- Я тоже не голодная, - заявила она. - И еда невкусная.

- А по-моему, очень вкусная, - возразил я и, дабы исполнить родительский
долг, набил рот снедью. Детишки подозрительно наблюдали за мной. Особенно
Дебби. Она была на удивление смышленой для своих трех лет.

- Ты просто хочешь, чтобы мы тоже ели.

- Нет, мне правда нравится, - ответил я, снова набивая рот.

- Ты притворяешься!

- Ничего подобного.

- Тогда почему ты не улыбаешься? - спросила Дебби.

К счастью, в этот миг Джонни все-таки решил подкрепиться. Погладив себя
по животу, он сказал:

- А ведь и правда вкусно.

- Честно? - не поверила Дебби.

- Да, очень, - подтвердил Джонни.

Дебби принялась ковырять вилкой еду, осторожно взяла немножко, но не
успела поднести вилку ко рту - все посыпалось на платье. После этого Дебби,
как и полагается нормальной женщине, разозлилась на всех, кроме себя, и
заявила, что еда отвратная и с нее довольно. Джудит начала строго величать
ее "юной леди" (верный признак материнского раздражения), а Дебби принялась
канючить, и это продолжалось до тех пор, пока Джонни не покончил с едой и не
показал нам горделиво свою вылизанную до блеска тарелку.

Прошло еще полчаса, прежде чем нам удалось уложить детей. Вернувшись на
кухню, Джудит спросила:

- Кофе?

- Да, пожалуй.

- Мне жаль, что малыши капризничают. Последние дни им было очень нелегко.

- Как и всем нам.

Джудит разлила кофе и присела к столу.

- Мне все не дают покоя эти письма к Бетти, - сказала она.

- А что такое?

- Ничего особенного. Просто их общий дух. Оказывается, вокруг нас -
тысячи и тысячи людишек, которые только и ждут удобного случая. Тупые
узколобые мракобесы.

- Демократия в действии, - ответил я. - Эти людишки правят страной.

- Хватит надо мной смеяться.

- Я не смеюсь. Я понимаю, о чем ты говоришь.

- Мне страшно, - продолжала Джудит, пододвигая мне сахарницу. - Кажется,
мне лучше уехать из Бостона и никогда не возвращаться сюда.

- Везде хорошо, где нас нет, - ответил я. - Пора бы свыкнуться с этой
мыслью.

***

У себя в кабинете я убил два часа, просматривая старые учебники и
журнальные статьи. И размышляя. Я не знал, как связать воедино всех этих
людей - Карен Рэнделл, Сверхголову, Алана Зеннера, Бабблз, Анджелу. Я
пытался разобраться в действиях и побуждениях Уэстона, но в конце концов
только еще больше запутался.

- Девять часов, - объявила Джудит, входя.

Я поднялся и натянул пиджак.

- Убегаешь?

- Да.

- Далеко?

Я улыбнулся.

- Поеду в один бар в центре.

- Это еще зачем?

- Будь я проклят, если сам знаю.

"Электрический виноград" располагался рядом с Вашингтон-стрит. Выглядел
он весьма непритязательно - старое кирпичное здание с широкими витринами,
заклеенными бумагой, на которой красовались надписи: "Зефиры каждый вечер.
Лихие плясуньи". Не знаю, как насчет плясуний, но рок-н-ролл и впрямь был
лихой и разносился по всей округе.

Было десять часов. Четверг. Не очень оживленный вечер. Два-три морячка,
столько же проституток. Эти последние отирались в конце квартала, приняв
зазывальную стойку цапли и выпятив животы. Одна каталась вокруг бара на
маленькой спортивной машинке. Проезжая мимо меня, она улыбнулась, захлопала
замурованными в тушь ресницами.

Внутри бара было чадно, смрадно, влажно и по-звериному потно. Грохот
стоял оглушительный, он сотрясал стены, давил на барабанные перепонки,
спрессовывал воздух едва ли не до жидкого состояния. У меня зазвенело в
ушах. Я остановился, чтобы глаза малость привыкли к темноте. В кабинках
вдоль стены стояли дешевые дощатые столы, возле другой стены тянулась
длинная стойка. Перед сценой был тесный пятачок, на котором отплясывали двое