облизывает палец и подставляет его ветру, снимает пиджак -- надо же
убедиться, не холодно ли на закате в одной рубашке. Потом издали здоровается
с соседями--те тоже выходят на уставленные цветами веранды, чтобы
насладиться теплым летним вечером; они даже не слышат, как чирикают за
стеной или тявкают, точно болонки, их жены.
с них пыль, выносят на веранду, и дедушка подвешивает их к кольцам в
потолке, точно водружает парадное седло на слона для торжественного и тихого
праздника летних вечеров.
дедушка осторожно пристраивается рядом. И они, улыбаясь и кивая друг другу,
молча раскачиваются взад и вперед, взад и вперед...
швабрами, подметает и моет веранду. Из дома выносят легкие стулья, качалки и
шезлонги.
не так много москитов.
если постоять под окном столовой, услышишь, как там бренчат на разбитом
фортепьяно с пожелтевшими от старости клавишами. Чиркают спички, булькает
вода -- во всех кухнях моют посуду, со звоном ставят тарелки сушить на
полку. А потом понемногу на сумеречных улицах под огромными дубами и вязами
оживает дом за домом, на тенистые веранды выходят люди, точно фигурки на
часах с барометром, предсказывающие погоду.
из родных; женщины еще переговариваются в остывающей кухне, мужчины первыми
выходят в сладостную тишь вечера, попыхивая сигаретами, и наводят порядок в
своем собственном мире. На веранде зазвучат мужские голоса; мужчины
расположатся поудобнее, задрав ноги повыше, а мальчишки, точно воробьи,
усядутся рядком на стертых ступеньках или на деревянных перилах, и оттуда за
вечер уж непременно что-нибудь свалится-- либо мальчишка, либо горшок с
геранью.
бабушка, прабабушка и мама, и тогда мужчины зашевелятся, встанут и придвинут
им стулья и качалки. Женщины принесут с собой всевозможные веера, сложенные
газеты, бамбуковые метелочки или надушенные носовые платки и за разговором
будут ими обмахиваться.
вспомнит. Да никому и не важно, о чем говорят взрослые; важно только, что
звук их голосов то нарастает, то замирает над тонкими папоротниками,
окаймляющими веранду с трех сторон; важно, что город понемногу наполняется
тьмой, как будто черная вода льется на дома с неба, и в этой тьме алыми
точками мерцают огоньки, и журчат, журчат голоса. Женщины сплетничают и
отмахиваются от первых москитов, и те начинают в воздухе свою неистовую
пляску. Мужские голоса проникают в старое дерево домов; если закрыть глаза и
прижаться головой к доскам пола, слышно, как рокочут голоса мужчин, точно
отдаленное землетрясение, оно не прекращается ни на миг, только слышится то
чуть тише, то погромче.
умиротворенный,-- голоса эти никогда не умолкнут, они будут вечно
обволакивать говорливым потоком его тело, его сомкнутые веки, вливаться в
сонные уши. Качалки потрескивают, как сверчки, сверчки стрекочут, как
качалки, а поросшая мхом бочка для дождевой воды под окном столовой рождает
все новые поколения москитов и дает тему для разговора еще на множество лет.
если бы этот вечер никогда не кончался! Это--вечные, надежные обряды;
всегда, до скончания века будут вспыхивать трубки курильщиков, в полутьме
будут мелькать бледные руки и в них -- вязальные спицы, будет шуршать
серебряная обертка мороженого, кто-нибудь все время будет приходить и
уходить. Потому что за вечер непременно кто-нибудь придет--из соседних домов
или те, кто живет на другой стороне улицы; проедут на своем маленьком
жужжащем автомобильчике мисс Ферн и мисс Роберта, иногда они захватят Тома
или Дугласа прокатиться вокруг дома, а возвращаясь, посидят на веранде,
обмахивая веером пылающие щеки; или мистер Джонас, старьевщик, поставит свой
фургон с лошадью где-нибудь под деревьями и впопыхах поднимется по
ступенькам -- сразу видно, ему не терпится рассказать что-то новенькое, еще
не слышанное, и, как ни странно, это и правда бывает что-нибудь новое. И
наконец, дети -- они бегают где-то в темноте, напоследок играют в прятки или
в мяч, а потом, когда уже вовсе ничего не разглядеть, запыхавшись, с
разгоревшимися лицами, точно бумеранги, неслышно возвращаются к дому по
бархатной лужайке и затихают под мерное журчанье на веранде, и голоса
журчат, журчат, баюкают их и усыпляют...
голосов, все они шелестят, и сплетаются, и из них соткана тьма. Взрослые
давно о нем забыли-- ведь он притаился, лежит тихий как мышонок, слушает,
как они строят планы для него и для себя тоже. И голоса их замирают, плывут
с освещенным луной табачным дымком, а мотыльки, точно оживший поздний
яблоневый цвет, тихонько стучатся в далекие уличные фонари, и голоса
уплывают и льются в грядущие годы...
дирижабли, топить боевые корабли, взрывать пороховые заводы -- словом,
смаковать хрупкими ртами те самые бактерии, которые в один прекрасный день
их убьют. Смертоносные тучи вспухали в дыму их сигар и окутывали
взволнованного человека, которого почти нельзя было разглядеть сквозь этот
дым; он прислушивался к стуку заступов в их речах, словно различал в них
пророческое "ибо прах ты и в прах возвратишься". Это был Лео Ауфман,
городской ювелир; наконец он широко раскрыл блестящие черные глаза, вскинул
худые, точно детские, руки и в ужасе закричал:
мимо со своими внуками Дугласом и Томом, возвращаясь с обычной вечерней
прогулки.-- Они каркают как вороны и вещают недоброе, но кто же заткнет им
рты? Изобретите что-нибудь, попробуйте сделать будущее ярче, веселее,
отраднее. Ведь вы мастерили велосипеды, чинили автоматы в Галерее, были даже
киномехаником, правда?
засмеялись.
пользовались машинами? Только чтоб заставить людей плакать. Всякий раз,
когда казалось, что человек и машина вот-вот наконец уживутся друг с
другом,-- бац! Кто-то где-то смошенничает, приделает какой-нибудь лишний
винтик -- и вот уже самолеты бросают на нас бомбы и автомобили срываются со
скал в пропасть. Отчего же мальчику не попросить Машину счастья? Он
совершенно прав!
словно собаку или кошку.
руках, потрачу еще несколько фунтов железа да немного меньше посплю. Решено,
я ее сделаю, клянусь, я ее сделаю!
далеко; изо всех сил нажимая
увидишь.
каменистой улице, круто сбегающей с холма,-- и сразу понятно, что этому
человеку все вокруг по душе: как шуршит в нагретой солнцем траве чертополох,
когда ветер пышет жаром в лицо, словно из раскаленной печи, и как звенят под
дождем электрические провода. Он был не из тех, для кого бессонная
ночь--мученье, напротив, когда не спалось, он лежал и вволю предавался
размышлениям: как работает гигантский часовой механизм вселенной? Кончается
ли завод в этих исполинских часах или им предстоит отсчитывать еще долгие,
долгие тысячелетия? Кто знает! Но бесконечными ночами, прислушиваясь к
темноте, он то решал, что конец близок, то -- что это только начало...
крутя педали велосипеда. Рождаешься на свет, растешь, стареешь, умираешь.
Рождение от тебя не зависит. Но зрелость, старость, смерть--может быть, с
этим можно что-нибудь сделать?
Машины счастья. Это должна быть машина, которая поможет мальчишкам
персиковый пушок на щеках сменить на мужественную щетину, а девчонкам --
превратиться из нескладных гусениц в ярких бабочек. И в зрелые годы, когда
счет ударам сердца идет уже на миллиарды, когда лежишь ночью в постели и
только тревожный дух твой скитается по земле, эта машина утолит тревогу, и
человек сможет мирно дремать вместе с палыми листьями, как засыпают осенью
мальчишки, растянувшись на копне душистого сухого сена и безмятежно сливаясь
с уходящим на покой миром...
старшему пятнадцать; каждому хотелось взять у отца велосипед, каждый спешил
коснуться его руки.
чувствуя невидимую в темноте улыбку жены.
Лео поднял вверх ложку серебристого мороженого, точно в нем и заключалась
тайна вселенной и касаться ее следовало очень осторожно, и спросил:
Шилова Юлия
Березин Федор
Свержин Владимир
Березин Федор
Прозоров Александр
Муркок Майкл