Чтение 6–й страницы книги ~Время для звезд~

- Ммм... нам приходится допускать у вас, людей с особыми способностями, некоторые отклонения от нормы. Дасти находится здесь потому, что он был единственным телепатом, способным принимать и передавать изображения.

- А это так важно, сэр?

- Может оказаться важным. Это мы узнаем только тогда, когда возникнет такая необходимость. Но это вполне может оказаться критически важным. В противном случае я никогда не допустил бы, чтобы такой избалованный щенок оказался на борту моего корабля. - Он нахмурился. - Однако, доктор Деверо не находит у Дасти никакой патологии.

- Ну, я же не говорил ничего про патологию.

- Послушайте меня, пожалуйста. Он говорит, что у мальчика неуравновешенная индивидуальность. Умственному его развитию может позавидовать взрослый, но оно сочетается со страшно задержанным социальным развитием. Его оценки и отношение к окружающим находятся на уровне пятилетнего, и это - в сочетании с великолепными мозгами. Далее доктор Деверо сказал, что он хочет ускорить это развитие детской части личности Дасти, иначе тот может совсем замкнуться внутри себя, свернуться в кокон.

- И? Я хотел сказать, "да, сэр?"

- И вам надо было его отлупить. С этим мальчишкой неладно одно - родителям надо было его пороть, а они вместо этого восхищались, какой он умница. - Капитан опять вздохнул. - А теперь придется это делать мне. Доктор Деверо говорит, что я - как раз подходящая личность для создания образа отца.

- Да, сэр.

- Голова у меня раскалывается от этих "Да, сэр". Это не корабль, это какой-то несчастный детский сад. А больше неприятностей у Вас нет?

- Нет, сэр.

- Странно. Вот Дасти жаловался еще на то, что штатные связисты называют вас психами. - Он внимательно посмотрел на меня. Я не отвечал, мне было как-то неудобно. - Как бы там ни было, больше они этого делать не будут. Я помню, как однажды один член команды чуть не зарезал другого за то, что тот никак не мог перестать называть его "Лысый". Моя команда будет вести себя, как настоящие леди и джентльмены, иначе мне придется кое-кого взять за шкирки и стукнуть лбами. - Он нахмурился. - Я переведу Дасти в помещение напротив моей каюты. Если Дасти отстанет от Вас, оставьте и Вы его в покое. Если не отстанет... ну что же, сами решайте, что тогда делать, однако не забывайте, что Вы сами отвечаете за свои поступки. Не забывайте и того, что я не хочу, чтобы кто-то из команды превращался в половик, о который можно вытирать ноги. Все. До свидания.

ГЛАВА 8 Относительность

Рейс продолжался уже неделю, когда было принято решение оперировать Пэта. Пэт говорил, что его собираются оперировать, но особенно мы это не обсуждали. Он вел себя, как человек со стальными нервами, так, как будто он собирается грызть орешки и читать юмористические рассказы в то время, как его будут распиливать на кусочки. Я думаю, в действительности он был ужасно перепуган... я бы на его месте - точно.

Не то, чтобы я много понял, знай я все подробности; я же не нейрохирург, ни в коем случае, вытащить занозу - предел моих способностей.

Но это значило, что некоторое время я не смогу стоять вахты; так я и сказал командору Фрику. Он уже и сам знал об этом из переговоров корабля с Ф.Д.П. и велел мне исключить себя из вахтенного расписания за сутки до операции, а потом быть готовым к исполнению других поручений в послеоперационный (для Пэта) период. Ему было все равно; другие телепаты продолжали действовать, да к тому же мы еще не вышли из пределов радиосвязи с Землей.

Через две недели после старта и за день до того, как Пэта должны были резать, я сидел в своей каюте и принимал важное решение - то ли явиться в центр связи, предложить свои ценные услуги и вынести мусорные корзины или микрофильмировать документы, то ли просто сидеть где сижу и ждать, пока меня позовут.

Я только что склонился в пользу последнего, вспомнив совет дяди Стива никогда не высовываться, и собирался лечь на койку, когда громкоговоритель проорал:

- Т.П. Бартлет, специальный связист, явитесь к Релятивисту.

Я поднял свою койку, задумываясь при этом, нет ли в моей каюте скрытой телекамеры - все мои попытки опустить койку в рабочие часы кончались одинаково: меня куда-то вызывали. Доктора Бэбкока не было на месте, и меня выгнали с поста управления, однако я успел там немного оглядеться. Вход на пост управления был строго воспрещен для посторонних. Нашел я нашего Релятивиста в Вычислительном центре, напротив центра связи - в том самом месте, куда я и пошел бы за ним в первую очередь, если бы не желание заглянуть на пост управления. Я доложил:

- Т.П. Бартлет, связист десятого разряда, явился по Вашему приказанию.

Доктор Бэбкок резко развернулся на своем вращающемся стуле и уставился на меня. Это был крупный, ширококостный человек, весь состоявший из рук и ног; он больше смахивал на лесоруба, чем на матфизика. Думаю, это было слегка наиграно - локти на столе, неправильный язык и все такое. Дядя Стив говорил, что у Бэбкока больше научных званий, чем у большинства людей - носок.

Так вот, он уставился на меня, потом рассмеялся.

- И где ж это ты набрался таких липовых военных манер, сынок? Садись. Ты Бартлет?

Я сел.

- Да, сэр.

- Чего это вы с братцем вышли из вахтенного расписания?

- Понимаете, сэр, мой брат в больнице. Завтра там будут что-то делать с его позвоночником.

- Так почему же ты мне этого не сказал? - Я не стал отвечать, не видел смысла; я даже не был в его отделе.

- Фрик ничего мне не рассказывает. Капитан ничего мне не рассказывает, теперь и ты вот ничего мне не рассказываешь. Мне приходится таскаться на камбуз и подбирать огрызки слухов, чтобы хоть немного быть в курсе, что у нас тут происходит. А я собрался завтра с тобой поработать, ты же знаешь об этом? Знаешь?

- Нет, сэр.

- Ясное дело, не знаешь, потому что и я тоже никому ничего не рассказываю. Ну разве могут быть на корабле такие порядки! Надо было мне остаться в Вене. Мощный город. Когда-нибудь пробовал кофе с пирожными на Ринге? - Мой ответ его не интересовал. - Как бы там ни было, я собирался завтра работать с тобой и с твоим братом. Так что теперь придется сделать это сегодня. Скажи ему, чтобы приготовился.

- А что вы хотите чтобы он делал, Доктор? Его уже увезли в больницу.

- Ты только скажи ему, чтобы приготовился. Хочу калибровать вас двоих, вот что. Измерить ваш индекс ошибки.

- Сэр?

- Ты, главное, скажи ему...

Я окликнул Пэта. Мы не разговаривали с ним после завтрака, и я не знал, как он воспримет это предложение. Но Пэт уже знал.

- Хорошо, хорошо, - сказал он устало. - Они прямо сейчас устанавливают в палате свой прибор. Мама подняла такой шум, что ее пришлось отослать.

- (Слушай, Пэт, если ты не хочешь этого делать, то что бы там ни было, я так им и скажу, что ничего не выйдет. Они слишком много хотят.)

- А какая разница, - ответил он с раздражением. - Мне все равно надо каким-то образом провести ближайшие шестнадцать часов. Да и вообще может получиться, что это последний наш сеанс.

Впервые он не удержался и показал, как все это на него действует. Я торопливо сказал:

- (Не надо так говорить, Пэт. С тобой все в порядке, все будет хорошо. Ты снова будешь ходить. Да что там, ты сможешь и на лыжах кататься, если захочешь.)

- Кончай ты с этой ободрительной чушью. Я уже наслушался этого от предков больше чем достаточно. Тошнит просто.

- (Да ты послушай, Пэт...)

- Кончай, кончай. Давай лучше займемся тем, чего они от нас хотят.

- (Ну, хорошо.) - А вслух я сказал: - Он готов, Доктор.

- Секунду. Запускайте камеру, О'Тул. - Доктор Бэбкок нажал что-то на своем столе.

- Командор Фрик?

- Да, Доктор, - ответил голос Фрика.

- Мы готовы. Вы придете?

- Тут все в порядке, - услышал я ответ своего начальника. - Сейчас идем. - Через секунду он вошел в сопровождении Анны Хорошей. Тем временем я осмотрелся. Одну из стен вычислительного центра полностью занимал компьютер, поменьше, чем в Лос-Аламосе, но не намного. Перемигивающиеся лампочки на его панелях, наверное, что-то для кого-то значили. Под прямым углом к компьютеру за пультом сидел мистер О'Тул, над пультом висел большой экран дисплея, в центре которого примерно каждую секунду появлялась яркая вспышка.

Анна без слов кивнула мне; я понял, что она на связи. Пэт сказал:

Том, у вас там есть девушка по имени Анна Хорошей. Ее там нет поблизости?

- (Есть. А что?)

- Передай ей привет. Я знал ее в Цюрихе. Тут находится ее сестрица Бекки. - Он чуть хихикнул, что меня обрадовало. - Симпатичная девица, правда? Моди ревнует.

Бэбкок сказал Фрику.

- Скажи, чтобы они приготовились. Первый синхронизирующий прогон, с того конца.

- Скажи им, Анна.

Она кивнула. Я не понимал, зачем потребовалась вторая телепара, если они могут переговариваться через нас с Пэтом. Скоро я понял: мы с Пэтом были слишком заняты.

Пэт выдавал тикающие звуки, как часы, а мне было ведено их повторять. При каждом моем тике на дисплее появлялась вспышка. Бэбкок наблюдал за дисплеем, потом он развернул его так, чтобы мне не было видно, и прикрепил микрофон к моей гортани.

- Снова.

Пэт сказал:

- Внимание... - и опять начал тикать. Я старался как мог, чтобы тикать с ним одновременно, но выглядело это, конечно, до крайности глупо. Я услышал, как Бэбкок тихо произнес:

- Это снимает обратную связь и задержку из-за конечности скорости звука. Жаль, что мы не можем получше измерить скорость передачи сигнала. По нервным синапсам.

Фрик сказал.

- А с Деверо ты говорил?

Я продолжал тикать.

- А теперь прогон в другую сторону, - сказал Бэбкок, надевая на меня наушники. Я сразу же услышал тиканье вроде того, какое издавал Пэт. - Вы, молодой человек, слушаете сейчас спектральный метроном, ритм которого задается монохроматическим светом. Он был синхронизирован с тем, который использует ваш брат. А теперь - тикайте ему.

Я начал тикать. Занятие это прямо гипнотизировало; легче было войти в ритм и тикать вместе с метрономом, чем выбиться из этого ритма. Не обращать на него внимания было невозможно. Меня стало клонить в сон, но я продолжал тикать; остановиться я просто не мог.

- Конец прогона, - возвестил Бэбкок. Тиканье прекратилось, я снял наушники и потер свои уши.

- Доктор Бэбкок?

- А?

- А как Вы сможете отличить один тик от другого?

- Что? Ты - конечно, не сможешь, а О'Тул - сможет. У него все снято на пленку. То же самое и на другом конце. Да ты не бери в голову, главное - старайся оставаться в ритме.

Вся эта ерунда продолжалась еще больше часа; иногда передавал Пэт, иногда - я. В конце концов О'Тул поднял глаза и сказал.

- Усталость начинает все портить, Доктор. Вторые производные быстро растут.

- О'кэй, тогда кончаем, - объявил Бэбкок. Он повернулся ко мне. - Можете поблагодарить от моего имени своего брата и объявить ему о конце связи.

Командор Фрик и Анна вышли, а я остался. Через некоторое время доктор Бэбкок поднял глаза и сказал:

- Можешь идти, парень. Спасибо.

- Доктор Бэбкок?

- А? Чего тебе?

- Не могли бы Вы рассказать мне, зачем все это? На лице его появилось изумление, затем он сказал:

- Прости, пожалуйста, я отвык от людей, все с приборами; я забыл. Хорошо, садись. Вот для этого-то вас, телепатов, и взяли на корабль: для исследования природы времени.

Я посмотрел на него с недоверием.

- Сэр? Я думал, мы здесь для того, чтобы сообщать о планетах, которые мы надеемся обнаружить.

- А, это... Ну, наверное, и это тоже, но только исследование времени значительно важнее. Людей и так чересчур много, зачем еще новые колонии? Математик может решить проблему народонаселения в одно мгновение - просто перестрелять всех через одного.

Мистер О'Тул встал, не глядя на нас.

- За что я люблю Вас, шеф, так это за доброту и великодушие.

- Там, на галерке, потише, пожалуйста. Так вот, сегодня, сынок, мы пытались узнать, сколько сейчас времени.

Видимо, все мое непонимание отразилось на лице, так как он продолжал:

- Да, конечно, мы знаем, сколько сейчас времени, но установить это очень нелегко. Видишь эту штуку? - Он указал на экран дисплея, неустанно тикавший каждую секунду. - Это Гринвичское время, принятое по радио с поправкой на относительную скорость и ускорение. Затем есть другое время, которое ты слышал в наушниках; по этому времени живет корабль. И есть еще то время, которое ты получаешь от своего брата и передаешь нам. Мы пытаемся сравнить все три времени: трудности появляются из-за необходимости включать в цепь людей; если десять секунд - малое время для нервной системы, микросекунда - вполне измеримое и длительное время в физике. Обычная радарная система делит микросекунду с той же легкостью, как ты - фунт масла. Поэтому мы используем много прогонов, чтобы попытаться как-то скомпенсировать свое незнание.

- Понятно, но что Вы надеетесь обнаружить?

- Если бы я "надеялся", я бы сейчас этим не занимался. Но можно выразить это так: мы пытаемся узнать, что значит слово "одновременно". Мистер О'Тул поднял глаза от своего пульта.

- Если оно вообще что-нибудь значит.

Мистер Бэбкок искоса взглянул на него.

- Ты еще здесь? "Если оно вообще что-нибудь значит." Сынок, начиная со времени великого доктора Эйнштейна, "одновременность" и "одновременно" - эти слова для физиков были непристойными. Мы изгнали саму концепцию одновременности, заявили, что она не имеет смысла, и построили в ее отсутствие великолепное здание теоретической физики. А тут явились вы, телепаты, и все порушили. Не надо этого виноватого вида, любое здание нужно время от времени прибирать. Если бы вы занимались своими фокусами, придерживаясь скорости света, вам бы отвели строчку в учебниках и забыли о вас. Но ведь вы совершенно невежливо настаиваете на том, что проделываете все это со скоростью, неизмеримо большей, чем скорость света, в результате чего ваше появление в физике не более уместно, чем появление свиньи на свадьбе. Вы раскололи физиков на две школы, на тех, которые хотят объявить вас чисто психологическим явлением, до которого физике нет дела, ребят, считающих, что "вот мы закроем глаза, и оно само исчезнет", и на другую школу, которая понимает: то, что вы делаете, чем бы это ни было, поддается измерению и, следовательно, дело физиков - провести эти измерения и включить их в общую картину. Ведь физика в первую очередь - умение измерять различные объекты и приписывать им определенные численные значения.

О'Тул сказал:

- Не ударяйся так в философию, шеф.

- Иди ты к своим цифрам, О'Тул. У тебя просто нет души. Так вот, эти ребята хотят измерить, как быстро вы это делаете. Они не боятся, что это - очень быстро, они успели уже оправиться от потрясения тем, что вы делаете это быстрее скорости света, но они хотят точно знать - насколько быстро. Они просто не могут принять мысль о том, что вы делаете это "мгновенно", тогда нужно будет переделывать абсолютно все. Они хотят получить некую определенную скорость распространения сигнала, во столько-то раз больше скорости света. Тогда они смогут видоизменить свои прежние уравнения и со счастливыми лицами вернуться к своим забавам.

- Именно так они и сделают, - согласился О'Тул. - А еще есть третий подход, правильный, то есть мой собственный.

О'Тул, не поднимая глаз, громко закашлялся.

- Опять твоя астма? - озабоченно осведомился Бэбкок.

- Кстати, ты получил уже результаты?

- Они, как и раньше, делают это за нулевое время. Экспериментальные значения времени запаздывания являются отрицательными так же часто, как и положительными, и все они не превосходят ошибки измерения.

- Вот видишь, сынок, это и есть верный подход. Измерь, как это происходит, и будь что будет.

- Вы только послушайте!

- Да стихни ты, ренегат. К тому же вы, телепаты, даете нам первую реальную возможность проверить еще одно обстоятельство. Ты знаком с релятивистскими преобразованиями?

- Вы имеете в виду уравнения Эйнштейна?

- Конечно. Ты помнишь преобразование времени?

Я задумался. Мы с Пэтом учили начала физики, но это было очень давно. Я взял лист бумаги и написал, как мне это помнилось:

t(0)=t*SQRT(1-v**2/c**2)

- Вот-вот, - согласился доктор Бэбкок. - При относительной скорости v временной интервал в первой системе отсчета равен временному интервалу во второй системе отсчета, умноженному на квадратный корень из единицы минус квадрат относительной скорости, деленный на квадрат скорости света. Конечно, это особый случай, для постоянных скоростей, при ускорении все выглядит сложнее. Но было очень много разногласий относительно того, что означает временное уравнение, если оно вообще что-либо означает.

- А? - выпалил я. - Но мне казалось, что теория Эйнштейна доказана. - Я вдруг подумал, что если уравнения теории относительности ошибочны, нам предстоит очень долгая прогулка. Тау Кита, наша первая остановка после Солнца, находится в одиннадцати световых годах... и это только первая, остальные гораздо дальше.

Но ведь все говорили, что, когда мы приблизимся к скорости света, месяцы промелькнут, подобно дням. Ведь уравнения утверждают именно это.

- Слушай меня внимательно. Каким образом ты можешь доказать, что в птичьем гнезде есть яйца? Не надо напрягать извилины: просто влезть на дерево и проверить. Другого способа нет. Вот мы теперь как раз и лезем на дерево.

- Отлично! - сказал О'Тул. - Иди и карабкайся на елку.

- Здесь не так все просто. Одна школа считает, что уравнения обозначают следующее - если посмотреть на часы с мимо летящей звезды... чего сделать нельзя... то увидишь на них другое время, но реального растяжения и сжатия времени нет - как бы ни понимать слово "реальное". Другая школа указывает на сопутствующие уравнения для длины и массы. Знаменитый опыт Майкельсона-Морли показал, что преобразование длины является "реальным", а увеличение массы вычисляется и используется в кинематике ускорителей, да и везде в ядерной физике - например, в факеле, ускоряющем этот корабль. Поэтому, рассуждали они, изменение скорости течения времени тоже должно быть реальным, так как сопутствующие уравнения проверены на практике. Но точно никто не знает. Надо влезть на дерево и посмотреть.

- А когда мы узнаем? - Меня не покидало беспокойство. С тем, что я пробуду на корабле несколько лет, по Эйнштейновскому времени, я согласился заранее. О том, что я могу за это время погибнуть, как предостерегал нас дядя Стив, я решил не задумываться. Но умереть на "Л. К." от старости - на это я как-то не рассчитывал. Перспектива была мрачная - пожизненное заключение в этих стальных стенах.

- Когда? Да мы уже знаем. - Знаете? И как же?

- Ты, сынок, меня не торопи. Мы в пути уже пару недель, с ускорением в 124% g; теперь мы достигли скорости примерно 9 000 миль в секунду. Отошли мы еще не слишком далеко, пусть это будет семь с половиной световых часов или около 5 450 000 000 миль. Пройдет еще почти год, пока мы станем подбираться к скорости света. Несмотря на это, у нас уже заметная доля скорости света, около пяти процентов. Вполне достаточно для проверки. Все очень легко измерить, с помощью вас, телепатов.

- Да, сэр? И это реальное различие времени? Или только относительное?

- Ты используешь неправильные термины. Однако оно "реально", если только это слово вообще что-то значит. В настоящее время отношение приблизительно равно 0,999.

- Если уж быть точным, - добавил мистер О'Тул, - проскальзывание Бартлета - это технический термин, только что введенный мною - и вот, его проскальзывание в скорости течения времени по отношению к его земному близнецу достигло к настоящему моменту двенадцати десятитысячных.

- И значит, ты из-за одной пятидесятой процента выставляешь меня лжецом? - пожаловался Бэбкок. - ОТул, зачем я только тебя взял?

- Наверное, чтобы иметь кого-нибудь, кто занимался бы для тебя умножением, - с достоинством парировал ассистент.

Пэт сказал мне, что не хочет, чтобы я присутствовал при операции, но я все равно явился. Я заперся в своей каюте, чтобы мне никто не помешал, и подключился к нему. Он вообще-то не протестовал; - когда я с ним заговаривал, он отвечал, - и чем ближе была оптация, тем больше мы разговаривали... беспечная болтовня обо всем и ни о чем. Меня это не обманывало.

Когда Пэта покатили в операционную, он сказал:

- Том, поглядел бы ты на моего анестезиолога. Хорошенькая, как майское утро, и как раз нужного размера.

- (А разве лицо не под маской?)

- Ну, не совсем. Видны ее хорошенькие голубые глаза. Я, пожалуй, спрошу, что она делает сегодня вечером.

- (Моди это не понравится.)

- Не надо мешать в это дело Моди. Должны же быть хоть какие-нибудь привилегии у больного человека. Подожди секуяду. Я ее спрошу.

- (Что она сказала?)

- Она сказала "ничего особенного", и что я в ближайшие дни буду занят тем же самым. Но я спрошу у нее телефон.

- (Пять против двух, что она не скажет.)

- Ну, попробую... ох, ох. Поздно, они начинают. Том, ты бы не поверил, эта игла, она толщиной со шланг. Они говорят, чтобы я считал. Ладно, для смеху... раз... два... три...

Пэт дошел до семи, и я считал вместе с ним. Тем временем меня все больше и больше охватывало невыносимое напряжение и страх. Теперь я понял, что Пэт, возможно, все это время был уверен, что не выйдет из наркоза. На счете "семь" он сбился, но его мозг не замолк. Возможно, те, которые стояли вокруг операционного стола, считали, что он потерял сознание, но я-то знал, что это не так; он был заперт внутри и кричал, кричал, чтобы его выпустили.

Я крикнул ему, и он отозвался, но мы не могли найти друг друга. А потом и я, подобно Пэту, тоже был заперт, затерян и ничего не понимал, и оба мы растерянно метались во тьме, холоде и одиночестве того места, куда приходит смерть.

А потом я почувствовал, как мою спину полоснул нож, и закричал.

Следующее, что я помню, - это несколько лиц, плывущих надо мной. Кто-то произнес:

- Доктор, он, кажется, приходит в себя. - Этот голос не принадлежал никому, он доносился откуда-то издалека.

Потом осталось только одно лицо, и оно спросило:

- Тебе лучше?

- Пожалуй. А что со мной случилось?

- Выпей это. Вот, я приподниму твою голову. Когда я пришел в себя в следующий раз, то воспринимал окружающее уже гораздо лучше и сообразил, что нахожусь в корабельном лазарете. Здесь же находился Доктор Деверо, он смотрел на меня.

- Так, значит, решили все-таки прийти в себя, молодой человек?

- А от чего, доктор? Что это было?

- Точно не знаю, но ты являл собою классическую клиническую картину пациента, умирающего от послеоперационного шока. К тому времени, как мы взломали твою дверь, ты зашел уже очень далеко, мы даже не были уверены, что сможем тебя откачать. Ты сам-то можешь что-нибудь про это рассказать?

Я попытался думать и вдруг вспомнил. Пэт! Я окликнул его.

- (Пэт! Где ты там?)