лорд Глендовер сохранял величественное спокойствие и невозмутимость,
приличествующие его высокому сану. Впрочем, он был убежден, что доктор
Саразен мило шутит и, разумеется, не имеет ни малейшего намерения привести в
исполнение столь безрассудный проект. Наконец в зале кое-как
восстанавливается тишина, и доктор Саразен получает возможность продолжать.
обсуждение следующий план, который вы легко сможете исправить,
усовершенствовать и дополнить.
вниманием ловят каждое слово оратора.
смертности. Я считаю необходимым обратить ваше внимание на одну из них,
имеющую первостепенное значение: это чудовищные антисанитарные условия, в
которых вынуждена жить большая часть человечества. Я имею в виду главным
образом большие города, где масса людей ютится в тесных домах, зачастую
лишенных света и воздуха, этих двух необходимых источников жизни. Такие
скопления людей нередко являются настоящим рассадником заразы. Люди, живущие
в таких условиях, обречены на. преждевременную гибель. Те, что выживают,
теряют здоровье и работоспособность, а общество п силу этого несет громадные
потери в рабочей силе, которой можно было бы найти полезное применение...
Почему бы нам не попробовать, господа, прибегнуть для борьбы с этим злом к
одному из самых могучих средств - показать пример? Разве мы не могли бы
объединить все силы нашего воображения, всю нашу изобретательность для того,
чтобы создать проект образцового города в соответствии с самыми строгими
требованиями науки. (Возгласы: "Да! Да! Правильно! Правильно! Превосходная
мысль!.") А затем мы могли бы употребить наш капитал на постройку этого
города и преподнести его миру как пример, достойный подражания. ("Да! Да!
Браво!" Гром аплодисментов.)
другу руки, бросаются к доктору, поднимают его и торжественно проносят по
всему залу.
вернуться на свое место, - этот город, который каждый из нас мысленно видит
перед собой, этот город здоровья и благоденствия, через несколько месяцев
может воплотиться в действительность и будет открыт для народов всех стран.
Мы издадим на всех языках подробное описание и план нашего прекрасного
города и распространим их по всему свету... Мы позовем жить в нашем городе
честных людей, которых нужда и безработица гонят из перенаселенных стран. У
нас же найдут применение своим способностям и те (не удивляйтесь, что я о
них думаю), кого чужеземцы-завоеватели обрекли на жестокое изгнание; они
внесут в наше дело духовный вклад, более драгоценный, чем все сокровища
мира. Мы построим прекрасные школы, которые будут воспитывать молодежь,
руководствуясь мудрыми принципами, способными развить и направить на должный
путь все духовные, умственные и физические силы человека. И это обеспечит
нам в будущем здоровое, цветущее поколение.
Саразен закончил свою речь. Рукоплескания, возгласы и крики "ура" не
смолкали по меньшей мере четверть часа. Но не успел доктор сесть, как лорд
Глендовер снова наклонился к нему и, многозначительно прищурившись, шепнул
на ухо:
поднимают его и торжественно проносят по всему залу.
ли?.. Дело верное. Надо только хорошо организовать рекламу, собрать побольше
влиятельных имен. А люди после болезни или нуждающиеся в поправке охотно
поедут к вам. Надеюсь, вы для меня прибережете хороший участочек?
лорд Глендовер усматривал в его действиях одни лишь корыстные побуждения,
только собрался ответить его светлости, как вице-президент предложил
собранию выразить единодушное одобрение и благодарность автору столь
высокогуманного проекта.
будет увековечен в памяти людей. И мы должны признать, что человек, у
которого возникла эта идея, поистине должен обладать высоким умом, большим
сердцем и безмерным великодушием. И вот теперь, когда нас посвятили в эту
идею, не кажется ли нам странным и удивительным, что до сих пор она никому
не приходила в голову? Сколько миллиардов, истраченных на кровопролитные
войны, сколько состояний, выброшенных на бессмысленные спекуляции, могли
быть вложены в это прекрасное начинание!
основателя "Саразина".
его пришлось заново проголосовать.
будущему городу никаких нелепых наименований, заимствованных из латинского
или греческого языка, от них веет невыносимой скукой. Ведь это будет город
благоденствия... Я бы хотел дать ему имя моей родины, давайте назовем его
Франсевиллем.
просьба его была немедленно удовлетворена. Итак, Франсевилль был заложен
пока только на словах, но сегодня же его имя должны были внести в протокол и
таким образом запечатлеть на бумаге. Собрание тут же приступило к обсуждению
первых статей проекта.
которая столь отличается от обычного круга их деятельности, вернемся к
заметке из хроники происшествий, напечатанной в "Дейли телеграф", и
проследим за ней шаг за шагом ло одному из ее бесчисленных маршрутов.
английскими газетами, облетела все уголки Соединенного королевства.
Появилась она, между прочим, и в Гулльскон газете и, украсив собой этот
скромный листок, отправилась с ним на груженной углем трехмачтовой шкуне
"Мери Куин" в Роттердам, куда и прибыла 1 ноября. Здесь ее сейчас же поймали
и вырезали проворные ножницы главного редактора и единственного секретаря
"Голоса Нидерланд", затем перевели на язык великих живописцев Кейпа и
Поттера*, и 2 ноября она на всех парах прикатила в город Бремен, прямехонько
в редакцию газеты "Бремен мемориал". Здесь ее приодели, причесали и
перепечатали на немецком языке. Стоит ли упоминать о том, что тевтонский
репортер, снабдив перевод заманчивым заголовком "Eine ubergrosse
Erbschaft"*, не утерпел и, положившись на доверчивость читателей,
смошенничал и приписал в скобках: "От собственного корреспондента в
Брайтоне".
"Северной газеты", где ее поместили во втором столбце третьей страницы,
обкорнав ей заголовок, чересчур авантюрный для такой солидной газеты.
очутилась в толстых руках здоровенного саксонца, лакея профессора Иенского
университета Шульце, и проникла в комнату, служившую кабинетом, гостиной и
столовой герру профессору.
взгляд не представляла собой ничего примечательного. Это был человек лет
сорока пяти, довольно грузный; квадратные плечи свидетельствовали о его
крепком телосложении. Редкие, цвета мочалки волосы на висках и на затылке
окаймляли широкую лысину, начинавшуюся от самого лба. Бледно-голубые глаза,
лишенные всякого блеска, не выражали ни мысли, ни чувства, но этот тусклый,
ничего не выражающий взгляд вызывал неприятное ощущение. Тонкие длинные губы
профессора Шульце разжимались словно только для того, чтобы скупо
отсчитывать слова, но, раздвигаясь, эти губы обнажали два ряда внушительных
зубов, которые, казалось, вцепившись, никогда не выпустят своей добычи. Все
это вместе взятое производило весьма неприятное и даже отталкивающее
впечатление, но сам профессор Шульце был, по-видимому, весьма доволен своей
внешностью.
стенные часы изящной французской работы, которые резко выделялись среди
окружающей его грубой безвкусицы, и сухо сказал:
ее сегодня с опозданием на двадцать пять минут. Если в следующий раз она не
будет у меня на столе ровно в половине седьмого, в восемь вы будете
рассчитаны.
остановился и спросил:
привычки. Вы служите у меня уже третью неделю. Запомните раз навсегда, что я
никогда не изменяю распорядка дня и не имею обыкновения отдавать приказания
дважды.
заканчивал свою статью, которая должна была появиться через два дня в
"Вестнике физиологии". Мы не совершим нескромности, сообщив, что она была
озаглавлена: "Почему все французы в той или иной степени обнаруживают
признаки постепенного вырождения?"
капустой и гигантской кружки пива. Все это он молча поставил на маленьком
столике у камина и бесшумно удалился. Профессор отложил перо и, усевшись за
маленький столик, с нескрываемым удовольствием принялся за еду, смакуя ее
больше, чем подобало бы такому почтенному человеку. Покончив с обедом, он
позвонил, чтобы подали кофе, и, закурил большую фарфоровую трубку, снова
уселся за свою работу.