Чтение 6–й страницы книги ~Отчего бывает радуга~

и кисти, которые мне теперь были больше не нужны.

Я увязался за ним. Мне вдруг захотелось поехать и попытаться "для
науки" нарисовать что-нибудь.

Мы уехали на электричке далеко за город. На небольшой станции Остинке
сделали пересадку на автобус, проехали несколько километров, а потом
углубились в лес - в сторону от железной дороги.

На низком, разломанном скалистом гребне нашли отличное место с видом на
заросшее озерко, за которым уступами поднимался смешанный лес.

Мы недурно поработали. У меня, как уверял Вадим, получилось
"потрясающее по оригинальности" живописное полотно ахромата, или
абсолютного цветослепца! Вообще-то мне и самому полотно мое по исполнению
понравилось, хотя цвета я, конечно, в нем не видел: очень неплохо, во
всяком случае с моей точки зрения, было передано настроение вечернего
леса, живое пространство.

В половине десятого мы не спеша начали собираться домой.

Вдруг за нашими спинами кто-то громко сказал:

- Ну и мазня вон у того! Эй, парень на большом камне... Почему у тебя
оранжевое озеро?

Мы с Вадимом оглянулись. Между двух камней на траве лежал человек. В
руках у него был бинокль.

Молодой мужчина был какого-то янтарно-шафранового цвета. Я его видел
впервые.

Незнакомец поднялся и, на ходу отряхивая с колен сухие былинки, быстро,
вприпрыжку пошел к нам.

Тело его, как я теперь увидел, в отличие от янтарно-шафрановой головы
было почти что ниготкового, буро-фиолетового цвета! Из всех, которых я
видел, это был пятый человек ниготкового цвета. Лицо у него было мясистое,
глаза большие; кудреватая шевелюра ото лба была гладко причесана, а на
затылке топорщились барашки. Одет в клетчатый пиджак с внушительными
плечами. Спереди на ремне у него висел бинокль, а на боку, скрепленный с
фотоаппаратом, болтался огромный телеобъектив.

- Здрасьте! - игриво сказал он. - Рад приветствовать своего брата
художника! - И он протянул Вадиму руку. - И вас рад приветствовать, -
сказал он мне, - хоть вы и пачкун. Так... Что я тут, значит, делаю?..
Сначала в бинокль изучаю ситуацию в широком плане, а потом - щелк! Косули,
зайчики, иногда непуганые лоси... Гм!.. Понимаешь, - сказал он мне, -
лоси.

Он мгновенно разыграл шутку: схватил висевший на боку телеобъектив той
стороной, где был фотоаппарат, приставил его к глазу, прицелился в меня...

- Паф! - как бы выстрелив, громко выкрикнул он.

В то же мгновение я с такой силой ладонью хлопнул по объективу, что вся
эта фотопремудрость отлетела далеко в сторону и, ударившись о камень,
разлетелась вдребезги.

- Так, - в полном самообладании протянул незнакомец, - а хорош ты! Вот
вроде бы все тут понятно, да только кому ж теперь плакать - не пойму: то
ли мне, то ли тебе, или вам двоим, или всем троим? А, ребята?.. У меня
ведь в руках объектив, а не ружье. Зачем кулаком-то по вдохновению?..

- Извините! - оборвал я его. - Разбивать ваш объектив я, конечно, не
собирался. Но не нравится мне, когда в меня прицеливаются.

- Так, стало быть, умысла не было?.. Ну, ребятишки, давайте же
знакомиться, раз учинили эту финансовую неприятность на... триста сорок
рублей. Витольд Жилятков. Прошу обратить внимание на дружески протянутую
руку.

Похоже было, что по поводу разбитых фотопремудростей он не
расстраивался: в том, что от уплаты трехсот сорока рублей мне никуда не
деться, он был совершенно уверен.

- Знакомься, Вадим! - сказал я. - Чего грубишь? Человек же тебе руку
протянул.

Еще через несколько минут втроем шли к автобусной остановке. Впереди
бодро шагал Витольд Жилятков, за ним - я, за мной - Вадим.

Мы, почти не разговаривая, шли пятнадцать минут, полчаса, сорок
минут... Дороги все не было. Лес стал каким-то совсем незнакомым. Сумерки
сгущались. Скоро вовсе стало темнеть. Мы с Вадимом уже поняли, что плутаем
по лесу совсем не случайно. Втроем обсудили ситуацию и направление
дальнейшего пути. С предложениями Витольда мы не согласились и свернули в
сторону, пошли едва ли не обратно, туда, где, по нашим представлениям,
должна была проходить дорога. Витольд неотступно следовал за нами.

- Если со мной что-нибудь случится, - шепнул я Вадиму, - знай, этот
Витольд такого же цвета, как и Ниготков...

Не успел я это сказать, как за нашими спинами раздался крик. Витольд
упал. Мы подбежали к нему.

- Ребята, - сказал он. - Не бросайте меня здесь одного. Один я здесь
погибну. У-у!.. - простонал он. - Кажется, перелом... Лодыжка...

- Мы вам поможем дойти, - сказал Вадим.

- Подожди, - остановил я его. - Жилятков, дай погляжу.

Я осмотрел щиколотку. Она действительно была уже припухшей.

- Да, - сказал я, - вывих.

- Вывих, правда?.. Не перелом? - облегченно спросил Витольд. - Вот
хорошо, что ты в медицине разбираешься. Я сразу, парни, понял: с вами в
лесу не пропадешь!

Он схватил оказавшуюся рядом суковатую палку, стал подниматься. Мы
помогли ему.

- Парни, - взмолился Витольд, - не бросайте меня одного. Помогите дойти
до деревни. Вон в той стороне Игринка...

И мы пошли.

Рядом со мной ковылял каштаново-фиолетовый Витольд, за нами неотступно
следовал изабеловый, почти песочного цвета Вадим.

Чем темней становилось, тем больше преображался перед моими глазами
лес.

Через некоторое время мы оказались среди редких деревьев. Вокруг,
словно сильно освещенная невидимой луной, колыхалась, отливала лунным
блеском сизоватая трава. Там и сям, окутанные летней ночью, светились
голубые и ультрамариновые стволы деревьев, высокие, полупрозрачные,
увенчанные купами хризолитового дыма, - купами подвижными, не улетающими с
порывами ветра. Теплые порывы срывались сверху, с вершин шумевших деревьев
и затихали в траве у наших ног.

Если бы не редкие деревья вокруг нас, можно было сказать, что теперь мы
находимся посреди какой-то поляны...

Но я увидел еще кое-что...

Вокруг нас, на траве, словно освещенной яркой луной, большим полукругом
стояли светящиеся фигуры людей.

Один, крайний слева, был какого-то трудно передаваемого
буро-фиолетового цвета, трое - кирпично-оранжевого и двое -
глинисто-терракотового. Кажется, был среди них еще один, яблочно-зеленый,
но на фоне хризолитового тумана, каким виделся далекий лес, я едва мог его
различить. Всего их было человек семь. Те двое, терракотового цвета - а
что обозначал этот цвет, я уже знал, - находились под воздействием винных
паров.

- Ну чего стал? - спросил Вадим.

- Тише ты!.. - остановил я его.

- Ну и тьма - хоть глаз выколи! - шепнул Вадим.

- Там человек семь... - сказал я.

- Где?

- Метрах в семидесяти. Двое терракотового цвета...

- Парни, где вы? - громко спросил Витольд.

Терракотового цвета тип зачем-то поднял руку (в полнейшей темноте это
видеть мог только я) и пьяным голосом громко сказал:

- Вита, ты не волнуйся... Побольше юмора! Мы, Вита, здесь...

- И я с пачкунами здесь, - удовлетворенно сообщил Витольд. - Жаль, что
и второй здесь... - попытался было объясниться Витольд. - Я уж думал: ни к
чему ведь он...

- Довольно! - повелительно прервал его буро-фиолетовый. - Свет!

При слове "свет" я почти механически сунул руку в карман, достал
светозащитные очки.

Три луча забегали по сизоватой траве. Едва успел я надеть светофильтры,
как лучи метнулись к нам - два ярких пучка. Третий луч светил мне в спину,
освещал лицо Вадима. Несмотря на светозащитные очки, яркий свет ослепил
меня. Я закрыл глаза.

Секунд через пять-семь буро-фиолетовый властным голосом приказал:

- Погасите свет! Друзья мои! - негромко обратился он к своим
сообщникам. - Законы природы вступили в силу. Во тьме спасительной пусть
совершается правосудие природы. Пусть торжествует!..

Несмотря на легкий шум в вершинах деревьев, в лесу было удивительно
тихо, наверное, потому, что ветер пролетал только над лесом. Светившиеся
сплошь тем или иным светом - словно то были мятущиеся рои пламенных
насекомых, в целом образующих нечто вроде подвижных человеческих фигур, -
неизвестные личности уже со всех четырех сторон стягивались к нам.

Нас на мгновение осветили тремя фонариками. Семеро шли с четырех
сторон, медленно приближались к нам.

- Погасить! - негромко скомандовал буро-фиолетовый. - Вита, а что это у
них за ящики?

- Это этюдники, - ответил Жилятков. - Там у них мазня, кисти и
краски...

В его как будто бы пустых, легкомысленных словах слышалось что-то
безысходно жуткое, как будто все было предрешено. Все они были абсолютно
уверены в успехе своей операции. Но они и боялись. Боялись себя. И как
истинные, наглые трусы пытались черное дело превратить в пошлое
паясничанье. И буро-фиолетовый говорил, гипнотизируя себя и своих
сообщников. Своими полунамеками грязно-фиолетовый пытался нагнать на нас
страху и деморализовать нас, а своих сообщников распалить.