замыслов, теперь он сам хотел быть хозяином и делить прибыль. Оставалось
самое малое -- определить, что же делать. Можно было выследить Хавтана или
его ребят, когда они наведываются к Гному, того ведь поить, кормить надо, да
и охранников его тоже. А потом выбрать момент и выкрасть бухгалтера -- дело
не хитрое. Ребят у него достаточно, территория Хавтана известна, и трех дней
между дежурствами для этого вполне хватит. Но это, так сказать, вариант на
крайний случай, потому что кровью пахнет. Тут без пальбы, хотя бы
односторонней, не обойтись, да и всех своих ребят придется к делу
подключить, да еще объяснять, зачем и почему, а кроме всего прочего -- с
ними надо делиться.
попытаться уговорить Хавтана войти с ним в долю и заполучить Гнома без риска
и крови. Но тут крылась опасность -- непредсказуемость Хавтана: скажет
добро, а сам потом кинет, как последнего лоха, или уберет с дружками -- ему
свидетели не нужны. Вот из этих двух вариантов, со всеми их плюсами и
минусами, нужно было выбрать самый надежный и верный. Горячку пороть не
стоит, тем более что Самурай был уже у самой цели.
Самурай, ни Хавтан, не зря же говорится: человек предполагает, а Бог
располагает. В очередное дежурство при задержании банды, доставлявшей в
Москву партию оружия и патронов из Прибалтики, из бездонных складов бывшей
советской армии, Кольцов был ранен. Не тяжело, но потребовалась
госпитализация в клинике для военных имени Бурденко.
каким опасным делом занят. Действительно, это не у воров или бандитов, а у
него, выходит, жизнь -- копейка, те могут позволить себе не рисковать раз в
три дня... Сегодня избежать пули на его работе практически невозможно, ведь
стреляют, не задумываясь, и стар и млад, оружия на руках -- море. Каждое
следующее дежурство могло стать для них последним, потому и стали уходить от
него люди, умирать непонятно за что не хотелось никому. И в эти трезвые
минуты прозрения Кольцов дал себе твердое слово: после выписки из больницы
он возь-мет отпуск без содержания и вплотную займется Гномом, а значит, надо
быть готовым рвануть за кордон в любой момент. Он больше не хотел
подставлять свою широкую грудь под бандитские пули.
прибежала в госпиталь ночью, как только узнала, что Герман ранен и попал в
больницу. Ради этого, если знать раньше, может, сам полез бы под пули.
Женщин понять и легко, и невозможно -- где-то он вычитал такое изречение, но
только теперь осознал эту путаную мысль.
четвертый день к вечеру в палате появился Хавтан. Весь его вид говорил о
том, что случилась беда, таким растерянным старого люберецкого друга Самурай
не видел никогда. Хавтан поставил на прикроватную тумбочку два больших
пакета с гостинцами, потом вернулся к двери, выглянул в коридор и, поплотнее
прикрыв ее, сказал подавленно:
угораздило...
нему, спросил Кольцов.
на стул около кровати.
ему делать было нельзя, но сейчас он даже не среагировал на полоснувшую
ножом боль в груди.
никогда прежде неунывающий, а теперь потухший Хавтан. -- Знаю только, что
кто-то очень крутой, для него жизнь человеческая и копейки не стоит.
Пришмолял двоих охранников и еще одного парня, который еду доставлял из
моего ресторана. Еще у них там девка была, совсем молоденькая, может даже
еще школьница, -- они ее как раз трахали по очереди. Конечно, и проститутка,
и тот, что жратву носил, не входили в планы этой сволочи, но он не мог
оставлять свидетелей. Всех расстрелял, да и то сказать -- и оружие хорошее
имел, которое тут же, на месте, и оставил, немецкий "люгер". Представляешь
картину: лежат вповал баба голая и три мужика без штанов вокруг, а Гнома и
след простыл... Если бы Шаман с Дантесом не вступились за меня, наверное,
мне и самому бы хана пришла...
решив, что чудом избежавший смерти Герман поражен безжалостностью киллера,
недрогнувшей рукой отправившего на тот свет четырех молодых людей. Но
Самурай думал вовсе не о жертвах и даже не о Хавтане, которому теперь тоже
придется несладко, он понял, что мечта о вилле на берегу моря, о прогулках
по Парижу или Риму так навсегда и останется несбывшейся мечтой. Поняв это,
Кольцов даже застонал, теперь он корил себя за то, что в тот вечер в
"Золотом петушке" не сказал Хавтану прямо -- отдай Гнома!
утопающий, который хватается за соломинку, спросил:
Шкабары у меня? Что-то на свою беду я расхвастался в тот вечер...
все сильнее разгорается боль в груди. -- Ищи в другом месте, я никому не
говорил. Зачем мне поперек своего интереса идти?..
крик, похожий на вопль раненого животного. Так обычно кричат в истерике и
горе люди, когда теряют самых близких и родных. Он понял, что сегодня умерла
его мечта. Понял и заплакал... Заплакал впервые с тех пор, как стал
мужчиной.
ритму, непредсказуемости, соседству высокого и низкого, кричащей роскоши и
убогой нищеты, падениям и невероятным взлетам людей, еще вчера проживавших в
коммунальных хрущобах и существовавших впроголодь от зарплаты до зарплаты.
Американская легенда, американская мечта, американская сказка, что
старательный и пробивной мальчик, чистивший ботинки у входа в богатые отели,
долгими и упорными трудами к старости стал миллионером, владель-цем заводов,
пароходов и акций, тут могла вызвать лишь жалость к мальчику, потратившему
жизнь ради какихто миллионов. Американский миф в России тускнел, не вызывал
оптимизма. Карлену было даже жаль американцев, ведь тот мальчик был символом
США, образцом стопроцентного янки. В Москве Карлен впервые усомнился в
американских ценностях. Тут, в России, в столице, все вершилось с русским
размахом, здесь молодые и красивые, полные всех земных желаний становились
богатыми, по американским меркам, в одну ночь, с одной операции, ну в худшем
случае -- за месяц-два. И Карлен видел это собственными глазами. Он попал в
Россию в интереснейшее время, когда стали издаваться новые газеты и журналы,
как грибы после дождя, появлялись новые эстрадные коллективы, оркестры и
балетные труппы, да и звезды европейского или мирового значения, почуяв
реальные перемены в России, стремились в Москву, ибо по-настоящему жизнь
бурлила только в столице. Карлен и этому нашел объяснение: в какой-то газете
он вычитал поразившую его цифру -- восемьдесят пять процентов российских
капиталов крутится в Москве. И как же не верить в российские перемены, не
восторгаться ими, если за год с небольшим пребывания в Москве его
родственники Казаряны, проживавшие до того в Чертаново, в трехкомнатной
малогабаритной квартире-хрущобе, переехали в центр, на улицу Ямского поля, в
пяти минутах хода от Тверской, неподалеку от знаменитой клиники Бурденко.
Причем заняли весь этаж, самый дорогой, с пентхаусом, ставшим столь модным в
последнее время в столице. Казаряны занимали две большие квартиры на
двенадцатом этаже, в одной, шестикомнатной, с двумя ваннами, двумя
туалетами, разместилась вся семья дяди и тети Карлена, а в четырехкомнатной
поселился один Ашот, владелец фирмы "Арарат". Бурный всплеск частного
бизнеса, в том числе и торговли с Америкой, позволили клану Казарянов
сделать такой головокружительный рывок.
Татлян без долгих уговоров переехал к родственникам. Теперь квартирные, что
он получал от газеты "Лос-Анджелес таймс", репортер светской хроники мог
потратить с большим удовольствием. Да и тут, в армянской среде, -- а дом на
три четверти состоял из армян, -- ему было куда легче затеряться. А догляд
за ним, как он предполагал, рано или поздно все равно обнаружится. Русская
разведка и контрразведка после нокаутирующих ударов реформаторов медленно,
но верно приходила в себя, пытаясь вновь занять в государстве подобающее ей
место. Пока Карлен Татлян, имевший в ЦРУ кличку Норман, хвоста за собой не
чуял, однако на всякий случай поберегся -- переезд к Ашоту и был одной из
таких мер.
ошеломительную карьеру, но то, что он увидел вокруг себя в Москве, внесло
сумятицу в его планы, в жизненные ориентиры. Здесь проблемы, даже
глобальные, старались решить одним махом или в один присест -- такого ни в
Америке, ни в Европе он не встречал, да, пожалуй, и не слышал о таком, хотя
случайный успех выпадал кому-нибудь и там, но на Западе ни один серьезный
человек не ориентируется только на везение или удачу. Сквозь зыбкое марево
успеха видится все тот же трудолюбивый и упорный мальчик, начинавший свой
путь чистильщиком обуви.
особняк острые на язык москвичи, на четвертом этаже занимали три квартиры и
те ереванские бандиты, с которыми Карлен случайно познакомился в ночном
клубе "Метелица". Позже он подружится с этими гангстерами, они и пригласили
его впервые в Москве в ночное казино "Трефовый туз", в тот день, когда
игорное заведение потерпело крах. Тогда он чуть-чуть не вышел на