на друга, оценивая, строя догадки, пытаясь преодолеть пропасть, отделяющую
каждого человека от всех его ближних. А затем раздался пронзительный звон
- автоматический спектрометр закончил порученную ему работу. Все
напряжение разом исчезло, они вернулись в обычный, повседневный мир.
Момент, который мог привести к совершенно непредсказуемым последствиям,
поколебался на самой грани бытия - и снова канул в забвение.
4
кабинет, в лучшем случае ему дадут стол в каком-нибудь углу бухгалтерии -
так оно и случилось. Ничего страшного, и то слава Богу; он изо всех сил
старался доставлять окружающим как можно меньше забот, не привлекать к
себе излишнего внимания, да и вообще сидеть за этим столом почти не
приходилось. Все окончательные заключения он писал в своей комнате -
тесной, как мрачный бред клаустрофоба, ячейке; именно из таких ячеек и
состоял жилой уровень.
неестественным образом жизни. Здесь, глубоко под поверхностью Луны,
времени не существовало. Резкие температурные перепады дня и ночи
проникали в скальный грунт на метр, может - на два, но никак не более;
волны жары и холода затухали, не в силах добраться до тех глубин, где
спрятались люди. Одни только часы мерно отсчитывали минуты и секунды;
время от времени свет в коридорах тускнел - это значило, что прошло еще
двадцать четыре часа, и наступила так называемая ночь. Но даже тогда
Обсерватория не засыпала, у кого-то обязательно была вахта. Астрономам
ритм лунной жизни не причинял особых неудобств, они всегда работают в
неурочное для других время - к вящему негодованию астрономических супруг,
разве что те - как это часто бывает - тоже астрономы. Страдали и ворчали
техники, на чьих плечах лежала задача круглосуточно обеспечивать
Обсерваторию воздухом и энергией, поддерживать бесперебойную работу связи
и вообще всего, чего угодно.
кому какое дело, если бухгалтерия, магазин и развлекательные учреждения
раз в сутки закрываются на восемь часов, самое главное - чтобы работали
медпункт да кухня.
разрешалась вполне успешно. Садлер познакомился уже со всем начальством
Обсерватории (за вычетом улетевшего на Землю директора) и знал в лицо
добрую половину рядовых сотрудников. Согласно плану, он должен был изучать
отделы последовательно, один за другим, пока не удастся ознакомиться со
всем, что здесь есть. А после этого - посидеть пару дней и подумать; есть
дела, с которыми никак нельзя спешить, какой бы спешной ни была
необходимость.
Садлеру несколько раз говорили - без всякой враждебности, - что он
появился здесь в очень неудачное время. Растущая политическая
напряженность отражалась и на маленьком коллективе Обсерватории, люди
стали раздражительными, часто и легко срывались. С открытием сверхновой
положение несколько улучшилось, кто же будет интересоваться ерундой вроде
политики, когда в небесах сверкает настоящее чудо? Но уж тем более
сотрудники Обсерватории не хотели отвлекаться от этого чуда на всякие там
дебиты-кредиты, и Садлер ничуть их не осуждал.
гостиной, куда собиралось все местное население, свободное от вахты. Этот
центр общественной жизни предоставлял идеальную возможность поближе
присмотреться к мужчинам и женщинам, добровольно обрекшим себя на ссылку,
одни - во имя науки, другие - во имя более чем приличной зарплаты, которая
одна только и могла заманить на Луну людей, как они сами себя
характеризовали, разумных.
и фактами, а сплетен так попросту не переносил, однако он понимал, что не
имеет права проходить мимо подобной возможности - не говоря уж о том, что
инструкции особо, даже с излишней, пожалуй, циничностью, подчеркивали этот
момент. Да и то сказать, ведь природа человеческая одинакова везде, в
любой общественной прослойке, на любой планете. Значительную часть
наиболее ценной информации Садлер попросту подслушал, стоя неподалеку от
бара.
меняющаяся фотороспись стен заставляла совершенно забыть, что этот
просторный зал находится глубоко под поверхностью Луны. Благодаря капризу
дизайнера здесь имелся даже большой камин, в котором вечно горела - и
никогда не сгорала - весьма реалистично выполненная груда дров. Садлер
никогда не видел камина настоящего, а потому был от этой имитации в полном
восторге.
заслужил положение признанного члена общества и знал теперь всю местную
скандальную хронику. Обсерватория оказалась точным уменьшенным слепком
Земли - если оставить за скобками тот факт, что средний ее сотрудник был
на порядок умнее среднего обитателя родной их планеты. За исключением
убийств (вполне возможно, это было лишь делом времени), почти все, что
происходило в земном обществе, происходило и здесь. Садлер редко чему
удивлялся, а такому очевидному факту - и подавно. Только естественно, что
после длительной жизни в почти полностью мужском обществе, все шесть
девушек из вычислительного центра имеют, мягко говоря, сомнительную
репутацию. А кого удивит, что главный инженер не разговаривает с
заместителем главного администратора, или что профессор Икс считает
доктора Игрека окончательным психом, или что, согласно общему мнению,
мистер Зет мухлюет в гиперканасту? Садлер выслушивал все эти истории с
большим интересом; не представляя ровно никакой важности, они лишний раз
доказывали, что Обсерватория - одна большая семья.
ньюс" за прошлый месяц, стоял жирный штамп "ИЗ ГОСТИНОЙ НЕ ВЫНОСИТЬ". "Это
кто же ее так разукрасил? - подумал Садлер. - Я бы таким шутникам..." Его
размышления прервал Уилер, буквально ворвавшийся в гостиную.
сверхновую? Или ищешь жилетку, куда поплакаться?
понятно, чья это будет жилетка. Садлер довольно быстро сошелся с Уилером и
знал его теперь насквозь. Молодой астроном был одним из самых младших по
должности сотрудников Обсерватории, но в то же время и самым из них
примечательным. Едкое остроумие, полное отсутствие уважения к авторитетам,
постоянная уверенность в собственной правоте и страсть поспорить по любому
поводу - все эти качества ни в коей мере не позволяли ему поставить свою
свечу в сокровенном месте [Евангелие от Луки, гл.11, ст.33]. Даже люди,
относившиеся к Уилеру не очень одобрительно, соглашались, что он -
блестящий ученый и скорее всего далеко пойдет. В данный момент этот
многообещающий молодой человек не успел еще растранжирить кредит всеобщей
любви, порожденной открытием сверхновой (успех сам по себе достаточный,
чтобы обеспечить астроному пожизненную репутацию).
- в кабинете его нет, а мне нужно написать кляузу.
гидропоники полчаса назад. И да будет мне дозволено спросить, с каких это
пор ты пишешь на кого-то кляузы? Раньше их писали на тебя.
какому-то там определенному порядку, и вся такая мутота, но ведь дело
действительно срочное. Какому-то придурку вздумалось сесть без разрешения,
а в результате вся моя работа - псу под хвост.
Уилер. Затем он вспомнил, что эта часть Луны - запретная зона: любой
корабль, желающий пролететь над северным полушарием, должен получить
разрешение у Обсерватории. Попав в поле зрения огромных телескопов,
слепящее пламя ионных двигателей может сорвать фотосъемку, а при случае -
даже изуродовать нежные, сверхчувствительные приборы.
конечно же, жаль, но ведь этот корабль мог находиться в безвыходном
положении.
что же тогда делать? Садлер уронил журнал на стол и поднялся.
стряслось. Ты не против, если и я прогуляюсь?
время повторял себе: не забывай, что ты здесь посторонний, которого только
терпят. И пусть людям кажется, будто они делают тебе одолжение, это
полезно всегда и при любой обстановке.
собой большое, безукоризненно чистое помещение самого верхнего,
расположенного в каких-то метрах от поверхности, уровня Обсерватории.
Здесь располагался автоматический телефонный коммутатор (фактически -
центральная нервная система всего подземного поселка), а также приемники и
передатчики, поддерживающие связь с Землей. Всем этим хозяйством
распоряжался старший связист, вывесивший для острастки случайных
посетителей табличку с крупной, издалека читаемой надписью: "ПОСТОРОННИМ
ВХОД СТРОГО ВОСПРЕЩЕН".
И К ТЕБЕ ОТНОСИТСЯ", - мгновенно возразила вторая, совсем уж огромными