он.
бумажный шар подскочил и лег у ног Джима. Вилли со смехом
пнул мячик - пусть летит, и замолк.
пестрая афишка. Ребятам вдруг стало холодно.
погромыхивала, как маленький барабанчик.
написанные затейливым шрифтом.
После Дня Труда карнавалов не бывает!
Смотри! "Мефистофель, пьющий лаву! Мистер Электрико!
Монстр-Монгольфьер!" Э-э?..
воздушный шар.
Дьявольская гильотина! Человек-в-Картинках! Ого!
- Он раз-ри-со-ван, специально разрисован. Погляди, он весь
в чудовищах. Целый зверинец! - Глаза Джима так и шарили по
афише. - Смотри, смотри, Скелет! Вот здорово, Вилли! Не
какой-нибудь там Тощий Человек, а Скелет! Во! Пыльная
Ведьма! Что бы это могло быть, а, Вилли?
вот так... Цыганка. Она родилась в Пыли, в Пыли выросла и
однажды унесется обратно в Пыль! А вот здесь еще есть:
"Египетский Зеркальный Лабиринт! Вы увидите себя десять
тысяч раз! Храм искушений святого Антония!"
в карнавальном балагане, а, Вилли?
пишут?
афиша взмыла вверх и исчезла за деревьями.
бывает карнавалов так поздно. Глупость это! Кто туда
пойдет?
гильотины, египетские зеркала, человека-дьявола с кожей, как
сера, прихлебывающего лаву..."
Наверное, они приедут сегодня!
совсем.
рекой, о м-ре Татли, стоящем в обнимку с другом-индейцем и
слушающем ночь, о м-ре Крозетти со слезинкой на щеке и о его
шесте, вокруг которого все вьется красный язык: из ниоткуда
в никуда. Вилли подумал обо всем этом и неожиданно стукнул
зубами.
и теперь оставалось только разойтись каждому к своей двери.
окликнул:
Театру. Год не пойдем! Клянусь!
взглянул на соседскую крышу. Там под холодными звездами
поблескивал чудной громоотвод. Гроза то ли приближалась, то
ли обходила стороной. Неважно. Вилли все равно был
доволен, что у Джима есть теперь такая могучая защита.
тихонько прикрывать за собой.
сцену, единственную, которую любил всегда, знакомую до
мельчайших деталей. Вот сидит отец (О! Он уже дома! Ну
конечно же. Ведь они с Джимом дали приличного крюка),
держит книгу, но открыта она на пустой странице. В кресле у
огня мама. Вяжет и бормочет, как чайник.
далеко, то близко. Вот они совсем крошечные в огромной
комнате, в громадном городе, посреди исполинского мира,
маленькие, совсем беззащитные перед вторжением ночи в этот
открытый уютный театрик.
никогда, пока родители оставались только большими.
петли, - именно так выглядит счастливая женщина. Вилли
вспомнился парник, где среди зимы цвела кремовая тепличная
роза. Вот и мама... вполне довольная в своей комнатке,
счастливая по-своему. Счастливая? Но почему? Как? Вот
рядом с ней сидит уборщик из библиотеки, чужак в этой
комнате. Да, он снял форменную одежду, но лицо-то осталось,
лицо человека, который бывает счастлив только по ночам, там,
под мраморными сводами, одинокий, шаркая метлой по пыльным
коридорам.
женщина у камина, почему печален мужчина рядом с ней.
кресла. На ладони - смятый бумажный шарик. Вилли заморгал.
Он вспомнил выкатившийся из темноты бумажный мяч. Ему не
видно было, что и как написано на листе, но цвет! Цвет был
тот же самый!
комнате. Отец выглядел немного растерянным, словно его
застали врасплох за не совсем достойным занятием.
этой афишке?" Но, поглядев, как молча и сосредоточенно отец
запихивает бумажный шарик между подлокотником и сиденьем
кресла, Вилли сдержал себя. Мама листала библиотечные
книжки.
немалого труда как можно небрежнее произнести: