найти хоть какой-то намек на музыку. В конце концов он перестал делать это
и сдался более унылому миру действительности - почти сдался.
принадлежали к одной из ветвей низкородной Династии Восемьдесят-Первых,
которые возделывали неплодородную землю и делали это не слишком усердно.
Аврелий никогда о них не вспоминал. Атон не знал об их существовании до
тех пор, пока нимфа косвенно не познакомила его с детьми
Восемьдесят-Первых.
одиночеством Атон вынужден был предположить, что прекрасная женщина ушла
навсегда (сделать это было ему легче, чем считать двузначные числа с
помощью всего-навсего десяти пальцев), или же начать ее поиски в других
местах. Он выбрал последнее. Наверняка она _г_д_е_-_т_о_ была, и
естественно было исследовать длинную равнину, поскольку гулять по горячему
черному шоссе ему запрещали. Его тетка всегда прибывала на аэромобиле
оттуда, пересекая равнину, и пока он не представлял себе ее
местожительство в пространстве, да и не желал его посещать, это прибавило
логики его решению.
удивительным полям, мимо извилистых потоков и перелесков. Представший
перед ним мир оказался обширнее, чем он предвкушал, но Атон перекладывал
тяжелую книгу из руки в руку, иногда отдыхал, приказывал ногам не
страшиться немыслимых расстояний и, наконец, оказался у границы
Восемьдесят-Первых.
возраста, Лешу и Леню, и их младшую сестренку Любу. Так завязалась дружба,
длившаяся ровно семь лет.
путника.
интерес к его знаку отличия со снисходительной хмуростью.
день рождения и что теперь он ее ищет.
сделать бомбу?
мне нужно безопасное место для книги. В ней Словесная Земля [Атон на слух
воспринял фамилию Wordsworth как Words-Earth].
использовать ее для бомбы?
радость! В нашем пепле..."
бомбы.
кустарнике землянке возле загона для свиней. Они мастерили бомбу из камней
и разноцветного песка. Леня слышал, что смесь серы (которую они узнавали
по желтому цвету) и калийной соли взрывается, если бросить ее достаточно
сильно. Но почему-то смесь не взрывалась.
нам нужна _н_а_с_т_о_я_щ_а_я_ соль.
отдавала ее мальчикам до тех пор, пока они не пообещали принять ее в игру.
Оставшуюся часть дня она приставала к Атону, порой вызывая у него
отвращение. Она была в грязи с ног до головы, а ее длинные черные косы все
время лезли в бомбу.
планеты и о великой Династии Пятых. Он научился читать на трудном древнем
языке и с изумлением пробирался сквозь огромный текст ДЗЛ. Считал он
теперь куда дальше, чем до десяти, и производил с числами разные действия.
Он знал К-шкалу температур и $-шкалу времени. Он начал долгое ученичество
в хвееведении.
на хуторе Восемьдесят-Первых. Мальчишки бросили заниматься бомбой и
перешли к другим затеям. Лешу и Леню не обязывали получать объем знаний,
требуемый от сына Пятого, и учеба у них шла гораздо легче. Люба никогда не
отказывалась от своей привязанности к Атону. Близнецы же то и дело его
дразнили "Поцелуй ее, и она принесет соли. _К_р_е_п_к_о_й_ соли". Но он
воспринимал Любу как сестру, которой у него никогда не было, и
довольствовался тем, что дергал ее за косы, достаточно сильно, впрочем,
чтобы она вела себя как следует. А время неуловимо воздействовало на всех.
смесь науки, искусства и характера. Вскоре стало очевидно, что у Атона к
этому призвание. Растения, за которыми он ухаживал, были крупнее и
красивее остальных, а его опытные участки цвели вовсю. Будущее хвеевода
казалось ему гарантированным.
аэромобилем Пятых, точно определяя координаты планеты на географическом
нониусе машины. Локационная сетка была размечена в стандартных единицах
для восточного склонения и нордовой разности широт с наложенной нониусной
шкалой, выводящей из фокуса все, кроме правильного показания. Здесь Атон
столкнулся с безмерными трудностями. Ему, похоже, не хватало тяги к
механике, по крайней мере, в таком возрасте. "Только не ходи на Флот, -
предупреждал домашний учитель. - Там из тебя обязательно сделают
машиниста. У них жуткая способность выбирать для работы совершенно не тех
людей". Но, освоив технику, Атон начал уважать ее. Что-то радостное было в
мгновенном фокусировании после нескончаемых попыток.
п_о_т_о_м_у_, что она возникает после борьбы".
лесной нимфы. Пока оставалась эта тайна, Атон не мог верить в себя вполне.
Когда он, обливаясь потом под жарким солнцем, работал в поле на прополке
сорняков (он думал, что это крелль, хотя крелль намного опаснее),
прерванная песня звучала в его голове - настойчивая и мучительная. Откуда
пришла нимфа? Зачем? Что она хотела от маленького мальчика?
неудовлетворения, придававшее Атону чуть неуравновешенности и заставлявшее
гадать, правда ли, что жизнь в роли хвеевода - лучшая из возможных? Однако
что еще могло быть?
границы усадьбы, когда издали послышалась знакомая мелодия. Руки у него
задрожали. Неужели она... неужели она вернулась наконец на поляну?
волшебным звуком. Возбуждение бурлило в нем, пока он кружил по лесу у
заброшенного колодца. Неужели это нимфа? Неужели она зовет его?
семь лет. Нимфа была там! Она была там, она сидела и пела; ее легкие
пальцы перебирали струны маленького инструмента - иномирянской
шестиструнной лютни - которая звучала воистину завораживающе. Прежний
образ в душе Атона побледнел перед действительностью. Лес, поляна, даже
воздух вокруг были прекрасны.
мгновение прошло с тех пор, как он стоял здесь впервые; время одинокой
мечты - мгновение и вечность. Она не изменилась - он же повзрослел на семь
лет. И теперь он видел не только то, что видел семилетним ребенком.
шнуровкой на лифе - на Хвее таких не носили. Ее лицо, бледное и чистое,
обрамляли великолепные волосы - поток темно-красного и иссиня-черного в
обворожительном союзе. В фигуре была изящная цельность - не чувственная,
не хрупкая. Ее внешность являла собой соединение противоположностей, о
поиске которого Атон никогда сознательно не думал. Огонь и вода, обычные
враги, совмещались здесь в резком фокусе, наподобие пересечения шкал
нониуса.
времени и о себе.
зардевшийся от первых неловких мужских побуждений. Она была желанием
мужчины, ее присутствие делало его большим и грубым, Атон ощущал на своих
ладонях землю, а на рубахе - пот. Он не мог остаться, он не мог уйти.
волшебство. - Четырнадцать. Ты уже выше меня. - Она поднялась, распускаясь
как цветок, чтобы подтвердить, что это правда. - И носишь мою хвею, -
продолжала она, протягивая руку к его волосам. Цветок лег на ее ладонь,