безудержная энергия. Какой может быть чайник в такую ночь! Южную, напоенную
ароматом магнолий, с луной огромной, словно суповая миска.
похлопал Зоечку по бедру. - Что, ночные кабаки-то у вас есть?
показать.
ладошкой зевок. - "Занзибар", например. У нас там физкультурник в охране
подрабатывает. Секьюрити то есть. Цены у них там...
чмокнул Зоечку в сахарную шейку и соскочил на пол. - Одевайся, солнце мое, едем
развлекаться. И за ценой не постоим. А физкультурнику своему позвони, если
можно, чтоб обеспечил проход.
появилась в комнате Зоя Павловна, то была она чудо как хороша. Приталенное
платье из полупрозрачного шифона отнюдь не скрывало ее изящную фигуру. Туфли на
высоких каблуках подчеркивали стройность ног, рыжие волосы были стянуты на
затылке бе личьим хвостом. Только три цвета, изысканных и благородных - белый,
черный и золотой. И еще - бездонная голубизна сияющих огромных глаз. Впрочем, и
Буров - в джинсах, светлой рубашечке и модных остроносых башмаках был тоже
весьма неплох. Как уже было сказано - Ален Делон, Бельмондо и Марэ в одном
лице. Правда, отмеченном глубоким, во всю щеку, шрамом. Шрамы, конечно,
украшают лицо мужчины, да только лучше бы без них...
Все располагало к прогулке, только Зоечка смущенно улыбалась - туфли жмут.
Всего второй раз надела. Какие проблемы - Буров заарканил частника, рванули в
"Занзибар" на колесах.
дверей неслась музыка, а над входом зазывно изгибалась огромная неоновая дива -
черная до синевы, крутобедрая, грудастая и, судя по всему, изнемогающая от
страсти. "Занзибар", одним словом, "Занзибар". Только вот рожи секьюрити у
дверей были самыми что ни на есть нашими, российскими.
сразу превратился в учителя физкультуры. - Пожалуйста, заходи. Фед Федыч в
курсе, столик вам забит.
химии пользуется в школьном коллективе авторитетом.
входные, окунулись в сверкающее великолепие переполненного ночного клуба. Фед
Федыч не подвел и сразу же организовал им столик, как и требовалось,
двухместный и в сторонке. Так что поначалу все было замечательно - французский
коньячок мягок, испанский шоколад - горек, зеркальный шар под потолком -
цветист, двусмысленные позы стриптизерш волнительны и сексуальны. Однако где-то
через час раздались крики, и в зал ворвались пьяненькие, короткостриженые
россияне. Человек примерно двадцать пять, этаким поддатым кадрированным
взводом. Действуя напористо и умело, они принялись сдвигать уже накрытые столы,
а всех обиженных и недовольных вырубать хорошо поставленными ударами. Вот
пухленький Фед Федыч получил в лицо за наглые разговоры о каких-то там
"входных", вот Вовчик со товарищи рванулся ему на выручку и тут же залег под
градом зуботычин. Шум, гам, мат, звон бьющегося стекла.
получилось как-то страшно и совсем не весело. - Подыши, почисти перышки. Я
недолго. Ну, живо.
беспредела в "Анжелике". А что, взводом можно и покуролесить, показать себя во
всей красе. Коллектив - это сила. Конечно, можно было встать и уйти вместе с
Зоечкой, но чтобы ему, спецназу и профи, и зассать? Да еще перед кем, перед
этими педерастами гнойными? Ох, не надо было, видно, пить Бурову коньяк, сразу
заиграла в его жилах кровь, буйная, горячая, запорожских казаков. А кроме всего
прочего, в одном из комитетских он узнал паскуду, пнувшего в живот пожилую
женщину у "Анжелики", - как ни закрывай рожу маской, биомеханику движений не
изменишь. А Буров очень не любил, когда пинают в живот женщин...
стал ждать. Ждать пришлось недолго.
ухватился за стол, с силой потянул и тут же отпустил - Буров пепельницей
раздробил ему палец, от души промыл коньяком глаза и вырубил ударом в
солнечное.
времени, правда, секундным - одному блюдечко попало в кадык, другой нарвался
пахом на ножку стула.
пушку калибром 12,7, дробовым зарядом из которой можно запросто отстрелить
человеку ногу. Солидный аргумент. Только не для Бурова - мигом извернувшись, он
забрал у нападающего ствол, да не просто так, а сломав ему палец, взялся за
оружие поудобнее и одним движением добавил к пальцу раздробленную ключицу и
скулу. Потом хорошим выстрелом уронил зеркальный шар атакующим на головы,
зашвырнул кому-то в рожу дымящийся "Удар" и, отмечая путь отхода разрухой,
стремительно подался на выход - что, суки, взяли?
растрепанная, с расширившимися зрачками, но вообще молодец - ни суеты, ни
визга. Приказано отходить - и отходит.
спасительную темноту улиц. - Ну давай же, давай, давай!
Одетых всего второй раз в жизни.
остановилась, а у дверей "Занзибара" в это время что-то грохнуло. Зло,
отрывисто. Раз, другой, третий.
Зоя дернулась, вскинула нелепо руки и мягко, как в кино, опустилась на землю. В
призрачном лунном свете роскошная рыжина ее окрасилась черным. Буров был
профессионалом и кое-что видел в жизни. Ему не требовалось разглядывать зрачок,
подносить к губам зеркало или трогать сонную артерию. Достаточно взглянуть, как
человек лежит. Буров понял сразу, что Зоечка мертва. Модные, с высоким каблуком
туфли уже не жали ей, они валялись рядом... И Буров остановился. Буров зарычал. А
потом развернулся и, на ходу уклоняясь от пуль, метнулся к "Занзибару". Только
это был уже не человек, а красный разъяренный бабр с оскаленными
двадцатисантиметровыми клыками.
оттаявших сортиров, с шумными, мутными ручьями. Снег к середине мая лежал лишь
в глубоких распадках, и уже зеленела листва, весело и беззаботно старались на
ветках пичуги. Природа готовилась к лету. Северному, быстротечному, оглушающему
комариным писком.
просмолил сапоги и пропитал пятки, добыл на кухне нутряного сала, чтобы
тщательно втереть в каждую пору тела, подтянул все пуговицы и крючки, достал
перчатки и накомарник, зэкам не полагающийся. А вот насчет провизии решил не
заторачиваться - до цели, если верить шаману, три дня пути, и двигаться
разумнее налегке, за счет внутренних резервов, не отвлекаясь и не теряя времени
на набивание желудка. Да и на марше нет ничего поганей несбалансированного
питания. Хрен с ним, была бы кость, а мясо нарастет. Еще Буров достал хлорки -
от собак, засмолил от влаги спички и довел до совершенства длинную,
изготовленную из рессоры заточку. Не какой-нибудь там ступик, которым хлеб
режут, - внушительную, с упорами и кровостоками. Свинокол еще тот,
гвоздь-двухсотку рубит, как сахар. Спасибо Зырянову, не забоялся, от души
замастрячил в промзоне. Да, Зырянов, Зырянов... Проверенный, крученый кент.
Немногословный и надежный, как скала. С таким можно и в разведку. Однако, если
верить шаману, не в бега.
Зырянов намылился с Буровым. - Терпи, однако, парень. Через год и восемь
месяцев законно уйдешь, по УДО. Терпи, однако... - Помолчал, сплюнул, посмотрел в
задумчивости на розовую харкотину. - А я сдохну скоро. Дух-хранитель сказал.
Сегодня ночью приходил, во сне. Каркал шибко, к себе звал...
отдал свои лучшие, из настоящей байки, портянки Бурову.
рельсам. По утрам у вахты лагеря происходила обрыдлая, долгомотная суета:
начальнички конвоев получали зэков для конвоирования на место работ. Проводили
пересчет, сверялись с лагерным нарядчиком, кричали грозно, повелительно, во всю
силу прокуренных легких:
влево, шаг вправо - считаю побег, оружие применяю без предупреждения. Марш!
исходя пеной, слюной и бешеной ненавистью. Лучшие друзья человека, такую мать.
Из ворот шеренгами понуро выходили зэки, пятерками, вразвалочку, с интервалом в
метр. Щурились на ласковое солнышко, сплевывали на траву, с руганью рыгали,
трудно переваривая утреннюю бронебойку. Еще один день... Насрать, что ясный,
благоухающий хвоей и цветами. Все одно - как в песок. Впустую, коту под хвост,
мимо жизни. Когда еще с чистой совестью-то на свободу...
дальнюю деляну, проводить подчистку - штабелевать разделанные хлысты. Буров шел
легко, дышал полной грудью и мысленно, незаметно улыбаясь, прощался с лагерем.
Все - хана, амба, аллес. В зону, как бы там ни было, он уже не вернется.