спрыгнуть внутрь двора, а потому мерный гул толпы время от
времени прерывался лаем крепостной аркебузы, одной из множества
этих легких орудий, установленных в окнах второго этажа. Лувр,
точно севший на мель многопушечный корабль в окружении
бесчисленной флотилии пиратских лодок, еще огрызался, безжалостно
осаживая наиболее ретивых. Однако всем без исключения участвующим
в предстоящей трагедии, как с той, так и с этой стороны, было
совершенно ясно: часы его сочтены.
которого был до половины завален обломками столов и комодов,
составлявших еще совсем недавно меблировку комнаты. Десятифутовый
ствол крепостной аркебузы хищно взирал в сторону напирающей
толпы, хладнокровно выискивая очередную жертву. Два человека, со
значками Гасконских Пистольеров у правого плеча, споро
управлялись с этим весьма увесистым агрегатом, знаменующим
переход от ручного огнестрельного оружия к легкой артиллерии.
разъяснявший своему капитану, размахивал в такт речей руками с
пылкостью истого южанина. Но мне было не до его слов. Я
напряженно всматривался в резную ножку стола, торчавшую прямо
перед моими глазами. Весьма тонкое изображение грифона,
прекрасный образчик так называемого ювелирного стиля, столь
любимого при дворе папеньки нынешнего короля Карла IX. Со стороны
могло показаться, что я - воплощенное внимание, но видимость
обманчива. Я ждал, когда же моему ловкому напарнику удастся
обнаружить в хитросплетении импровизированных укреплений дворца
истинного Генриха Бурбона, ради безопасности которого мы здесь и
находились.
радуясь обретению искомого государя, все же перевел взгляд на
сопровождавшего его дворянина - в глазах рубаки отразилась
мучительная попытка вспомнить, видел ли он прежде этого
зеленоглазого верзилу с хитрой ухмылкой на губах и переносицей,
напоминающей латинскую букву S. Отметив явное замешательство во
взоре бравого гасконца, Лис немедленно перешел в наступление, не
давая лейтенанту опомниться и взять инициативу расспросов в свои
руки. Лицо его озарилось улыбкой радостной, словно у дитяти на
пасхальной открытке, после чего он разразился восхищенными
воплями, будто всю жизнь только и мечтал познакомиться со стоящим
перед ним пистольером.
собственной персоной, будь я проклят! - Мой напарник радостно
водрузил свои длинные руки на плечи опешившего гасконца и
продолжил бравурно: - Мне о вас столько всего рассказывали! Вы
о-го-го! Вам палец в рот не клади!
заместителя командира именного эскадрона короля Наваррского была
в диковинку и мне, и ему. Но могли ли такие мелочи остановить
Лиса!
знакомство. Король уже давно обещал познакомить меня с вами. А
вот еще адмирал Колиньи на прошлой неделе, вы помните, Ваше
Величество, говорил, что такого доблестного размахая, пожалуй, во
всей Франции не сыскать.
Батц, находя наконец краткую паузу в речевом потоке моего
напарника.
него! Кровью поплатятся его убийцы за свое подлое преступление!
Имя адмирала будет навечно записано крупными церковно-готическими
буквами в наших сердцах! Вот так, слева направо - Гаспар?! - Он
поднял вверх сжатый кулак того и гляди, намереваясь изречь
заветное "Но пасаран!" - Но...
себе не мог, каким бурным бывает словоизвержение из уст моего
соратника.
Серж Л'Арсо д'Орбиньяк. "Капитан, срочно придумай, в какой
должности при тебе я состою".
то есть нет - по особо важным - поручениям.
Процесс явно выходил из-под контроля. Самое время было брать его
в свои руки.
"Прекрати морочить человеку голову и займись делом. Деваться
некуда, я пойду с Мано, а ты найди Генриха. Насколько можно
судить о его характере, он не будет сейчас отсиживаться в будуаре
госпожи де Сов. Вернее всего, следует искать его где-то на
позициях. Найди и дай мне знать. А дальше уж что-нибудь придумаем
по ходу действия". Шевалье! - Я повернулся к напарнику, гордо
задирая подбородок. - Полагаю, вам ясна возложенная на вас
миссия?!
офицер "по особо тяжким" склонился в церемонном поклоне и заявил
с нескрываемым пафосом в голосе:
меня, господин де Батц, надеюсь, мы встретимся с вами чуть позже.
Сами понимаете - служба!
коридору. Весь вид Лиса являл собой преданность и служебное
рвение, между тем как в голове моей на канале закрытой связи
раздавался его залихватский голос:
перевернутого стола, и ждал сообщений от напарника.
Шевалье де Батц снял с головы шлем и размашисто перекрестился,
точно перед прыжком с высоты в воду. "Пли!" Массивная аркебуза
судорожно дернулась назад, цепляясь приделанным снизу крюком за
тяжеленную столешницу, чтобы не быть отброшенной в комнату мощной
отдачей. Гулко грянул выстрел, и вдалеке, на гребне ограды,
несколько человек, лихорадочно ловя опору в воздухе беспомощными
руками, опрокинулись в толпу, тотчас сомкнувшуюся над, быть
может, еще живыми телами и продолжавшую свой звериный натиск.
Одна из жертв, застигнутая беспощадной картечиной в момент прыжка
во двор, висела, зацепившись одеждой за острый шпиль, истекая
кровью и надсадно горланя что-то неразборчивое.
Батц, поглядывая из-за импровизированного бруствера на первых
смельчаков, преодолевающих по приставным лестницам оскалившуюся
коваными остриями преграду. - Целься!
прицельной планке, старательно проводя воображаемую прямую между
раструбом жерла аркебузы и очередными клиентами приемной святого
Петра.
с воем вырвавшись из длинного ствола, понеслись к своре негодяев,
уже перемахнувших через дворцовый забор и пытающихся примером
своим воодушевить оставшихся по другую его сторону, приступить к
своей людоедской трапезе.
лейтенант, зорким взглядом оценивая результат выстрела. - Еще
четверо!
выстрелов сможет сделать несколько десятков таких вот аркебуз,
установленных в разных частях огромного дворца, за те считанные
минуты, которые нужны толпе, чтобы достичь дворцовых ворот и,
разбив их, ворваться внутрь. Как ни считай - кошкины слезы.
Опьяненная дерьмовым вином и религиозным фанатизмом толпа
попросту не заметит потерь. Лишь завтра нынешние вояки, те из
них, которым выпадет участь пережить нынешнюю ночь, начнут
мучительно вспоминать: откуда, черт возьми, появилась эта
ссадина, этот порез или пулевая дырка, кровоточащая, как
свежерезаный поросенок, и, похоже вовсе не желающая затягиваться.
теряя страх, лезла на железную изгородь, набрасывая на ее острые
пики соломенные тюфяки, узлы с награбленным добром, а то и просто
деревянные башмаки-сабо. Вновь и вновь в бессильной злобе, из-за
таких же окон грозно огрызались аркебузы защитников, вырывая из
рядов штурмующих все новых бойцов, но гизары лезли и лезли.
Вскоре к рокоту нашей легкой артиллерии примешалась жестокая
дробь пистолетных выстрелов, но и это были лишь жалкие потуги.
Толпа шла вперед неудержимо, не замечая потерь и сметая все на
своем пути. Опять и опять звучали над моим ухом отрывистые