черенка. Я перестал слышать вой пенала. Японец обеими руками прижал к
губам донышко гранаты, словно целуя ее, и, лишь когда он отнял гранату от
лица, я понял, что он зубами вырвал чеку - она осталась у него во рту. Я
рванулся к гранате, но только коснулся ее, потому что японец ударил меня
башмаком в колено и резко подался назад, сбивая с ног стоящих за ним
людей. Падая, я попал локтем девочке в лицо, меня занесло на перила, я еще
раз натолкнулся на девочку и, перемахнув через барьер, увлек ее за собой.
Вдвоем мы полетели вниз из яркого света во мрак. Я сильно ударился обо
что-то поясницей.
мостками, но подчеркивали, что взрыв бомбы не причинил никакого вреда.
Итак, я ждал песка и в падении постарался напружить ноги. Но вместо песка
почувствовал под ногами нечто мягкое, податливое, влажное, оно
расступилось подо мной, словно пена, а ниже была ледяная жидкость; и тут
же до мозга костей меня потряс грохот взрыва. Девочку я потерял. Ноги
увязли в топком иле или грязи, я погружался туда, отчаянно барахтаясь,
пока усилием воли не заставил себя успокоиться. У меня было около минуты
или даже чуть больше, чтобы выкарабкаться. Сперва думать, потом
действовать! Этот бассейн своей формой должен уменьшать кумуляцию ударной
волны. Итак, не чаша, а скорей воронка, выложенная по дну вязкой массой,
заполненная водой с толстым слоем пены на поверхности. Я увяз по колено.
Вместо того чтобы тщетно рваться вверх, я по-лягушачьи присел, нащупывая
растопыренными пальцами дно. Справа оно поднималось. Загребая ладонями,
словно лопатами, я пополз вправо, выдергивая ноги из грязи, - это было
неимоверно трудно. Соскользнув с наклонной плоскости, снова стал загребать
руками, подтягиваясь, как альпинист, без кошек поднимающийся по
заснеженному склону, но там хоть можно дышать!..
задыхаясь, хватая ртом воздух, вынырнул в полумрак, наполненный хоровым
воем надо мной. Огляделся, высунув голову из колышущейся пены. Девочки не
было. Я вдохнул поглубже и нырнул. Глаз открыть не мог, в воде была
какая-то пакость, от которой глаза горели огнем, три раза я всплывал и
нырял снова, теряя последние силы; от топкого дна нельзя было
оттолкнуться, пришлось плавать над ним, чтобы снова не засосало. Я уже
терял надежду, когда наткнулся рукой на ее длинные волосы. От пены девочка
стала скользкой, как рыба. Я схватил ее за платье, но ткань лопнула.
пузыри, которые соскребал с ее лица, мерзкий металлический вкус воды, мои
беззвучные проклятия, помню, как толкал ее через борт воронки - толстый,
упругий вал, будто из резины. Когда девочка оказалась за ним, я не сразу
вылез из воды, а свесился вниз, весь облепленный лопавшейся пеной, тяжело
дыша. Сверху доносились человеческие вопли. Мне показалось, что моросит
редкий теплый дождь. Я чувствовал на коже отдельные его капли. Видно,
бред, подумалось мне. Откуда здесь быть дождю? Задрав голову, я различил
мост. Алюминиевые щиты свисали с него, скомканные, как тряпки, а пол
просвечивал, словно сито. Стальные ступени, о которых писали в газетах,
что они сделаны в виде решета, которое пропустит ударную волну, но
задержит осколки.
через колено, лицом вниз. Ее состояние оказалось лучше, чем я ожидал, ее
тут же вытошнило. Я стал массировать ей спину, чувствуя, как мерно
вздымаются ребра. Девочка захлебывалась и кашляла, но уже дышала. Меня
тоже подташнивало. Я помог себе пальцем. Стало легче, но все еще не
хватало сил встать на ноги. Я уже мог кое-что разглядеть, хотя свет сюда
почти не проникал, тем более что часть ламп над мостом погасла. Вой над
нами перешел в стоны и хрипение. Там умирающие, мелькнула у меня мысль, но
почему никто не приходит на помощь? Откуда-то доносился шум, что-то
лязгало, словно пытались привести в движение застывший эскалатор. Снова
послышались крики, но другие, людей здоровых, целых. Я не знал, что
творилось наверху. Эскалатор во всю длину был забит пассажирами, в панике
повалившимися друг на друга. Нельзя было подступиться к умирающим, не
удалив вначале обезумевших от страха. Одежда и обувь пассажиров застряли
между ступенями. Никакого бокового подхода к лестнице не было, мост
оказался западней.
уже пришла в себя. Я говорил ей, что все обошлось и не надо бояться, мы
вот-вот выберемся отсюда. Глаза привыкли к темноте, и я действительно
скоро обнаружил выход. Это был люк, по небрежности оказавшийся открытым.
Если бы не это, мы застряли бы здесь, как мыши в капкане. За люком тянулся
туннель, похожий на канал, кончавшийся дверцей, точнее, выпуклым диском,
тоже приотворенным. Коридор с лампочками в зарешеченных нишах вывел нас в
подземелье, низкое, с переплетением кабелей и всевозможных труб.
увидел ее. - Эй! Где ты?! - крикнул я, окидывая взглядом подвал.
подпиравшими потолок. Догнал ее двумя прыжками, хоть невыносимо заныла
поясница, и, взяв за руку, сурово сказал:
заблудимся.
белым кафелем стенами. По нему мы поднялись на другой этаж подземелья, и
мне хватило беглого взгляда, чтобы узнать место, где час назад я толкал
багажную тележку. За углом тянулся коридор с рядом дверей. Я открыл
ближнюю, бросив монету - мелочь не выпала из кармана, - и взял девочку за
руку; мне показалось, что она снова хочет удрать. Наверно, она еще в
состоянии шока. Не удивительно. Я затащил ее в ванную кабину. Она
отмалчивалась, и я тоже перестал приставать к ней с разговорами, увидев в
ярком свете, что вся она в крови, с головы до ног. Это и был тот теплый
дождь. Я, наверно, выглядел не лучше. Я сорвал с нее и с себя все, швырнул
одежду в ванну, открыл кран, а сам, в плавках, толкнул девочку под душ.
Боль в пояснице немного утихла от горячей воды, которая стекала розовыми
струями. Я тер девочке спину и бока, чтобы смыть кровь и окончательно
привести ее в чувство. Она не сопротивлялась, не пискнула даже, когда я
как мог стал отмывать ей волосы. Когда мы вышли из-под душа, я небрежно
спросил, как ее зовут. Аннабель. Англичанка? Нет, француженка. Из Парижа?
Нет, из Клермона. Я заговорил с ней по-французски, вынимая наши вещи из
ванной, чтоб постирать.
прикидывал, что делать дальше. Аэропорт закрыт, в нем полно полиции.
Просто идти, пока не задержат? Но итальянские власти ничего не знают о
нашей операции. Единственный, кто в курсе, это Дю Буа Феннер, первый
секретарь посольства. Свою куртку с билетом на другую фамилию, не ту, что
значилась в гостиничном счете, я обронил на лестнице. Револьвер и датчики
оставил в "Хилтоне", в пакете, который Рэнди должен забрать вечером. Если
полиция перехватит его, это будет серьезной уликой. Меня и так могли
заподозрить: слишком большая сноровка в отчаянном прыжке, слишком хорошая
ориентация в подземельях аэровокзала, слишком тщательно отмытые следы
крови. Можно даже ждать обвинения в каком-нибудь пособничестве.
адвокаты и прочие деятели из идейных побуждений перевозят бомбы. Конечно,
я выпутаюсь из всего этого, но сначала меня упрячут под замок. Ничто не
приводит в такой раж полицию, как ее собственная беспомощность.
свисают космами; она сушила платьице под электрической сушкой для рук -
расторопная девчонка. План у меня уже созрел.
американский астронавт, а в Европе нахожусь инкогнито с чрезвычайно важной
миссией. Понимаешь? Мне необходимо еще сегодня быть в Париже, а тут нас
станут по сто раз допрашивать. Пустая трата времени. Поэтому я должен
позвонить в посольство, чтобы вызвать сюда первого секретаря. Он нам
поможет. Аэропорт наверняка закрыт, но кроме обыкновенных бывают
специальные самолеты с дипломатической почтой. Мы полетим на таком
самолете. Вместе. Как тебе это нравится?
начал одеваться. Мои туфли уцелели, потому что были на шнурках, Аннабель
же свои сабо потеряла. Правда, босая девочка на улице сейчас не вызывает
удивления. Я помог ей расправить сзади складки на уже почти сухом
платьице.
телефона, - сказал я. - Понимаешь?
кордон мы наткнулись сразу за пандусом. Карабинеры выталкивали за дверь
журналистов с фотоаппаратами, пожарные в касках бежали в другую сторону,
никто не обратил на нас внимания. Полицейский, с которым я говорил,
немного владел английским. Я сказал, что мы были в душе, но он не стал
слушать, велел нам подняться по эскалатору "B" в европейскую секцию, где
собирают всех пассажиров. Мы пошли к эскалатору, но, едва лестница
заслонила нас, я свернул в боковой коридор. Шум остался позади. Мы вошли в
пустой зал для выдачи багажа. За бесшумно бегущими транспортерами
выстроились кабины с телефонами-автоматами. Я взял Аннабель в кабину и
набрал номер Рэнди. Вырвал его из объятий сна. В желтом свете лампочки,
прикрыв ладонью раковину трубки, рассказал ему, что случилось. Он прервал
меня только раз, будто решив, что ослышался, а потом из трубки доносилось
только тяжелое дыхание, словно он утратил дар речи.
и тотчас приехать вместе с ним. Это надо сделать побыстрее: ведь мы
Зыков Виталий
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Браун Дэн
Володихин Дмитрий
Сапковский Анджей