Чтение 6–й страницы книги ~Иллюзии, или приключения вынужденного мессии~

Как быстро мы привыкаем к чудесам! Меньше, чем через минуту я уже думал о том, что ходить по воде не только возможно, но и естественно. А что в этом такого?

- Но если вода сейчас твердая, то как же ее тогда пить?

- Точно так же, как и ходить по ней, Ричард. Она ни твердая, ни жидкая. Мы сами решаем, какой ей для нас быть. Если хочешь, чтобы она была жидкой, поступай с ней так, будто она жидкость. Если хочешь, чтобы она была воздухом, поступай с ней так, будто она воздух. Попробуй.

Может быть, все дело в присутствии просвещенной души, - подумал я, - может быть, подобные вещи происходят лишь в определенном радиусе, ну, скажем, футах в пятидесяти от нее...

Я встал на колени на поверхности пруда и погрузил в него руку. Жидкая. Затем я лег на живот и, убедив себя в том, что вода - это воздух, опустил в нее лицо. Я дышал будто теплым жидким кислородом, не чувствуя никакого удушья. Наконец я опять сел и вопросительно посмотрел на Шимоду, предполагая, что он знает, о чем я думаю.

- Говори, - сказал он.

- Почему я должен говорить?

- Потому что то, что ты хочешь сказать, наиболее точно может быть выражено словами. Говори.

- Если мы можем ходить по воде и дышать ею, и пить ее, то почему мы не поступаем так с землей?

- Да. Хорошо. Сейчас ты увидишь.

Он пошел к берегу так легко, будто он шел по раскрашенному макету озера. Но как только он коснулся ногой песка и травы, он начал тонуть, пока через несколько шагов не погрузился в землю по плечи. Создавалось впечатление, что пруд превратился в остров, а земля вокруг него стала морем. Он немного поплавал по лугу, резвясь и плескаясь каплями жирной глины, потом лег на поверхность, встал и пошел. Неожиданно я увидел чудо: ч е л о в е к и д е т п о з е м л е!

Я стоял на воде и аплодировал его представлению. Он поклонился и поаплодировал мне.

Я подошел к берегу, представил себе землю жидкой и тронул ее носком ботинка. По траве кругами побежали волны. Земля будет такой глубокой, как мне этого захочется. Два фута, - подумал я, - пусть она будет глубиной два фута, я пройду по ней вброд.

Я уверенно шагнул на берег и провалился под землю с головой. Внизу было темно и страшно, я задержал дыхание и изо всех сил рванулся к поверхности, пытаясь ухватиться за твердую воду, за край пруда, чтобы выплыть.

Он сидел в траве и хохотал.

- Ты замечательный ученик, Ричард, тебе это известно?

- Какой из меня ученик! Вытащи меня!

- Вытащи себя сам.

Я перестал барахтаться. Я вижу землю твердой и могу из нее выбраться. Я вижу землю твердой... И вот я выбрался, весь перепачканный черной грязью.

- Парень, ты, кажется, запачкался.

Его голубая рубашка и джинсы были абсолютно чистыми.

- А-а-а! - я стряхнул землю с волос и выковырял ее из ушей. В конце концов я положил бумажник на траву и вошел в жидкую воду, где почистился традиционным "мокрым" способом.

- Я знаю, для того, чтобы почиститься, есть метод и получше.

- Да, к тому же более быстрый.

- Конечно. Ладно, сиди себе, посмеивайся, я попробую сам.

- О'кэй.

Наконец я вернулся к флиту, переоделся и развесил мокрую одежду на расчалках.

- Ричард, не забудь то, что ты сегодня сделал. Очень просто забыть наши знания, думать, что это был сон или случайное чудо. Не бывает ни хороших снов, ни прекрасных чудес.

- Ты же сам говорил, что мир - это сон, а он иногда бывает прекрасным. Закат. Облака. Небо.

- Нет. Сном бывает только образ, а не мир. Красота реальна. Ты чувствуешь разницу?

Я кивнул, почти понимая его. Позже я заглянул в книгу.

"Мир

- Это ваша ученическая тетрадка,

Страницы которой вы заполняете.

Он не является реальностью,

Хотя, если вы пожелаете, вы

Сможете отобразить

В тетради и реальность.

Вы также

Способны написать в ней бессмыслицу

Или ложь, или порвать

Страницы."

12.

"Истинным

Грехом является

Ограничение сути.

Не делайте этого."

Был теплый день, мы отдыхали между полетами. С утра прошел ливень, и тротуары города были мокры от луж.

- Дон, ты умеешь проходить сквозь стены?

- Нет.

- Когда ты отвечаешь "нет", я знаю, что это значит "да", но тебе не понравилось, как я задал этот вопрос.

- Мы определенно наблюдательны, правда?

- А в чем ошибка, в "проходишь" или в "стенах"?

- И в том, и в другом. Твой вопрос предполагает, что я существую в ограниченной пространственно-временной структуре и перехожу в другую. Сегодня у меня нет настроения принимать подобные твои предположения касательно меня.

Я нахмурился. Он знал, о чем я спрашивал. Почему он не захотел прямо ответить, как у него выходят такие вещи?

- Так я немножко помогаю тебе думать точнее, - мягко сказал он.

- О'кэй. Ты можешь сделать так, чтобы другим показалось, что ты проходишь сквозь стену? Этот вопрос лучше?

- Да, лучше. Но если уж ты хочешь быть точным до конца...

- Погоди. Я знаю, как спросить. Вот мой вопрос: как тебе удается передвигать иллюзию ограниченного ощущения тождественности, выраженную в этой вере в пространственновременную непрерывность под названием "тело", сквозь иллюзию материальной преграды под названием "стена"?

- Отлично! Если правильно задать вопрос, он отвечает сам за себя, верно?

- Нет, вопрос не дал сам ответ. Как ты проходишь сквозь стены?

- Р_и_ч_а_р_д! Ты сделал почти все правильно, и вдруг сам разрушил все на мелкие кусочки. Я не умею проходить сквозь стены... Когда ты так говоришь, ты принимаешь вещи, которых я не принимаю, а если приму, то вот тебе ответ: нет, не умею.

- Но, Дон, выразить все точно очень сложно. Ты же знаешь, что я имею ввиду.

- Так что же, если тебе трудно что-то сделать, то ты и пытаться не будешь? Сначала тебе и ходить было трудно, но ты упражнялся; и теперь ходить тебе легко.

Я вздохнул:

- Да, о'кэй. Забудь об этом вопросе.

- Я забуду о нем. А вот мой вопрос: а ты можешь? - он смотрел на меня самым беззаботным взглядом в мире.

- Итак, Дон, ты утверждаешь, что тело - это иллюзия и стена - это иллюзия, но тождественность реальна и не может быть ограничена иллюзиями.

- Я этого не утверждаю. Ты сам утверждаешь это.

- Но это же верно.

- Естественно, - сказал он.

- Так как же ты это делаешь?

- Ричард, ничего не нужно делать. Ты вдруг увидишь, что это сделано, вот и все.

- Тебя послушать, так это легче легкого.

- Это так же просто, как ходить. Сейчас тебя удивляет, что тебе когда-то было трудно ходить.

- Дон, для меня проходить сквозь стены не только трудно, это невозможно.

- Ты думаешь, что если тысячу раз повторить слово "невозможно", то все трудное для тебя станет легким?

- Извини, это возможно. И когда время придет, я это сделаю.

- Нет, вы только посмотрите на него! По воде он ходит, а стены, видите ли, его смущают!

- Так то было просто, а это...

- Отстаивай свою ограниченность и будь уверен, что она останется при тебе, - сказал он нараспев. - разве неделю назад ты не плавал в земле?

- Плавал.

- А чем с т е н а отличается от вертикальной земли? Какая разница, в каком направлении простирается иллюзия? Горизонтальную иллюзию можно преодолеть, а вертикальную никак?

- Ты начинаешь меня утомлять, Дон.

Он посмотрел на меня и улыбнулся.

- Значит, настало время оставить тебя одного.

Последнее строение на окраине города было амбаром. Это был громадный сарай из оранжевого кирпича. Похоже, что Дональд намеревался срезать угол и пройти по какому-то тайному короткому пути, который явно лежал сквозь амбар. Он резко повернул направо и исчез в стене. Сейчас мне кажется, что если бы я пошел за ним, у меня тоже бы так получилось. Но я стоял на тротуаре и смотрел на то место, где он исчез. Когда я протянул руку, мои пальцы коснулись твердого кирпича.

- Когда-нибудь, Дональд, - сказал я, - в один прекрасный день...

К самолетам я пошел один, окружным путем.

- Дональд, - сказал я, наконец добравшись до самолетов, - я пришел к выводу, что ты просто-напросто не существуешь в этом мире.

Он с изумлением посмотрел на меня, стоя на верхнем крыле трэвел эйра и заливая в бак бензин.

- Конечно, нет, а ты можешь назвать кого-нибудь, кто существует?

- Что значит, могу ли я? Конечно, могу. Я! Я существую в этом мире.

- Отлично, - сказал он, как будто сам докопался до скрытой истины. - напомни мне, чтобы я угостил тебя сегодня ужином. Меня приятно удивляет то, что ты не перестаешь учиться.

Это меня озадачило. В его голосе не было ни иронии, ни сарказма; он имел в виду только то, что сказал.

- Что ты этим хочешь сказать? Конечно, я живу в этом мире. Я и еще около четырех миллиардов людей. Это ты...

- О боже, Ричард! Ты это серьезно? Ужин откладывается. Не будет тебе ни гамбургеров, ни солода. Ты этого не заслужил. А я уж думал, что ты постиг эту основную истину, - он смотрел на меня с сердитой жалостью. - Ты в этом так уверен? Ты живешь в одном мире, ну, скажем, с биржевым маклером? Твоя жизнь, я полагаю, меняется и приходит в смятение с изменением политики общего рынка, если мандатный обзор дел говорит о потере 50 процентов капиталовложений акционеров? Ты живешь в одном мире с гастролирующим шахматистом? Первая игра в конце недели в Нью-Йорке. Если в Манхэттене тебя ждут Петросян, Фишер, Браун и приз в полмиллиона долларов то что ты делаешь в этом поле на окраине Мэйтлэнда, штат Огайо? Что ты здесь делаешь? Твои самые насущные проблемы - это разрешение фермера на полеты, уход за мотором фирмы киннер и смертельный страх перед грозой с градом. Ты и твой флит 1929 года, сколько еще людей живет в твоем мире? Ты говоришь, четыре б и л л и о н а? Ты пытаешься утверждать, глядя мне в глаза, что четыре биллиона людей не живут своими собственными изолированными четырьмя биллионами жизней? - он говорил так быстро, что задыхался.

- Я уже чувствовал вкус гамбургеров с плавленым сыром... - сказал я.

- Прошу прощения. Я бы с удовольствием угостил тебя. Но увы, это дело закончено, забудь об этом.

Хотя я в последний раз обвинил его в том, что он не существует в этом мире, я еще не скоро понял слова, которые прочитал в тот день в книге:

"Если

Некоторое время

Вы попытаетесь быть вымышленной личностью,

Вы поймете, что

Вымышленные люди

Зачастую более реальны, чем

Люди с телами

И бьющимися сердцами."

13.

"Ваша совесть

- Не что иное,

Как мера

Честности вашего эгоизма.

Внимательно прислушайтесь

К этому."

- Мы все свободны делать то, что мы хотим делать, - сказал он в ту ночь. - это просто, ясно и очевидно, не правда ли? Ну не прекрасный ли это способ управления вселенной?

- Почти. Ты забыл одну маленькую деталь, - сказал я.

- О?

- Мы все свободны делать то, что мы хотим делать, при условии, что мы своими действиями не причиним боли другим, - добавил я. - я знаю, что ты имел в виду, так что же ты сразу не сказал?

Из темноты до меня донесся звук шагов, я быстро взглянул на него.

- Да, похоже, что кто-то...

Он встал и ушел в темноту. Вдруг я услышал, как он рассмеялся и произнес имя, которое мне не удалось расслышать.

- О'кэй, - сказал он. - нет, мы будем вам рады... Что же вы там стоите, правда, просим вас к нам на огонек...

Ему ответил голос с сильным акцентом, не русским, не чешским, скорее, с трансильванским:

- Спасибо, но мне не хотелось бы вас стеснять.

Мужчина, которого дон привел к нашему костру, выглядел для среднего запада довольно необычно. Маленькая, стройная волкоподобная фигура, пугающая взор; он был одет в вечерний костюм, черный плащ, подбитый красным шелком, и лакированные ботинки. При свете костра он чувствовал себя неловко.

- Я проходил мимо, - сказал он, - мне ближе идти к дому через поле.

- Неужели? - Шимода не верил ему, зная, что он лжет, и в то же время едва сдерживал смех. Я ничего не понимал.

- Располагайтесь поудобнее, - сказал я, - не можем ли мы вам чем-нибудь помочь? - на самом деле я сказал это чисто из вежливости; он был мне настолько неприятен, что мне вовсе не хотелось, чтобы ему было удобно.

Он посмотрел на меня с безнадежной улыбкой, от которой на меня повеяло холодом.

- Да, вы можете мне помочь. Мне это очень нужно, иначе я не стал бы и просить. Можно, я попью вашей крови? Совсем чуть-чуть? Это моя пища, мне нужна человеческая кровь...

Может быть, все дело было в акценте, он не слишком-то хорошо владел английским, но я вскочил на ноги так быстро, как мне уже давно не приходилось этого делать, от этого движения в огонь полетели стебельки.

Мужчина отступил. Вообще-то я спокойный человек, но я неплохо сложен и, наверное, выглядел грозно.

- Простите, сэр! Простите! Пожалуйста, забудьте об этом! Но дело в том, что я...

- О чем вы говорите? - я приходил все в большую ярость, потому что мне было страшно. - вы, собственно, кто такой? Вы что? В_а_м....

Шимода перебил меня прежде, чем я успел вымолвить это слово.

- Ричард, наш гость говорил, а ты прервал его. Пожалуйста, сэр, продолжайте, простите моего друга, он несколько нетерпелив.

- Дональд, - сказал я, - этот тип...

- С п о к о й н о!

Я так удивился, что замолчал и с испугом и изумлением смотрел на мужчину, выхваченного из темноты светом костра.

- Пожалуйста, поймите меня правильно. Я вовсе не хотел родиться вампиром. Это для меня большое несчастье. У меня нет друзей. Но каждую ночь я должен выпивать немножко своей крови, иначе меня будут терзать ужасные боли, я даже могу умереть. Пожалуйста, позвольте мне попить вашей крови, совсем чуть-чуть, больше, чем пинту, мне и не надо, иначе мне будет очень плохо, иначе я умру, - он сделал шаг по направлению ко мне, облизывая губы. Вероятно, он полагал, что Шимода имеет на меня влияние и заставит подчиниться.

- Еще один шаг, и кровь будет. Мистер, как только вы до меня дотронетесь, я убью вас... - я не стал бы его убивать, просто перед дальнейшей беседой я намеревался его хорошенько связать.

Должно быть, он мне поверил, потому что остановился и вздохнул.

- Вы достигли того, чего хотели? - спросил он, повернувшись к Шимоде.

- Думаю, что да. Спасибо.

Вампир взглянул на меня и улыбнулся непринужденно, как актер на сцене, когда спектакль уже закончился.

- Я не буду пить твою кровь, Ричард, - сказал он на безукоризненном английском без всякого акцента.

Под моим взглядом он растворился в воздухе, как будто кто-то выключил его... Секунд через пять его уже не было.

Шимода присел у костра.

- Я рад, что ты не веришь в то, что говоришь.