Позвольте быть с вами откровенным?
вообразил, что вы позволите мне причастить вас.
мистер Фонтин, но вам не удалось скрыть свои чувства.
запомнилась ему в больнице.
розысками? Неужели Донатти и его поступки не получили должной оценки?
прекращаются. А Донатти не просто получил должную оценку. Он был отлучен от
церкви, и его останки не были преданы земле по католическому обряду.
вы?
признаки конфликтных отношений между церковью и обществом в разные
исторические периоды. - Лэнд улыбнулся. - Побудительным мотивом для этих
исследований послужило стремление доказать превосходство церкви и
ошибочность попыток тех, кто с ней боролся. Но невозможно отыскать благо во
всех случаях. И, разумеется, его не найти в тех бесчисленных прегрешениях
против здравого смысла и морали, которые я обнаружил. - Лэнд больше не
улыбался. Его намек был вполне ясен.
смысла? Морали?
настойчиво. - Мы оба знаем, что это было. Убийство. Которое невозможно ни
одобрить, ни простить.
я стал предметом ваших социально-политических штудий?
Хотя в то время творилось немало добрых дел, было совершено многое, чему нет
прощения. То, что случилось с вами, с вашей семьей, безусловно, относится к
такого рода вещам.
смущенно на этот раз. - Не забывайте, я ведь американец. Я учился в Риме, и
имя Виктора Фонтина было мне хорошо известно. Я читал о вашей деятельности в
послевоенной Европе - об этом писали все газеты. Я знал о вашем влиянии ив
государственных и в общественных кругах. Можете себе представить мое
изумление, когда, изучая тот период, я вдруг обнаружил, что Виктор Фонтин и
Витторио Фонтини-Кристи - одно и то же лицо.
переплете. - Но, как и эта книга, найденные мною материалы были, боюсь,
несколько необъективны. Хотя, конечно, не столь лестны. Но лично о вас -
почти ничего. Признавался, разумеется, факт вашего существования. Вы первый
ребенок Савароне мужского пола, который в настоящее время является
американским гражданином и носит имя Виктор Фонтин. И более ничего. Досье
обрывалось информацией, что остальные члены семьи Фонтини-Кристи были
уничтожены фашистами. Такой конец показался мне неполным. Даже даты никакой
не было указано.
куда более подробные сведения. Но то, что поначалу было простым
любопытством, обернулось подлинным потрясением. Вы представили военному
трибуналу обвинения. Эти обвинения я счел ужасными, нетерпимыми, ибо вы не
обошли и церковь. И вы назвали имя священника курии - Гульямо Донатти. Это
было недостающее звено моих поисков. Все, что требовалось.
Фонтини-Кристи, не было упоминания имени Донатти?
просто не захотели увидеть здесь некую связь. Все бумаги Донатти опечатаны -
как обычно и поступают с бумагами отлученных. А после его смерти ими
завладел его секретарь...
документами. Я читал параноидальные бредни безумца, фанатика, самолично
причислившего себя к лику святых. - Монсеньор замолчал. Он не смотрел на
Виктора. - То, что я там обнаружил, заставило меня отправиться в Англию. К
человеку по фамилии Тиг. Я встречался с ним лишь однажды в его загородном
доме. В тот день шел дождь, и он поминутно подходил к камину и ворошил
дрова. Мне не приходилось встречать другого человека, который бы так
пристально следил за часами. Хотя он уже был на пенсии и спешить ему было
некуда. Виктор улыбнулся:
Сколько раз я ему об этом говорил!
просто восхищался.
сказал, что рядом с вами чувствовал свою неполноценность.
о вашем бегстве из Челле-Лигуре, и о Лох-Торридоне, и о бомбежке в
Оксфордшире, о вашей жене, о сыновьях. И о Донатти. И как он скрывал от вас
это имя.
операция провалилась бы.
на первый взгляд ничего не значащие ссылки на какие-то населенные пункты,
даты... Вдруг все стало осмысленным. Даже в личных записях Донатти ни разу
не писал об этом прямо - слишком велик был его страх... Все вращалось вокруг
того поезда. И груза, который он вез.
встретиться со мной. Он умер спустя несколько месяцев после моей первой
попытки добиться с ним встречи. Я отправился в тюрьму, где отбывал наказание
Гаэтамо. Он плюнул мне в лицо сквозь решетку, он колотил в нее кулаками,
пока не сбил кожу в кровь. И тем не менее у меня был источник информации. В
Константине. В патриархии. Я добился аудиенции у одного из старцев. Он был
очень стар и все мне рассказал. Поезд из Салоник вез ларец с документами,
опровергающими догмат филиокве.
для его противников в Риме документы подобного рода означают, с одной
стороны, триумф, с другой - полный крах.
священника, вглядываясь в его немигающие карие глаза.
даже недавнего прошлого. Проще говоря, если бы она была таковой, она бы
просто не выжила. Есть старики, которые цепляются за то, что, как они верят,
неопровержимо... В большинстве случаев это единственное, что у них остается.
И нет нужды разубеждать их, лишать этой веры. Время великодушно дарует
изменения. Ничто не остается таким, каким было прежде. С каждым годом -
когда нас покидает старая гвардия - церковь все быстрее и неотвратимее
движется к социальной ответственности. Она обладает властью, чтобы творить
безграничное благо, обладает возможностью - и в прагматическом, и в духовном
смысле - смягчать тягчайшие страдания. Я говорю со знанием дела, ибо
принадлежу к этому движению. Мы - в каждом епископстве, по всему миру. Это
наше будущее. Мы сегодня - в мире и с миром.
творить добро в мире, который, увы, этим добром обделен. Виктор снова
посмотрел на Лэнда.
Доктринальные уловки. Этот человек существовал. И звали его Иисус из
Назарета... или ессейский Архангел света... и он вещал от чистого сердца.
Его слова дошли до нас, и их историческая аутентичность доказана
исследователями арамейских и библейских текстов - как христианами, так и
нехристианами. Какая в таком случае разница, как его называть - плотником,
или пророком, или Сыном Божьим? Главное - что он говорил истину, как он ее
понимал и как она ему раскрылась в откровении. Его искренность, если угодно,
- вот то единственное, что имеет значение, а это не подлежит обсуждению.
ксенопскому монаху, который рассказал ему о пергаменте, вынесенном из
римской темницы.
воображение. Его необходимо найти-уничтожить... ибо ничто не изменится, хотя
все будет иным".