думает Патруль по поводу смертоносного Q-корабля. Он пытался прозвониться
Рокеру, но тщетно.
проделки Рокера... или даже самого Братства? Один раз Братство Патрулю уже
накостыляло - может и еще разок попробовать.
превратился в точку, ослепительным малиновым светом рвущую небесный свод.
Время от времени он заливал своим светом потоки вод темного мира внизу.
отверженным. Вернулся победоносно, героем. Кислый вкус того возвращения до
сих пор остался на губах...
ударили кулаком. Потоки горячего воздуха устремились в легкие, в глаза
впились ослепительные ножи солнечного света. Запах тины. Трясущимися руками
он схватился за борт, чтобы вылезти из торча.
так.
идущий в сторону, где сгрудилась оторопевшая и растерянная встречающая
комиссия. И чтобы мир мог следить за происходящим, за происходящим
пристально следят скрытые камеры.
звезды с бриллиантами на груди. Их и так уже полно, и еще с десяток внесено
в план и только ждет, пока чиновники и юристы закончат битву за право
чествовать героя.
Герой Ваун. Старина Ваун. Спас мир. Все хотят увидеть, как он возвращается в
маленький Пуцайн. Это полезно для Патруля.
забыть этот запах илистой черной грязи? А как забыть нескончаемое занудное
гудение шмелей, бессмысленный вздох ветра и высокой траве пози; ни холма, ни
дерева, никаких признаков присутствия человека.
ничего нехорошего нет, но мерзость запустения демонстрировать не
обязательно...
маленьким, они тут и слова такого не знали - "Пуцайн". Называлось просто
деревней. Название скорее всего состряпали, когда возникла необходимость
обозначить это место в атласах: Пуцайн, город, где родился и вырос адмирал
Ваун.
запах грязи можно уловить запах угря. От этого запаха слюни текут, хотя он
постиг, что кушать угря - позор. Толпу теперь не держат, и народ хлынул к
нему с распростертыми руками. Боже, как мало людей! Но это ведь совсем
малюсенькая деревенька, его ровесники подросли, их место заняли новые
нескладные, взъерошенные юнцы. Пялятся теперь на его военную форму. Олмин -
его Ваун вспомнил... И Астоса... Ванабиса. Изнуренные недоеданием,
костлявые, вымытые для торжественного случая. Из женщин добрая половина
беременны. Бороды у мужчин сбриты, а на щеки и подбородки нанесен темный
грим, чтобы загорелые части сравнялись с ними по цвету. Бороды - что-то в
этом есть от дикарства. Худые смуглые лица... скорее, озадаченные, нежели
возмущенные... скорее, возмущенные, нежели счастливые. Какое им до этого
дело? Тыщу лет назад они его позабыли.
коленки трясутся. Лучше уж гоняться за Аббатом по кишкам Q-корабля.
этого уже никогда не случится. Он понимает это, но вспомнить деревню и не
задуматься о Нивеле невозможно. Нивела нет. Он бы, как и все, улыбался, но
по-настоящему, улыбкой лучились его глаза... В один прекрасный день, такой
же, как все остальные дни, кто-то где-то нарушил покой пипода, и пипод,
снарядив рабочую бригаду из собратьев, пошел в бой, грозно потрясая
ядовитыми иглами, и угробил восьмерых парней и трех девушек. Небольшой
деревеньке генераторы радиошума не по карману.
куда; огорошенные, перепуганные, понукаемые невидимыми источниками
правильных наставлений, передвигающиеся так, чтобы все время находиться в
поле зрения камер - герой будет радушно приветствуем друзьями детства. А
изгоя никто не станет вспоминать.
ни священника. Звание Лучшего Друга присвоено, судя по всему, Олмину.
Олмину-палачу?
ссал ему в глаза, в то время как прочие лучшие друзья прижимали его к земле?
Это был, впрочем, очень ответственный эксперимент - необходимо было
выяснить, сможет ли моча перекрасить его волосы в тот цвет, который положено
иметь волосам. Не смогла. Несмотря на многократные усилия. Лучший Друг? Ну,
пусть.
остальных как друг. Удавалось ли тебе, Олмин, когда-нибудь повергнуть меня в
такой ужас, в какой ты сам повергнут сейчас?
не нужно, чтобы весь мир услышал, как голосит сумасшедшая мамаша адмирала
Вауна о своих свиданиях с Господом, о непорочном зачатии, о том, что она с
самого начала знала, что ее сын спасет мир. Глору увезли на лечение.
кладет трясущуюся руку Вауну на плечо, стараясь не запачкать эполет.
буквально вываливающимися из орбит от натуги.
смотрит, как покачивается в глотке у Олмина шар распухшей щитовидки.
бустер для местных жителей, нужно принимать во внимание недостаток йода?
Правда?
Вауна.
ненавижу здесь все! Я ненавижу всех вас. Вы превратили мою жизнь в пытку. Я
спас мир, но только не ради вас. Видит Бог, ни для одного из вас.
свое утробное существование, все пресмыкается в тине Дельты? Вряд ли. Бустер
для крестьян - дерьмо, ширпотреб, не тот, что по спецзаказу производят для
спейсеров. Ваун надеялся, что все-таки еще влачит, потому что это уже само
по себе вполне адекватное наказание. Долгих лет тебе, Олмин!
досюда, и ночь облачилась во все свое звездное великолепие. Глаза по
привычке отыскали созвездие Пловца - Альфу и Гамму, две красноватые
звездочки, авалонские солнца.
Скоро рассвет. Он разложил свой диванчик, устроился поудобнее и стал
размышлять о шифрах, электронных хитростях, паролях и реактивных снарядах. В
теории все было просто - коммодор Тэм имел законное право баррикадироваться
в своем Форхиле, сколько душе угодно. Если бы возникло желание, он мог бы
превратить его в современную версию доиндустриального замка, руинами коих
кишат высокогорные районы. Ваун миллион раз пролетал над такими. Если бы
коммодор Тэм начал палить или направил в кого-нибудь лучи своих лазеров,
совершив тем самым убийство, то букву закона он бы, конечно, нарушил, но
закон практически не в силах как-то бороться с офицерами Космического
Патруля.
какой-нибудь пунктик в уставе, воспрещающий убивать адмиралов. В этом можно
по крайней мере усмотреть некое проявление недостаточного уважения. Мало
того Форхил вовсе и не является личной собственностью Тэма, пусть тому и
разрешено делать с поместьем все, что и в голову не взбредет. Когда Тэм
умрет. Патруль возобновит свои права на владение Форхилом и по акту передаст
его следующему офицеру, который, в свою очередь, будет тут хозяйничать
столетие-другое.
Ваун просто-напросто мог приказать Тэму, чтобы тот пустил его на свою
территорию.