Чтение 6–й страницы книги ~Чулков - первый ангел человечества~

хотел. И не пошел.

А потом вертолет врезался в небоскреб, сначала кончиками основного
винта, которые вдруг согнулись, словно пластилиновые. Тогда черная машина,
потеряв направление, ударилась уже всей массой... Взрыв не столько оглушил
Чулкова, сколько поразил его побежавшей по стеклянным панелям небоскреба
волной. Она была величественой, неторопливой и почти красивой, если бы
Чулков ее рассмотрел как следует.

Но даже это у него не вышло, его опрокинуло вверх ногами, потом
поставило почти правильно, потом перевернуло еще раз, и отбросило от
прозрачной стены, на которой, как на поверхности пруда от большого
булыжника, образовалось подобие кратера. Тогда Чулков понял, что падает
уже по-настоящему. И остановить это падение не сможет.

Почему-то воздух, мигом сделавшийся горячим и пронизывающим, теперь
прижимал к земле, словно наказывал за дерзость и гордыню, хотя Чулков
хорошо помнил, что никогда не был ни дерзок, ни по-настоящему горд...

Он просто любил летать, так, как это позволяли ему крылья.

Он подложил под себя правое крыло, словно заслонялся от этого ветра. И
подумал, вернее, спросил себя, а может и всех, кто мог бы понять, что
творилось у него в голове - и почему всегда находятся люди, которые все
портят?

* ** *** ** *

Он очнулся в больнице. Жены не было, зато дочь сидела на стульчике,
приставленном почти к самой его голове. Чуть дальше, в кресле, сидел сын и
дремал. За окном стояла какая-то очень светлая темень. Должно быть,
светилась близкая реклама. Вокруг было множество всяких пультов, каких-то
приборов и даже настоящих экранов, которые цветными линиями обозначали
его, Чулкова, состояние.

Тело почти не болело. Но поразило его не отсутствие боли, а то, что он
остался живой.

Дочь встрепенулась. Как-то очень по-хозяйски положила руку на лоб, на
грудь. Должно быть привыкла проверять на ощупь - теплый он или уже нет.
Попробовала улыбнуться и прошептала:

- А Гейтс-то никаких денег нам не заплатил. - Вздохнула. - Сказал, что
условия договора не выполнены.

Глазами Чулков спросил ее, и что теперь?

- Судимся, - ответила дочь, переводя дух. - Может, хоть часть удасться
отспорить. Но пока без результата.

- А с крыльями, - оказалось, сын тоже проснулся, - получилось плохо.

Тебя же из них вырезали, теперь они ни на что не годны. - Сын вздохнул
так, что у Чулкова сжалось сердце. - За них теперь, пусть и побитые,
все-равно предлагают семьдесят миллионов.

Дочь внимательно посмотрела на Чулкова.

- Долларов, конечно.

- Нет, - проговорил Чулков и удивился, как ему удалось набрать в легкие
столько воздуха, что он сумел заговорить. - Никому не продавать.
Нечестно...

И тут же провалился в сон, но теперь уже спокойный. Знал, должно быть,
что не умрет. Ему еще рано было умирать. Следовало что-то делать с
крыльями. А тут он - главный. И сумеет это доказать, что бы жена с дочерью
не говорили.

Ведь не просто же так он научился летать. Кое-что приобрел и для себя.

Например, умение доказывать свое решение жене с дочерью.

* ** *** ** *

Молодой человек в странной, похожей на банную, шапочке поднялся, когда
Чулков въехал на своей автоматизированной каталке в кабинет. Он теперь
редко поднимал из этого кресла, не то что в те времена, когда надеялся,
что сумеет все-таки разработать переломанные кости.

Теперь же он лишь надеялся, что больше никогда не будет прикован к
кровати так, как последний год. И еще надеялся, что сможет иногда
отправляться в такие вот путешествия, пусть даже в каталке.

Ее, кстати, прислал Гейтс после того, как выиграл свой процесс и
заплатил только страховую премию, а не миллиард. Запаса энергии для
электромоторчика в каталке хватало, чтобы Чулков почти целый день мог
разъезжать по дому и по саду самостоятельно. Но Чулков не выбросил и
простое кресло, в котором его возила жена или дочь. Сына он почему-то
стеснялся.

Это было его первое путешествие из загородного особняка на берегу
Волги, в районе Барвихи, который, оказывается, приобрела жена, пока он был
в коме. Поездка до Москвы от этого его нового дома, большого и
охраняемого, как небольшая крепость, оказалась для него трудной. Он уже с
мукой соображал, как выдержит дорогу назад. Но оставаться в городе, хотя
бы переночевать разок, он не хотел.

В последнее время он полюбил сидеть в беседке, выстроенной на небольшом
холмике, и ни о чем не думать. Вернее, просто пытался привести разбитое
тело в состояние покоя, при котором боль становилась меньше.

- Святейший сейчас выйдет, - объяснил юноша. И почему-то опустил
голову. Сейчас многие старались на Чулкова не смотреть. Должно быть, то
еще было зрелище.

Чулков кивнул и оглянулся на сына. Сначала он хотел взять с собой Гошу.
Тот, когда они вернулись в Россию после полугодового восстановления в
клиниках чуть не всего мира, принялся названивать, а через неделю,
кажется, уже снова нашел с дочерью общий язык.

Настолько, что теперь даже ночевал в ее комнате.

Но все-таки, по зрелому размышлению решил взять с собой сына, тем
более, что чемодан был на удивление легким. В нем теперь хранились крылья.
Они лежали между специально сформованными поролоновыми подкладками, и их
непременно охраняло трое-четверо молодых людей, который на этот раз
остались на улице.

Только крылья были сломаны, и летать на них никто теперь не сумел бы.

Не то, что сверток из оберточной бумаги, в котором он получил их от
незнакомца на Девичьем Поле около дешевой пивнушки.

Патриарх вышел, глаза у него были очень усталые, как у Папы Римского.

Он попробовал улыбнуться, и сел напротив в кресло с прямой деревянной
спинкой, предварительно сделав жест, словно хотел с Чулковым по-церковному
троекратно поцеловаться. Но не стал. Догадался, как это будет больно
Чулкову.

- Ваше Святейшество, - начал Чулков, обозначив поклон, как его учили
раньше перед разными встречами, - я хотел бы передать эти крылья
Патриархии. - Он помолчал, в последнее время разучился говорить долгими
фразами. - Может быть, с вашей помощью... удасться восстановить их. Или
хотя бы понять, почему они летали?

Чулков и сам не очень-то понимал, почему пришел сюда. И почему выбрал
Патриархию, а не какой-нибудь строгий научный институт. Наверное, потому
что ему понравился Папа Римский. А хотя у русских другой Святейший, он
все-равно решил, что так будет лучше всего.

- Я знаю, зачем ты тут, сын мой, - теперь Патриарх не улыбался.

- Мне кажется, такое открытие не может оставаться неизученным. Ведь они
летали, может, это новый принцип... - Чулков снова передохнул. - А кто
лучше справиться с этим, если не церковь?

Патриарх снова грустно улыбнулся, подготавливая Чулкова к чему-то, что
должен был сообщить, хотя и не хотел, кажется, этого делать.

- Изобретатель этих крыльев нам известен. Он уже лет двадцать делает
такие крылья, перо к перу, безо всяких изменений. И раздает людям...
которые соглашаются их принять.

Чулков дрогнул.

- Двадцать лет? Если бы он выдумал такую штуку раньше, это никак не
осталось бы в тайне. Или Комитет?.. - Чулков заволновался. - Со мной они
просто не успели...

- Никакого Комитета, - ответил Патриарх и отвернулся. - Эти крылья, сын
мой, не способны поднять в воздух человека.

Ледяная волна обдала Чулкова, он и о постоянных своих болях забыл.

- Но я ведь... Летал. И даже между небоскребами в Нью-Йорке пролетел
бы, если бы не гангстеры, которые хотели похитить меня.

- Должно быть, - Патриарх вздохнул, - на это изобретатель и рассчитывал.
Что все-таки найдет человека, который поверит в них. Просто поверит. И
тогда...

- Значит, если сделать еще такие же крылья, - Чулков погладил кожанный
чемодан, стоящий у его руки, который был достаточно высок, чтобы до него
дотянуться, - тогда...

- Вера трудна, иногда, чрезмерно трудна для человека.

- Все-таки, я не понимаю. Как?.. Почему?

- Всегда ли нужно искать объяснения? - Патриарх уже поднимался, сделав
жест молодому мужчине в странной шапочке. - Чудо не объяснимо, сын мой.

- А пуля, которая не убила меня в Париже, а пальба из пулемета? Ведь
гангстеры, когда поняли, что не поймают меня, били в упор!

Сам Чулков этого тогда, в Нью-Йорке не осознавал. Он понял это позже,
многократно просмотрев видеозаписи того полета.

- Если ты смог лететь, то такую-то странность, как умение останавливать
пули должен воспринимать... спокойно.

Они помолчали. В то, что найдется еще какой-нибудь человек, который на
вере в крылья вдруг да сумеет взлететь, Чулков почему-то сразу не поверил.
К тому же, за двадцать лет до него такого не случилось.