короче, рекомендуем прочистку тромбона, а равно почитаем необходимым иметь
возле тромбониста трубочистную щетку, дабы последний играл совершенно
чисто. Клавимбалы же нашли мы в Целом Пустыми: в середке нет ничего, за
вычетом Экс-Птичника для Гусей. Гусли: вместо гуслей обнаружены нами Гуси
низкояйцеудойные, подвергнутые Пирометрическому, или Перомерному, анализу,
поскольку Оперение затрудняет Гусям бряцание, в силу чего неспособны Гуси
чистого звука иметь. Ergo, следует ЛИБО осуществить деперьезацию таковых,
ЛИБО, учинив расход из королевской казны, гусельный инвентарь приобресть и
гусляром оный укомплектовать, в рассуждении того, что нынешний гусляр по
профессии индюкатор, или индюшник. Что же до Громкотихого Фортепьяно, то в
нем две меры мышей хвостиками к молоточкам привязаны, в силу чего оно
Очень Тихо Поет, особенно ежели взять в расчет, что кормовой фонд
Мышеводом растратно истрачен. Ежели не воспоследует Гармонаршего
Снисхождения, в кандалы его. Что же до Треугольника, то должно быть ему
Металлическим, а не Бубличным, хотя бы и на дрожжах. Теперь Контра-Басы.
Главный Контра-Бас кувыркается при Пассажах, имея заместо Шпоры Шипастой
Колечко, и, отъезжая на нем, увлекает, силой инерции, Контра-Басиста,
который при каждом Бассо Дольче Профондо вынужден лететь вверх тормашками.
И предлагает Комиссия: либо веревкой его, либо вырубить ямку, либо
ремешком, либо заклинить, либо, наконец, произвести раскольцовку
(расколечивание). Смычкам не помешал бы волос, вместо которого
Экспертивные Знатели констатировали лишь Атмо-Сферу, т.е. смесь азота,
кислорода и двуокиси углерода, со следовыми количествами благородных
газов, как-то: ксенона, аргона и криптона, а также капелькой водяного
пара. А равно чуточку Жидкой Взвеси, которая есть не что иное, как
Отходная Производная Обкашливания и Заплевывания Игрецами Мундштуковин
трубодувно-тромбонских. Тем не менее волос Комиссия полагает более
пригодным для играния, нежели воздух, в особенности же хорошо подходящим
для Потирально-Трясушного ерзания по струнам. Таким вот манером тянется
экспертиза на тысячу восемьсот страниц, и о барабане там тоже написано, а
как же, не обошли вниманием мой барабан: доска размалеванная, колесом
сучковатым подпертая; хоть и в золоте, да не барабан. И триста восемьдесят
одно предложение разосланы в компетентные органы; в Министерство Труб,
Тромбонов и заготовок Трень-Бреня, в Ведомство Сфер, Колоколен и Питейной
Гармонополии, Вице-Премьеру по вопросам Безнадежного Положения, а также в
Верховную Трубодерную Палату. Сам Лорд-Хранитель Басового Ключа
рекомендации печатью скрепил. Как повскакали тут с мест оркестранты да как
раскричались, раздискутировались!
набитый; смрадом шибало, а все по причине то ли неведения, то ли
нарочитого укрывательства! Флейты, альты, кларнеты, гобои, трубы
закупорило, дрянь и хлам, прочь, долой, хотим развернуть извлечение
звуков, о дайте, дайте же нам получше что-нибудь, и мы обязуемся заиграть!
Тут тряпицей заткнуто, вот, посмотрите, тут мундштук страдает
непроходимостью, а тарелки из цементо-бетона, станиолью только обернутые,
ну как этим будешь играть? Смотрю: я ли, они ли спятили, ведь с первого
раза все было видно, и откуда горячность такая внезапная, ломаю голову и
все не пойму, а в них пылает к музыке страсть и непритворная одержимость.
И встает пианист, и, окинувши взором зал, говорит: Вот, пожалуйста,
докладная записка, мною в прошлом году составленная, да недосуг было по
почте послать; и читает: "Руководствуясь своим суверенным мнением, ради
блага Га.Сф. решительно требую вместо Гипсо-Цемента внедрить Дерево,
листовую Медь и Латунь, а также Струны звучно-кишечные! Вот что нам
надобно, а от той дряни, что мы ныне имеем, не жди ничего, кроме чада!"
Садится, чрезвычайно собою довольный, и во Круг, на коллег, торжествующе
смотрит, а те шумят-гомонят: Точно! и я, и я, о, мы давно уж приметили,
что опилки, и мыши, и цемент, и просто навоз, как и откуда во храме Муз,
неизвестно, доложить собирались, усовершенствовать, да вот у меня болела
нога, у меня были судороги, я охрип, я точь-в-точь то же самое написал,
что пьянофортист, только листок задевался куда-то, а я еще рельефнее
выразился, но из-за болезни ТЕТКИ... и все в таком роде, наперебой, однако
же вижу, Углан сидит себе в открытом шкафу на корточках, икает и чешется,
трет ножищу о ножищу когтистую, ну прямо натуральный Гориллий; тогда я
тыкаю коллег в бока, и показываю, и подмигиваю, вон, туда, мол, туда
посмотрите, но те, разошедшись, ни малейшего не обращают внимания, в
лестной надежде на лучший звук и жребий. И впрямь появляются четверками
музицейские, галунами обшитые, кушаками белыми подпоясанные, и новые,
дивные несут инструменты, теперь-то уж мы заиграем! Радость неимоверная! И
новый пред нами предстает Капельмейстер, в очках роговых, ибо тот,
пенсноватый, отправлен на Пенсию ради Выслуги Лет, и толкуют уже, что
ему-де Перепонок Барабанных недоставало, так что ничего он не слышал.
Отвинчивают прежнюю надпись и новую золотыми гвоздочками приколачивают:
CAPPELMISTERIUM OPTISSIMUM [лучший капельмейстер (лат.)], и снова за дело!
Сперва, однако, Роговик сообщает: Прогрессивных держусь я принципов.
Объявляю Дискуссию. Пусть каждый поведает о сокровеннейших думах, о том,
что звучит у него на душе. Пусть откроется! Можете говорить без опаски,
Дражайшие, никто у вас волоса не тронет на голове, никто не обидит, не
надорвет ни раковины ушной, ни связки, ибо я не таков! В чем
торжественнейше клянусь, и на Га.Сф. присягаю, и сказанное скрепляю
Дирижерской Печатью под Управлением Его Всемилостивейшего Збасительного
Величества!!!
риторики мед - смычковцы, валторна, скребачи, трубодеры, да так смело, аж
дух спирает; сообщают, что кто кому с кем и как, что творилось при
пенснеце-дирижере; ох, и плохо же, слышу, о нем отзываются, никогда не
пришло бы мне в голову, что они не любили его как родного, ведь сами же
бесперечь перед ним в любви изъяснялись и чувства предлагали нежнейшие, -
а те тугие конверты, не иначе как письма любовные, что совали в его
перчатчатую ладонь? Сыновней нежностью дарили его и с носами расквашенными
умилялись: он наш голубчик, наш батюшка, по заслугам колотит он нас, и на
тебе, память его вовсю загрязняют, глух-де как пень, а Контра-Басисты -
что-де ручищи у него параличом искорежены и одно лишь умел он: лупить по
глазам, а глаз-де имел он дурной, монструозный, и взглядом дырки выжигал в
барабане, что присутствующий здесь ударник милостиво подтвердить
соизволит, - а я, в замешательстве страшном, под нос себе мямлю и бормочу,
ведь зазорно так лгать, но вижу, что лгут они от чистого сердца, из
чистого энтузиазма врут с три короба, и не могу надивиться, каким это
образом непритворное благонравие, добрая воля и влечение к Лучшему могут
марать себя такой обовранью, и лжепыханством, и выплевом слюнно-язычным?
Ведь они уверяют, будто и порчу он наводил, и у мышей молоко из-за него
пропадало, что был он косой, легавый, горбонос-недомерок, да еще
плоскостопый, а как, мол, с Плоскостопием шествовать к Га.Сф.?!
возобновлении репетиции, вижу, Что-то к нам шлепает не торопясь, мы в
мелодию пробуем спрятаться, но нависла от Лапы тень, и вот уже того
Коротышку при колокольчиках, что первый начал, Цап за штаны, а другой
лапой Контра-Басиста, что столько на пенснеца наохальничал, Хап за полу, и
обоих, ногами болтающих, уносит Оно и в шкафу затворяется, и слышу я
сквозь наше Анданте Маэстозо: Хруп-Хруп, Ням-Ням! Только мы их обоих и
видели.
al fine! [с начала до конца! (ит.)] - кричит Роговик. Плохо, еще раз!
Играем, вступает оркестр, по спине мурашки, полный звук и полный тон, но
среди этих мурашек другие какие-то, немузыкальные, чувствую да вдобавок
путаю ноты, а причиной тому глазотряс от беспрестанного зырканья в угол.
Пошло форте, гремят медные, но словно бы пробирает их дрожь, а Гориллище
шкаф отворяет, принюхивается, на пороге садится, зычно рыгает, знать,
отрыгнулось ему Колокольником, о Боже правый, о Гармония Сфер! А от
рыгания - от чего же еще? - съехали в фальшь смычки, а пианист как
забарабанит по клавишам, вкривь, вкось, в тряс, в дрожь! Морщится роговой
Капельмейстер, словно лягушку проглотил, ох, плохо, такие инструменты, а
запороты, скверно, мерзопакость, не музыка, и не совестно вам, лоботрясы,
лодыри! еще раз! И раздает нам руководящие исходящие из-за пюпитра, и
витамины, и смеси питательные, и приносят заграничный канифолий в
бочонках, нарочно выписанный, не жалеет расходов Его Величество Гармонарх,
но снова фальшь вкривь-вкось, и вот уже Непременную Ученую Комиссию
учреждают. Заседает Комиссия, и что порешит, то мигом и исполняется.
Входят четверками музицейские в позументах, становятся справа и слева от
нас, и кто сфальшивит на фа-диез - премию прочь, а кто на бемоль - вычет
из жалованья. И играем мы форте, но фальшь, и по шее трахают нас
музицейские, ибо каждый снабжен метрономом и акустрофоном, и от всеобщего
траха слабеет симфония, и слышно скорее трах-тампамтрах, чем
тирлим-пампам; вижу, в лютую я попал переделку из-за тяги к Гармонии Сфер
- вся голова в шишках...
полчища, ко всякому игрецу приставляют поверщика, чтоб за чистотою звука
следил; сверяют они тональности, приход и расход и баланс мелодий,
строчат, и от скрипа перьев музыки меньше, чем котенок наплакал. О, что-то
не так! - говорит роговик-капельмейстер, - не так! И колокольчиков нет.
Где Колокольник, куда подевался? Те, что подальше, в смех, а ближние на
корточки и бормочут: а ведь нету, действительно нету, испарился он, что
ли, а? Может, упорхнул на мелодии? Что скажет начальство? Скверно,
понимаем, что скверно! Злобарь, густобрех, балабон, ящереныш, стреканул,
ренегад, собака, стреньбрендил, и прочее.
самых корней дрожальной фальши добраться! И все вокруг признают: Что-то и
вправду нам как будто препятствует. Что-то, мол, портит обедню. И что это,
дескать, за фантазмы-миазмы мешают нам и с пути к Га.Сф. сбивают?
Контра-Басист говорит: Быть может, воздушной вентиляции не хватает?
Виолист на это: Полагаю, напротив, что слишком сильный сквозняк. Или,
Конюшевский Владислав
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Белогорский Евгений
Чернецов Андрей
Сертаков Виталий