другое!
ногой, встряхни косточки, подними скелет, полей себя соком и поджаривайся
понемногу!
Вчера было как в аду холодно, а сегодня, как в вышеназванном месте, жарко.
Болит сильно, впрочем, ожогов второй степени не заметно.
которые уже устали расти, чахлые деревья, увитые ползучими растениями,
блекло-голубое небо.
Глаза ведь находятся на расстоянии трех дюймов друг от друга, что дает
стереоскопический эффект, глубинное восприятие.
животное. Поправка: мертвая рука. Рука трупа, пальцы, как клешни,
сухожилия видны как в анатомическом атласе. Интересно, кто этот мертвец?
Попытался отодвинуться, чтобы не видеть труп, но рука тащилась следом.
мог смотреть на узкую полоску пляжа. С одной стороны - спокойная голубая
вода, с другой - лес. Не видно ни домов, ни лодок, ни людей, ни пасущихся
коров; даже чаек не видно.
срубить деревья, построить жилище, собрать орехи и ягоды, сделать лук и
стрелы, поохотиться, сварить добычу и поесть, а потом уж погрузиться в
заслуженный сон на ложе из веток ароматного бальзамина.
Прилив начался довольно неожиданно, потревожив меня как раз в тот момент,
когда я начал успокаиваться. Это показалось крайне обидным.
самом деле я лишь отбросил назад горсть песка. Под ним лежал абсолютно
круглый без единой вмятины белый шарик, размером с мячик для гольфа.
ветках моего генеалогического древа, знала, что хорошо, а что - плохо. Она
затолкала черепашье яйцо мне в рот, вместе со скорлупой, песком и всем,
что на нем было, разгрызла его и почувствовала боль, как от впрыскивания
кислоты. Мои слюнные железы впервые за много дней выделяли слюну не в
качестве реакции на мечты о пище, а для того чтобы что-то переварить.
голод и принялся ползать, цепляясь за песок, в поисках яиц, но безуспешно.
меня отползти подальше от берега, и я оказался в зарослях кустарника с
горькими листьями.
вкус они напоминали политуру.
прими я иное положение, вырвалась бы наружу, как лопнувший аппендикс, и
отполз в сторонку. От меня осталась лишь пустая оболочка, словно кожа,
сброшенная змеей.
тараторили на языке, который состоял из звуков, похожих на курлыканье
индюка, хрюканье поросенка и гавайские песни. Это было какое-то новое
бредовое видение, и я решил не прогонять его. Теперь я как бы был уже не
один.
грязное человеческое существо на Земле - невысокого чернокожего
морщинистого мужчину. На нем были давно потерявшая цвет и форму фетровая
шляпа, изодранные шорты цвета хаки и рваные теннисные туфли, из которых
высовывались худые черные пальцы. Это был самый симпатичный человек, из
тех, что мне когда-либо доводилось видеть.
подобрать нужные слова. Ввиду ответственности момента я волновался, и мой
голос отчасти утратил свой обычный тембр и богатство оттенков. Но тем не
менее я поведал, как рад его видеть и как давно не ел по-настоящему. Кроме
того, я сообщил и некоторые другие сведения, представляющие интерес для
героических спасателей, у которых появилась возможность проявить себя.
Благо мой случай вполне подходящий. Потом я упал на спину и стал ждать,
когда мне подадут питательный суп и что-нибудь успокоительное, как
требовалось по сценарию.
чувство, которое подбросило меня с земли, как последнее зернышко в машине
для приготовления поп-корна, трудно было назвать по-другому. Я бросился на
него, промахнулся и нырнул лицом в грязь. Абориген повернулся и пустился
бежать, будто неожиданно вспомнил, что у него подгорают тосты.
меня из кучи опавших листьев, в которую я зарылся. На сей раз никто не
пускал в ход палку. Двое из них схватили меня за руки, двое других - за
ноги, и мы двинулись по тропинке.
построена из веток, ржавых банок из-под масла и деревянных дощечек с
надписями типа "Акак" и "Сосо". Меня положили на пол в хижине местной
красавицы, которой можно было дать от тридцати пяти до шестидесяти лет. Во
рту у нее торчало два зуба, но она дала мне зажаренную целиком рыбу,
какой-то местный хлеб, фрукты, консервированные персики и стала казаться
мне прекрасной.
по-немецки, ни по-русски. Никто не беспокоил меня, никто, за исключением
Старой Джерти, не обращал на меня внимания.
воздух и сидеть на солнышке.
"Прошу прощения, мэм, не будете ли вы столь любезны сообщить мне название
этого очаровательного местечка, и где оно примерно расположено?" В ответ я
получал только тихое ржание. Я нарисовал на земле карту мира и протянул ей
ручку, которую она понюхала и выбросила.
сильно потрепанных лодок, гниющих на пляже. Уверен, ни одна из них не
смогла бы переплыть даже лужу.
длину и четыре в ширину. С плоской возвышенности, откуда я обозревал
остров, были видны и другие острова. Народу там было примерно столько же,
сколько и на том, где жил я.
мятеже и убийстве главнокомандующему Флотом. Ну и заодно получить
поздравления по поводу моего эпохального навигационного подвига. Но шли
дни и ничего не происходило.
смотрело, как причаливает лодка. Это был молочно-серый катер на воздушной
подушке, над которым развевался флаг Компании. Он выскочил на пляж -
полоску серого песка, напоминавшего промышленные отходы, - остановился и
пылил, пока не затихли двигатели.
Компании, а за ними темнокожий голубоглазый кривоногий коротышка в серых
шортах и пиджаке. На плечах у него были нашивки старшего служащего. Он
вытер лоб большим белым в синюю клетку платком и направился к толпе. Никто
не рванулся менять бананы на транзисторные тридео. Аборигены ждали, слегка
позевывая и переминаясь с ноги на ногу.
диалекте. Старик в кроссовках - тот, что приветствовал меня в самый первый
день, - вышел на несколько футов вперед. Его звали Тмбели или что-то в
этом вроде. Сегодня он был без палки. Пока они разговаривали, я ждал. У
меня сложилось впечатление, что кривоногий задает вопросы. Внезапно Тмбели
показал на меня, и, похоже, это рассердило приехавшего. Он отвернулся и
направился к катеру.
по-английски?
работой. Вряд ли я мог его винить. На мне была лишь пара цветастых шорт,
которые Джерти, должно быть, откопала на местной свалке.