научился смотреть так на все окружающее.
усами; они у него словно жили самостоятельной жизнью, шевелились,
топорщились, вставали дыбом и выражали не меньше, а. порой и больше слов. -
Что-то ты мне не очень нравишься. - Он никогда не стеснялся в таких случаях;
не молчал, правда, и тогда, когда было за что похвалить. - Так сколько лет
мы не виделись?
шестьдесят третьего.
все собирались посидеть и поболтать, но то у него не получалось со временем,
то у меня. Наверное, так можно всю жизнь прособираться на встречу с
человеком - и не собраться.
у тебя нового. И не таращи глаза на чужих дам.
там было? Прелестно, если бы там оказался, скажем, угольный бункер. Или
котельная. Или слесарная мастерская. Или, например, подпольная типография.
делают из легированного сплава.
тюрьма службы безопасности?
располагалась у них действительно? Ты знаешь?
предположить чего-нибудь попроще? Скажем, склад взрывчатки?
транспортировки бомб и снарядов? На руках их там, что ли, носили? Куда
подгоняли машины? Да и какой идиот станет располагать склад боеприпасов под
жилым домом, в населенном районе? Брось. Да вообще: мы сюда отдыхать пришли,
или?..
рассказывай, что у тебя нового. Я усмехнулся.
образования. Так что вряд ли стоит интерпретировать их, как систему
сигналов, содержащих информацию о чужом разуме.
несостоявшимися физиками, хотя ни он, ни я никогда и не пытались стать
физиками; армия крепко держала нас с самой молодости, и чем дальше, тем
труднее становилось представлять свою жизнь вне ее: армия - не профессия,
это образ жизни, охватывающий все стороны твоего физического и психического
бытия - если ты, конечно, не случайный человек в ней. Но тем не менее физику
и астрономию мы с ним любили, и говорили на такие темы много, с горячностью
и бескомпромиссностью дилетантов. И сейчас я сделал попытку с самого начала
повернуть разговор в эту сторону: там, где мыслишь астрономическими
категориями, для личных тем не остается места, настолько ничтожными кажутся
они но сравнению с ленивым величием мироздания. Но со времени последнего
такого разговора мы стали куда старше, и Лидумс на мою уловку не поддался.
еще будет время порассуждать обо всем, чего мы не знаем, а сейчас черед
того, что мы знаем. - Он ухмыльнулся, как всегда, когда ему казалось, что он
сострил; острить он любил, но юмор его, хотя и обладавший пробивной силой
подкалиберного снаряда, "отличался" легкостью и гибкостью тяжелого танка.
Только указывать ему на это не следовало: можно было спорить с ним по делу,
но все, что касалось его юмора, было неприкосновенным. - Излагай, как твои
дела. Где Светлана, где парень, чем ты занят в своем хозяйстве, и прочее.
здоровы, все благополучны. Каждому хорошо так, как есть на деле.
оба всегда были упрямы. Почему все случилось?
повода, вроде бы неожиданно. Я потом пытался понять, когда же это началось.
И нашел. Началось тогда, когда она впервые представила себе такую
возможность. И высказала это вслух. А потом ...
влюблен, а - больше.
грозило. И не это было причиной.
Развитие наших психологии, мужской и женской, шло с разной скоростью. Мы еще
не разучились командовать, а они уже разучились подчиняться. И найти
равнодействующую поведений трудно. Поэтому и детей рождается меньше, чем
надо бы. Лет через двадцать - кого мы будем призывать в армию? Но кому
интересно рожать, если мысль о почти неизбежном расхождении взглядов на
жизнь присутствует, явно или скрыто, уже в самом начале союза? Правда, тогда
кажется, что это скоро пройдет, притрется - желание официально и без помех
лежать в одной постели оказывается сильнее всего. То, что называют любовью и
что в девяти случаях из десяти ею не является. А если говорить конкретно о
наших женах - им приходится куда труднее, чем всем прочим. Да что я тебе
объясняю...
потерял. Вот сижу, изобретаю. Как принято говорить - творческая работа.
строю. Теперь их уже никак не разделить.
говорят. Забыл вот предупредить тебя, чтобы на меня не заказывал.
момент испугался, и всю жизнь, наверное, буду жалеть об этом; было это в
Риге, но служили мы тогда уже в разных местах и виделись редко. Однако к
чему ему были такие детали? И я ответил кратко:
размещал на столе принесенное. Потом официант стал наливать из графинчика, я
прикрыл свою рюмку ладонью и налил в бокал минеральной. - Давай, - сказал
Лидумс, - за встречу.
что хочу есть. Некоторое время было не до разговоров.
откровение. Я пожал плечами.
- Работа, как ты понимаешь, может оказаться нешуточной. Так что я хочу быть
уверен. Хочу понять: что с тобой? Переживания после Светланы? Или она чем-то
донимает? Неудачная любовь? Неприятности по службе? Здоровье? Короче -
отчего ты такой... снулый?
изобретавшихся словечек, которые, каждое в отдельности, ничего не выражали,
но без которых близким друзьям невозможно было его представить. - Может, ты
просто устал без женщины - если ее и на самом деле у тебя нет? Давно не
трогался тельцами? - Это снова был его лексикон. - Я заметил, как ты глядел
на ту кинозвезду...
усами. - Отвечай, шнябли-бубс.
потому, что пара рюмок, выпитых сейчас, подействовала на него: в этом
отношении он был железным. Он просто хотел, чтобы я снова почувствовал себя
в тех временах, когда мы были вместе, молодые и беззаботные (хотя тогда нам
казалось, что забот у нас сверх мэры, и может быть, так оно и было, но
плохое обычно забывается быстрее); чтобы я снова стал легким на подъем,
готовым на любое дело, пусть наполовину авантюрное, где успех гарантировали
лишь отчаянная решимость, азарт и натиск - таким, каким я и был когда-то.
Да, дело предстояло веселое, и он хотел иметь надежного напарника.