кой игре.
- Даю голову на отсечение: она не одна в гондоле.
го.
ца.
ша примадонна серьезно увлеклась кем-нибудь, кто заставил бы ее предпо-
честь пребывание в Венеции мечтам о путешествии, которым она мне угрожа-
ет. Утешиться в ее измене мне нетрудно, а вот заменить ее, найти другой
такой голос, талант - это потруднее: кто, кроме нее, в состоянии так
привлекать публику в Сан-Самуэле и доводить ее до неистовства?
принцессы, на сегодняшний вечер?
вечера могла остановить свой выбор. Андзолето был единственный, о ком
они не подумали.
ника в то время, как ночь и волны в своем тихом мраке несли его в гондо-
ле, растерянного и трепещущего, рядом со знаменитейшей красавицей Вене-
ции. С одной стороны, Андзолето чувствовал нарастание страсти, еще более
разжигаемой удовлетворенной гордостью; с другой стороны его пыл охлаж-
дался страхом быстро попасть в немилость, быть осмеянным, выпровоженным,
предательски выданным графу. Осторожный и хитрый как истый венецианец,
он, стремясь целых шесть лет попасть на сцену, был хорошо осведомлен о
сумасбродстве и властолюбии женщины, стоявшей во главе всех театральных
интриг. У него было полное основание предполагать, что его царствованию
подле нее скоро придет конец; и если он сейчас не уклонился от этой
опасной чести, то только потому, что не предполагал ее такой близкой и
был покорен и похищен внезапно. Он думал, что его будут лишь терпеть за
его учтивость, а его уже полюбили - за молодость, красоту, за нарождаю-
щуюся славу! "Теперь, чтобы избежать тяжелого и горького пробуждения
после моего торжества, мне ничего больше не остается, как заставить ее
бояться меня, - решил Андзолето с той быстротой соображения и умозаклю-
чения, которыми обладают иные удивительно устроенные головы. - Но как я,
ничтожный юнец, умудрюсь внушить страх этой воплощенной царице ада? -
думал он. Однако он скоро нашелся: разыграл недоверие, ревность, обиду,
и с таким увлечением, с такой страстью, что примадонна была поражена.
Всю их пылкую и легкомысленную беседу можно свести к следующему:
Вот почему я так грустен и сдержан подле вас.
литься с неба прямо в пропасть и, завоевав вас ценою всего моего будуще-
го счастья, потерять вас через какой-нибудь час.
моей стороны?
то дурное, что про вас говорят.
наться тебе в этом, ты, пожалуй, оттолкнул бы меня?
нашел, то, конечно, никогда не стал бы больше с вами встречаться.
пытства сделать этот опыт... Андзолето, мне кажется, что я тебя люблю.
очень хорошо понимаю, что надо мной смеются. Но вы не смутите меня по-
добной игрой и даже не обидите.
меня.
юсь насмерть и обращусь в бегство.
из тех, кому мало аромата розы, а нужно ее сорвать да еще спрятать под
стекло. Я не ожидала, что в твои годы ты так смел и своеволен!
еще увидимся.
ночевал, Андзолето решил растянуться у первого попавшегося порога и нас-
ладиться тем ангельским покоем, который знают лишь дети и бедняки. Но в
первый раз в жизни он не смог найти ни одной плиты, достаточно чистой,
чтоб решиться на нее лечь. Хотя мостовая Венеции и чище и белее всякой
другой на свете, все-таки она слишком пыльна для элегантного черного
костюма из самого тонкого сукна. А тут еще одно соображение: те самые
лодочники, которые обыкновенно утром осторожно шагали по ступенькам
лестниц, стараясь не задеть лохмотьев юного плебея, теперь, попадись
только он им под ноги, могли подшутить над ним сонным и нарочно испач-
кать роскошную ливрею "паразита". Действительно, что бы подумали эти ло-
дочники о человеке, спящем под открытым небом в шелковых чулках, в тон-
ком белье, в кружевном жабо и кружевных манжетах? В эту минуту Андзолето
пожалел о своем милом плаще из коричневой и красной шерсти, правда выц-
ветшем, потертом, но еще плотном и отлично защищающем от нездоровых ту-
манов, поднимающихся по утрам над каналами Венеции. Был конец февраля, и
хотя в здешних краях в такое время солнце уже светит и греет по-весенне-
му, ночи бывают еще очень холодны. Андзолето пришло в голову забраться в
одну из гондол, стоявших у берега; на беду, все они оказались запертыми.
Наконец ему удалось открыть дверь одной из них, но, пролезая внутрь, он
наткнулся на ноги спящего лодочника и свалился на него.
Кто вы и что вам надо?
новенно относившегося к нему довольно дружелюбно. - Позволь мне лечь
подле тебя и выспаться под твоим навесом.
быть не может, если только он ее не украл. Проваливай, проваливай! Будь
это сам дож, я бы не открыл дверцы своей гондолы человеку, у которого
нарядная одежда и нет угла, где спать.
Дзустиньяни принесли мне больше неприятностей, чем пользы. Надо, чтобы
мои денежные средства соответствовали моим успехам; пора мне иметь в
кармане несколько цехинов, чтобы выполнять ту роль, которую меня застав-
ляют разыгрывать".
навливаться, чтобы не простудиться, - от усталости и гнева он был весь в
испарине.
господин граф пожелает, чтобы его юного феноменального певца прослушал
какой-нибудь глупый и строгий критик, и если я после бессонной ночи,
проведенной без отдыха и крова, буду хоть немного хрипеть, тот заявит
немедленно, что у меня нет голоса. А граф, которому хорошо известно, что
это не так, возразит: "Ах, если б вы слышали его вчера! - "Так он не
всегда одинаков? - спросит другой. - Не слабого ли он здоровья? - "А мо-
жет быть, он переутомился вчера? - добавит третий. "В самом деле, он
слишком молод для того, чтобы петь несколько дней подряд. Вам, знаете
ли, прежде чем выпускать его на сцену, следовало бы подождать, чтобы он
окреп и возмужал". На это граф, пожалуй, еще скажет: "Черт возьми! Если
он может охрипнуть от двух арий, то он мне совсем не нужен". И вот тог-
да, чтобы убедиться, что я силен и здоров, меня изо дня в день заставят
упражняться до изнеможения и, желая удостовериться, что у меня здоровые
легкие, надорвут мне голос. К черту покровительство знатных вельмож! Ах,
когда только я смогу избавиться от него и, сопутствуемый славой, распо-
ложением публики, конкуренцией театров, стану петь в их салонах уже
только из любезности и держать себя с ними на равной ноге".
площадей, которые в Венеции называют corti, хотя это вовсе не дворы, а
скопище домов, выходящих на общую площадку, - то, что теперь в Париже
называется cite. Однако что касается правильности расположения, изящест-
ва и благоустройства, то этим "дворам" далеко до наших современных пло-
щадей. Это скорее маленькие темные площадки, иногда представляющие собой
тупики, а иногда служащие проходом из одного квартала в другой; они ма-
лолюдны, населяют их обычно бедняки низкого происхождения, все больше
простой народ - рабочие и прачки, развешивающие белье на веревках, про-
тянутых через дорогу, - неудобство, которое прохожий терпеливо перено-
сит, зная, что его самого только терпят, а права на проход он собственно
не имеет. Горе бедному артисту, вынужденному, отворив окна своей комна-