давать волю чувствам времени не было. И она взяла его окровавленную руку
в свою, и, пока он отвернулся и глядел в сторону, взглянула на порез.
Довольно большой и сильно кровоточит. Глубокий порез - кровь темная.
не так злобно.
пепельно-серый оттенок. - Мне кажется, стоит только сделать шаг - и я
грохнусь в обморок.
чистых носовых платков из его комода и бросилась наверх. Он стоял,
прислонившись к стене, лицо его блестело от пота. Наверное, он наступил
в кровавый след на полу, она почувствовала, как сильно в комнате пахнет
кровью.
свете не умирал, она перевязала ему руку платком, стянула потуже и
держала какое-то время, затем свела его, дрожащего, как осиновый лист,
вниз по ступенькам, потихоньку, шаг за шагом, словно ребенка, а затем
вывела на улицу, к машине.
легкораненых, прежде чем его наконец принял хирург и рану зашили.
Вспоминая позднее об этом инциденте, она никак не могла решить, что
насмешило ее больше: его испуг и слабость или же поток благодарностей,
которые он излил на нее, когда все закончилось. Уловив в его голосе
неискренность, она сказала, что благодарности его ей не нужны, и не
солгала.
исчез из ее жизни раз и навсегда.
***
хотя при более внимательном рассмотрении никаких признаков сырости или
гниения не удалось отыскать нигде - ни на потолке, ни на стенах, ни на
досках полз.
спал, объяснил он ей. Порезал палец, и ему всю ночь снились разные
кошмары. Она же, напротив, спала как младенец.
улыбкой.
когда это сделала.
видя, что она постепенно теряет память.
обретет ее снова.
4
неуверенность и страх, взгляды, значение которых надо было разгадывать,
и, что хуже всего - беседы. Ей нечего было поведать миру, во всяком
случае, ничего особенного, в этом она давно убедилась. Она в своей жизни
наблюдала уже достаточно глаз, говоривших ей именно об этом; изучила все
уловки мужчин, применяемые ими, чтобы избавиться от нее, такой
бесцветной и скучной, под удобным предлогом от: "Извините, я, кажется,
видел, там пришел мой бухгалтер", до передачи на ее попечение
какого-нибудь бедолаги, упившегося вусмерть.
самых близких друзей, обещал он. Она ответила "да", прекрасно понимая,
какая в случае отказа ее ждет альтернатива: хандрить в одиночестве дома,
проклиная себя за трусость и нерешительность и вспоминая милое, такое
бесконечно милое лицо Рори.
мучительной. Было всего девять гостей, которых она едва знала, что
облегчало положение. Они вовсе не ожидали, что она станет центром
внимания и будет блистать остроумием. Нет, от нее требовалось лить
кивнуть и рассмеяться в нужный момент. А Рори со своей все еще
перевязанной рукой был в ударе и лучился простодушием и весельем. Ей
даже показалось, что Невил - один из коллег Рори по работе - строит ей
через очки глазки; подозрение подтвердилось в самый разгар вечера, когда
он, подсев к ней, начал расспрашивать, не интересуется ли она
разведением кошек.
достижениями науки. Он, похоже, пришел в восторг и, пользуясь этим
хрупким предлогом, весь остаток вечера усердно угощал ее ликерами. К
половине двенадцатом голова у нее немного кружилась, но она была
совершенно счастлива и на любую самую заурядную фразу отвечала громким
хихиканьем.
хочет лечь спать. Заявление было воспринято гостями как намек, что всем
пора по домам, но Рори окончательно разошелся. Поднялся и снова начал
наполнять бокалы, прежде чем кто-либо успел запротестовать. Керсти была
уверена, что заметила на лице Джулии недовольное выражение, но оно
мелькнуло и тут же исчезло, уступив место обычной приветливой улыбке.
Она пожелала всем спокойной ночи, с достоинством приняла поток
комплиментов по поводу необыкновенно удавшейся ей телячьей печенки и
отправилась в спалю.
так? Керсти это всегда казалось очевидным. Однако сегодня, наблюдая за
Джулией и находясь под влиянием винных паров, она вдруг подумала - а не
ослепляла ли ее прежде зависть? Возможно, в безупречности заключена и
обратная сторона медали - грусть.
обдумать ее не было сил, и в следующий миг, когда Рори поднялся и начал
рассказывать забавную историю о горилле и иезуите, она так громко
расхохоталась, что подавилась напитком прежде, чем он успел перейти к
самой сути.
действительно устала, тут не пришлось кривить душой, на утомили ее вовсе
не приготовления к вечеринке. Причиной било презрение ко всем мим
идиотам, собравшимся внизу, которое с трудом удавалось сдерживать. А
ведь некогда она называла их друзьями, этих недоумков, с их жалкими
шутками и еще более жалкими претензиями. Она играла перед ними роль
гостеприимной хозяйки в течение нескольких часов, хватит. Теперь ей
остро необходима была прохлада, темнота...
почувствовала, что здесь что-то не так. Свет голой лампочки под потолком
освещал пол, на который пролилась кровь Рори, доски были безупречно
чистыми, словно кто-то долго скоблил их и драил. Она шагнула в нее и
притворила дверь. Замок за ее спиной негромко защелкнулся.
глаза, приятно холодила их. И вдруг из дальнего угла комнаты донесся
звук. Он был не громче шороха, производимого лапками таракана, бегающего
где-то под плинтусом. И через секунду затих. Она затаила дыхание. Вот
оно, послышалось снова. На этот раз она уловила в звуке какую-то
ритмичность. Некий примитивный код.
Неужели никогда, никогда не избавится она от этой компании?
эти слова и к кому они обращены.
настойчивее и громче. Она отошла от двери и двинулась на звук. Он не
умолкал, словно подбадривая ее.
рассчитывала. Подняв руки, принялась шарить ладонями по крашеной
штукатурке. Поверхность была неравномерно прохладной. Было одно место,
примерно на полпути от двери к окну, где холод чувствовался настолько
интенсивно, что она испуганно отдернула руки. Тараканий шорох
прекратился.
наугад, во тьме и молчании. И затем вдруг заметила впереди какое-то
движение. Показалось, решила она. Всего лишь игра воображения, там
совершенно нечему двигаться... Но представшее в следующую секунду перед
ней зрелище доказало, что она заблуждалась.
Светилась холодным голубоватым светом, отчем твердый кирпич вдруг стал,
казалось, проницаемым для зрения. Мало того - стена еще и расступилась,
разлетаясь на куски и фрагменты, сыпавшиеся, словно карты из рук
фокусника. Крашение панели открывали спрятанные за ними коробки, а те в