старые липы да в просветах серый институтский забор. Потом я вдруг вроде
бы очнулся и сразу же бросился вон из лаборатории: уж лучше выслушивать
всякие вопросы, чем торчать здесь одному. Никого в коридоре не было, я
беспрепятственно проскочил в буфет и выпил две чашки черного кофе.
Буфетчица Зина все глядела на меня с сочувствием и вздыхала, а после
второй чашки тихонько окликнула меня из-за стойки и таинственно поманила к
себе. Я неохотно поднялся, подошел к ней, и Зина сообщила заговорщическим
шепотом, что у нее случайно имеется початая бутылка коньяка, что коньяк
подкрепляет и вообще полезен для здоровья.
не решался: на работе да еще в такой день... Линьков небось снова
придет... Но именно мысль о Линькове и заставила меня решиться: я
почувствовал, что иначе не выдержу сегодня никакого больше разговора, а
если Линьков что и заметит, так пес с ним.
Коньячок - это в самый раз, вы угадали.
подкрепил. Я довольно бодро зашагал в лабораторию и у самой двери
столкнулся с Линьковым.
и я все думал, говорить ли ему о Нине вообще и насчет этого ее разговора с
Аркадием в частности, но пока ничего не решил, а Линьков начал спрашивать
меня про другое: давно ли мы познакомились с Аркадием и как складывались
наши с ним отношения. Я сказал все, как было, что мы вместе окончили и
университет, и аспирантуру, что потом некоторое время работали порознь,
пока не организовался Институт Времени, а с тех пор мы были в самом тесном
рабочем и дружеском контакте уже почти два года.
друга? - спросил Линьков, заглядывая в блокнот. - Примерно с апреля, если
я не ошибаюсь?
секрет, все знали.
мы не ссорились и трагедией тут даже не пахло. И вообще Нина тут ни при
чем!
он. - Думаете, я ставлю вам в вину, что вы сразу не сказали о... ну, об
этих личных взаимоотношениях? Но я же видел, в каком вы были состоянии. Вы
и сейчас, конечно, далеко не в форме, поэтому и горячитесь понапрасну. Я
знаю, что вы с Левицким продолжали совместно работать и внешне все было
почти по-прежнему. Но вы отдалились друг от друга, это ведь естественно и
неизбежно в таких обстоятельствах, по крайней мере на первых порах.
Свободное время вы проводили уже порознь, ведь так? Вот я и хотел
спросить, не знаете ли вы, как именно проводил свое свободное время
Левицкий?
Мы ведь два года были просто неразлучны... Правда, сначала Аркадий стал
все чаще ускользать - по той же причине. Я просиживал вечера в
лаборатории, а он уходил с Ниной. Но только Аркадий обязательно являлся
потом в лабораторию. Хоть на часок, да приходил. Я бы, может, тоже так
делал, но Нина сразу объяснила, что Аркадий ее по-настоящему не любил, ни
одного вечера с ней целиком не провел, только и рвался в лабораторию, и я
уже не мог вести себя в том же духе. А потом, трудно мне было с ней
расставаться в середине вечера. И к тому же я думал: Аркадию и без того
неприятно, что я у него под носом торчу полный рабочий день... Словом, я
был с Ниной, а Аркадий оставался один. Нет, я, конечно, не думал, что он
из-за этого мог отравиться. В самоубийство я по-прежнему не верил и на
Линькова рассердился именно из-за того, что решил: он держится версии
самоубийства, потому и заговорил об истории с Ниной.
- Может быть, новые друзья завелись за последнее время? Неужели вы ничего
не знаете?
него был самым близким другом, как и он для меня, остальные все - намного
дальше. Даже, можно сказать, это уже были не друзья, а просто приятели,
товарищи по работе и все такое. Насчет последнего времени - не знаю. Вот,
например, первомайские праздники Аркадий провел с эксплуатационниками, за
город с ними ездил. Наверное, кто-нибудь у него там есть - скорее всего,
девушка...
часто - это я бы наверняка заметил.
следует влезет, никто ему не нужен.
этих мотивов. Вы сказали, что характер у Левицкого был довольно крутой и
резкий, что особой выдержкой он не отличался. Значит, я могу предположить,
что Левицкий открыто высказал вам свое отношение к... этой истории?
ответил я. - И я ему тоже. Вообще вы меня не совсем правильно поняли:
резко и откровенно Аркадий высказывался в основном по деловым поводам -
ну, в научных дискуссиях. А о личных делах он не любил разговаривать.
Правда, личных дел у него практически и не было...
у дошкольников наблюдаются.
ответил я: мне не понравилось, что Линьков пытается шутить.
Левицкий проводил вечера в основном тут?
больше сидел в лаборатории, а последний месяц - он.
делился своими переживаниями хотя бы с вами как с самым близким другом?
я. - Да у нас и переживания-то были в основном общие...
Не говоря уж о последнем периоде...
раздельные переживания, сколько мне известно. Но в основном я был прав:
эти два года мы почти целиком отдали Институту Времени и все посторонние
дела отнимали у нас минимум энергии. Ну, разумеется, мы зимой ходили на
лыжах, а летом плавали, играли в волейбол; мы смотрели фильмы и спектакли
- хотя не часто, - "читали книги и журналы, вовсе не только по
специальности. Потом, Аркадий, например, уезжал на свадьбу сестры, а ко
мне два раза приезжала мама, гостила по неделе; у Аркадия время от времени
возникали "романсы", как он их обозначал, но вскоре он начинал вздыхать,
что эта самая Света (Иветта, Ася, Римма, а то еще, помню, была удивительно
красивая девушка с не менее удивительным именем - Мурчик) ничего не
понимает ни в хронофизике, ни вообще, и говорить с ней до того скучно -
сил нет. Правда, он тут же, из чувства справедливости, сообщал, что зато у
нее имеются серьезные достоинства: например, глаза у нее необыкновенные,
или она музыку любит, или "плавает, как бог" (это Мурчик - она и вправду
здорово работала кролем), - но вскоре девушка со всеми своими
достоинствами незаметно исчезала. Только к Нине Аркадий с самого начала
относился иначе - уж не потому ли, что она все же разбиралась в
хронофизике? И то вот Нина считала, что он не всерьез... А наверняка
всерьез, всегда всерьез была хронофизика, и это у нас с Аркадием было
общее и главное.
но я совершенно уверен: Аркадий ничего от меня не таил. Мы ведь с ним
встретились в восемнадцать лет, на первом курсе физмата, и с тех пор
расставались всего на два года, так что я все основное в его жизни знаю.
сказал я. - Ну что могло случиться за такой короткий срок?
успевает случиться - год не распутаешь!
перестал действовать, и разговаривать мне становилось все труднее.
Линьков, видимо, это понял. Он сказал, что к завтрашнему дню он получит
данные вскрытия и всякие анализы, тогда кое-что прояснится и, возможно,
ему придется еще кое о чем со мной проконсультироваться.
подходил к хронокамере, тупо глядел на ее безжизненно-темную стеклянную
стену, зачем-то передвигал стулья...
нечего мне бродить по лаборатории, косясь на зеленый диван. "А как же
вообще будет, дальше-то?" - с мимолетным страхом подумал я, но поспешно
отогнал эту мысль и позвонил Шелесту. Тот сразу сказал: "Да, ясное дело,
иди!" - но потом спохватился и спросил, не нужен ли я следователю. Я со
злостью проинформировал его, что товарищ Линьков на сегодняшний день сыт
моей персоной по горло и рассчитывает вернуть потребность, а также
способность снова общаться со мной только в результате крепкого
восьмичасового сна и полноценного культурного отдыха. Шелест неопределенно
хмыкнул и официальным тоном сказал, что он меня отпускает, поскольку