Чтение 50–й страницы книги ~Пароль не нужен~

заставил себя опустить веки и потереть виски. Усмехнулся обычной своей
колючей ухмылкой, покачал головой.

"Если за мной пустили наружку, то оппозиционность и скандал в печати
будут сейчас мне даже на пользу, - быстро решил Исаев. - Человек, который
ничего не боится, должен идти на скандал и открытую драку. Если я в чем-то
засветился и Гиацинтов возьмет меня, я стану утверждать, что он
расправляется со мной из-за скандального разоблачения в нашей газете
дельцов, связанных с полицией. Интеллигенция станет на мою защиту. Можно
будет тогда обратиться к Ванюшину и ребятам из Ассошиэйтед Пресс. Это на
крайний случай, конечно. Сейчас я должен идти на драку - это лучшее
алиби".

- Хорошо, - сказал Исаев, - только, Сашенька, давайте договоримся: вы
снимаете свою подпись, во-первых; клянетесь никому не говорить, что это
написали вы, если не хотите мне зла, во-вторых; и, в-третьих, после того,
как я сам поправлю ваш материал и наберу его, эта тетрадка будет сожжена.

- Хотите, дам честное благородное слово?

- Хочу.

- Честное благородное слово, Максим Максимыч! Не обижусь:
дописывайте, переделывайте и жгите - пожалуйста. Но обязательно
напечатайте про этот наш позор. Только неужели вы слову верите?

- Вашему - да. Ну-с, теперь быстренько уходите. И надуйтесь на меня
для вида, а я пойду работать.

Исаев взял тетрадь и побежал - через две ступеньки - вниз, в наборный
цех.

ПОЛТАВСКАЯ, 3. КОНТРРАЗВЕДКА

_____________________________________________________________________

В кабинете у Гиацинтова шторы были приспущены. Настольная лампа
выхватывала из полутьмы зеленоватый овал стола. Гиацинтов чертил на листке
бумаги женские профили. Напротив него сидел Чен.

- Послушайте меня, приятель, - сказал Гиацинтов, - кто ко мне попал,
тот сам не выходит. Если, конечно, я не столкнулся с умным и дальновидным
человеком. Вся ваша липа с американским телеграфным агентством и с
листовками для Лобба мною проверена. Вы им материалы подсовывали
политического характера, чтобы поссорить атамана Семенова с нашим
правительством. Кто вам передавал эти материалы?

- Мне смешно вас слушать, Кирилл Николаевич, - удивился Чен. - Мое
дело - сенсация. И на бирже и в политике. За свежий товар платят больше. В
воздухе тогда носились слухи про Семенова, а что там и как - не это ведь
важно, Кирилл Николаевич, важно, чтоб первым.

- Вполне рационально, вполне... А зачем водичку с солянкой наливали в
бензин для танков?

- Нет, это явная клевета и гнусный домысел!

- Какой смысл моим людям клеветать на вас?

- Я и сам голову ломаю. Может быть, меня с кем-нибудь спутали?

- Да нет, - вздохнул Гиацинтов, - я сам был бы рад, если б спутали...
У вас столько влиятельных защитников! Вон Максим Максимыч уже пятый раз
звонит, справляется о вас.

- Кто, кто?

- Да Исаев. Макс...

- Не изволю знать.

- Полноте, полноте.

- Как вы сказали? Макс?

- Ну да, Максим Максимыч Исаев.

- Право, не помню.

- Значит, не знакомы?

- Совершенно определенно - не знаком.

Гиацинтов достал из стола конверт, бросил его Чену:

- Посмотрите, это занятно.

Чен улыбнулся своей ослепительной, чуть подобострастной улыбкой,
придвинул к себе конверт, достал из него несколько фотографий. На всех
фотографиях были изображены Чен с Исаевым: у касс ипподрома, на улице,
возле редакции.

- Ну как? - поинтересовался Гиацинтов, разглядывая свои квадратные,
лопатообразные ногти. - Признали?

- Нет, не признал. Я ведь имею богатую клиентуру в городе:
большинство уважаемых людей играет на бирже, даже ваши сотрудники.

- Я знаю, - спокойно сказал Гиацинтов. - Вы кого имеете в виду
персонально?

- Многих.

- Уж и многих...

- Честное благородное.

- И всех помните?

- Не всех, но большинство.

- А Исаева забыли?

- Кого?

- Исаева.

- Забыл.

- Вы, между прочим, этим своим упорством ему же хуже делаете. Я уж
забеспокоился - что вы так его выгораживаете, не боитесь ли вы его? Надо
будет мне им заняться как следует.

- Конечно. Проверка - великая вещь.

- Приятель, вы что, меня в дураках хотите оставить?

- Господи, да что вы, Кирилл Николаевич! Я ведь не против того, что
меня посадили, только зачем мне лишнее клеить? На черном рынке играл? Да,
играл! Бизнес имел с иностранцами? Да, имел! За это готов нести наказание.

- А деньги ваши где от бизнеса?

- Кутежи и проститутки жизнь отнимут, не то что деньги.

- Опять-таки верно. Значит, поручителя за вас не найдется?

- Кого угодно про меня спросите - все скажут только доброе.

- Ну что ж, сейчас пригласим того, кто помнит вас.

Гиацинтов позвонил в звоночек. Дверь отворилась, и вошел Стрелков,
агент по кличке Столяр.

- Здравствуйте, гражданин чекист Марейкис, - заговорил он шипучим
голосом. - Не думали, верно, что встретимся? А я - вот он, весь перед
вами! Или забыли Лубянку? Забыли кабинет на третьем этаже?!

Стрелков набрал в рот слюны и, приблизившись, плюнул Чену в лицо.

Чен достал платок, вытер лицо, ни один мускул в нем не дрогнул.

- Я протестую, - сказал он тихо. - Что это такое, Кирилл Николаевич?

Стрелков ударил его наотмашь - ребром ладони по лицу. Хлынула кровь
из носа.

- Я те попротестую, - прохрипел он. - Я те, суке, попротестую!

- Успокойтесь, - сказал Гиацинтов, - поменьше эмоций. Спасибо вам,
Сергей Дмитриевич. До свиданья.

Стрелков вышел из кабинета.

- Послушайте, милый товарищ Марейкис, - заговорил Гиацинтов, - не
считайте нас олухами. Вы свою партию проиграли. Хотите жить - давайте
говорить откровенно. Ну как?

- Тут какая-то чудовищная ошибка, Кирилл Николаевич, право слово!

- Пеняйте на себя. Сейчас вас станут пытать. А как же иначе прикажете
поступать? Не гуманно? Согласен! Так помогите мне не быть жестоким. Вы
делаете нас зверьми, вы, а не кто-либо другой.

Вошло пятеро. Они зажали руки и ноги Чена в деревянные колодки и
разложили на столе набор тупых игл.

- Они сейчас будут вгонять вам иглы под ногти. Это больно очень
больно, - медленно говорил Гиацинтов, продолжая заниматься своим
маникюром. - Начинайте, ребята.

В кабинете стало тихо. Гиацинтов отложил пилки, и, когда иголка стала
входить под ноготь большого пальца, оставляя багровый след, он весь
подался вперед, впившись глазами в лицо Чена. А Чен сидел недвижно, лицо
его словно окаменело, только зрачки глаз стали расширяться.

- В мизинчик, - тихо попросил Гиацинтов, - это нежней, когда в
мизинчик, там мясцо молоденькое.

И снова он весь подался вперед, а Чен продолжал сидеть замерев и
смотрел широко открытыми глазами сквозь полковника, который кусал губы и
часто дышал, наблюдая за иглой, входившей в мизинец.

- Ну! Ну же! - говорил Гиацинтов. - Ну, зачем ты нас всех мучаешь?
Ну, скажи нам что-нибудь...

Чен ответил утиным, крякающим голосом:

- Это ошибка, я ни в чем не виноват.

Сказал он это очень быстро, потому что боялся сорваться на крик.

- Ага, - обрадовался Гиацинтов, - дрогнул! Теперь в безымянный ему
воткните, и чтоб кровь клопчиками, клопчиками капала!

ПОЗИЦИИ БЕЛЫХ

_____________________________________________________________________

Дивизия выстроена в каре. Лица солдат утомлены, глаза воспаленные,
чуть блестят - перед построением выдали по стакану водки. Вдали слышно,
как ворочается гром: это продолжается артобстрел красных.

Посредине каре, на трибуне, стоит главком - генерал Молчанов, а рядом
на красно-зеленом половичке - брат вождя, Николай Меркулов, министр
иностранных дел. Внизу, возле трибуны, замер генералитет, офицеры штаба,
Ванюшин.

- И мы торжественно заявляем, - подняв руку над головой, зычно