Чтение 6–й страницы книги ~Еесли это будет продолжаться...~

На следующее утро я проснулся, проведя ночь в страшных снах, в
которых действовал инквизитор, и услышал, как в ванной весело жужжит
бритва Зеба. Он вошел в комнату, стянул с меня одеяло, болтая о всякой
чепухе. Я ненавижу, когда с меня стаскивают одеяло, даже когда я себя
хорошо чувствую, и ненавижу веселье перед завтраком. Я снова натянул
одеяло и попытался не обращать внимания на Зеба, но он схватил меня за
руку.

- Вставай, старина! Господь выпустил солнце на небеса, а ты его не
видишь. День прекрасен! Как насчет того, чтобы пробежаться вокруг дворца,
а потом под холодный душ?

Я попытался вырвать у него руку и охарактеризовал его словами,
которые, без сомнения, снизили мне отметку за набожность, если Ухо
услышало их. Он не отпускал моей руки, и палец его нервно нажимал мне на
ладонь. Я забеспокоился, не свихнулся ли Зеб от напряжения вчерашней ночи.
И тут я понял, что он говорит со мной по азбуке Морзе.

- Б_у_д_ь _е_с_т_е_с_т_в_е_н_н_ы_м_, - сказали мне точки и тире, -
н_е _у_д_и_в_л_я_й_с_я _н_а_с _в_ы_з_о_в_у_т _н_а _и_с_п_ы_т_а_н_и_е _в_о
в_р_е_м_я _о_т_д_ы_х_а_ п_о_с_л_е_ о_б_е_д_а_.

Я надеюсь, что не высказал удивления. Я даже умудрился отвечать
что-то на поток чепухи, которую он нес, передавая мне послание. Потом я
поднялся и с отвращением проделал все процедуры подготовки собственного
тела к наступившему дню. Я даже улучил момент, положил руку ему на плечо и
отстукал ответ: _Х_о_р_о_ш_о _п_о_н_я_л_.

День оказался тягучим и нервным. Я ошибся на утреннем смотре, чего со
мной не случалось с училища. Когда занятия кончились, я вернулся в комнату
и обнаружил, что Зеб, положив ноги на кондиционер, трудится над
кроссвордом в "Нью-Йорк таймс".

- Джонни, мой барашек, - сказал он, обернувшись ко мне. - Подскажи
мне, что это может значить - "чистый сердцем" из шести букв, начинается с
"п"?

- Тебе этого знать не надо, - проворчал я и сел, чтобы снять
амуницию.

- Так ты, Джонни, полагаешь, что я не заслужу вечного блаженства?

- Может, и заслужишь, но сначала просидишь тысячу лет в чистилище.

В дверь постучали, и вошел Тимоти Клайс, старший легат. Он чихнул и
сказал:

- Ребята, не желаете прогуляться?

Я подумал, что худшего времени он не мог выбрать. От Тима отделаться
было нелегко, а кроме того, он был самым исполнительным и преданным
человеком в части. Я старался придумать какую-нибудь причину, чтобы
отказаться, когда услышал слова Зеба.

- Ничего не имеем против, при условии, если мы заглянем в город. Мне
надо кое-чего купить.

Я был сбит с толку ответом Зеба, но все же попытался отговориться
какими-то срочными делами. Зеб оборвал меня:

- Бросай свою работу! Я тебе помогу вечером. Пошли.

Мы пошли через нижние туннели. Я думал, что, очевидно, Зеб решил
дойти до города, а там отделаться от Клайса и вернуться во дворец. Мы
завернули в узкий проход. Вдруг Клайс поднял руку, как бы желая
подчеркнуть слова, с которыми обращался к Зебу. Его рука прошла близко от
моего лица, я почувствовал, что-то брызнуло мне в глаза, - и ослеп.

Раньше, чем я успел крикнуть, он схватил меня выше локтя. В то же
время он продолжал говорить как ни в чем не бывало. Он повел меня налево,
хотя, насколько я помнил туннель, поворот здесь был только направо. Однако
мы не врезались в стену, и через несколько секунд слепота прошла.
Казалось, мы продолжаем идти по тому же туннелю. Тим шагал посередине,
держа нас под руки. Он не сказал ни слова. Мы тоже. Наконец, он
остановился перед дверью, постучал дважды и прислушался.

Я не расслышал, что там сказали, но Клайс ответил:

- Два пилигрима с надежным сопровождением.

Дверь открылась. Он ввел нас внутрь, и мы увидели вооруженного
часового в маске, с пистолетом, направленным на нас. Он протянул свободную
руку назад и постучал во внутреннюю дверь. Оттуда сразу вышел еще один
человек в маске. Он по очереди спросил меня и Зеба:

- Желаете ли вы заявить со всей серьезностью, что Вы пришли сюда не
по просьбе друзей, не по корыстным мотивам, что Вы честно и добровольно
предлагаете себя в наше распоряжение?

Каждый из нас ответил "да".

- Оденьте и подготовьте их.

На головы нам были надеты кожаные шлемы, которые застегивались под
подбородком и оставляли открытыми только рот и нос. Затем нам приказали
раздеться. Я быстро терял энтузиазм - ничто так не обезоруживает мужчину,
как необходимость снять штаны. Затем я почувствовал укол шприца, и сразу,
хоть я и не спал, все вокруг стало казаться мне нереальным. Я почувствовал
прикосновение чего-то холодного к спине и понял, что это виброкинжал.
Достаточно кому-то за моей спиной нажать кнопку, и я буду так же мертв,
как Снотти Фассет, но это меня не испугало. Затем последовали вопросы -
много вопросов, на которые я отвечал автоматически, неспособный ко лжи или
увиливанию, даже если бы хотел этого. Я помню только обрывки из этого
разговора.

Затем я долго стоял, дрожа на холодном полу, а вокруг шел горячий
спор.

Он имел прямое отношение к действительным мотивам моего поведения
здесь. Затем в дебаты вступил низкий женский голос, и я узнал сестру
Магдалину. Она говорила что-то в мою пользу, но что - я не разобрал. Мне
просто нравился ее голос, как прикосновение чего-то дружеского. Наконец,
ощущение холода от прижатого к ребрам виброкинжала исчезло, и я опять
почувствовал укол шприца. Он быстро вернул меня к реальности. Шлем был
снят с головы.

Нет смысла рассказывать о дальнейших инструкциях и порядке приема в
группу нового члена. В процедуре была какая-то торжественная красота и
никакого следа богохульства или поклонения дьяволу, в котором их обвиняли
распространенные сплетни.

Но я должен упомянуть об одной детали, которая меня удивила больше,
чем что бы то ни было другое. Когда они сняли с меня шлем, я увидел
стоящего передо мной в полной форме с выражением торжественности на
круглом лице капитана Питера ван Эйка, толстого офицера. Он был здесь
главный!

После заседания мы собрались на военный совет. Мне сказали, что
решено не посвящать Юдифь в тайны подполья. Ее переправят в Мексику, и
лучше ей не знать секретов, которые ей знать ни к чему. Но Зеб и я, будучи
членами дворцовой стражи, могли принести пользу. И нас приняли.

Юдифь уже получила гипнотическое внушение, которое позволит ей забыть
то немногое, что она знала, так что если она даже попадет на допрос, она
ничего не скажет. Мне велели ждать и не волноваться. Старшие братья
сделают так, что она будет в безопасности раньше, чем придет ее очередь
тянуть жребий. Мне пришлось удовлетвориться этим объяснением.

Три дня подряд мы с Зебом являлись сюда после обеда за инструкциями,
и каждый раз нас проводили новым путем с новыми предосторожностями.
Совершенно ясно, что архитектор, проектировавший дворец, был один из них.
Громадное здание заключало в себе ловушки, двери и проходы, явно не
зарегистрированные ни на одном официальном плане.

Через три дня мы стали полноправными членами подполья. Такая
поспешность объяснялась только серьезностью обстановки. Усилия впитать
все, что мне говорили, почти полностью истощили мой мозг. Мне пришлось
потрудиться больше, чем когда-либо в школе или училище.

Меня тревожило то, что мы не слышали ни слова об исчезновении Снотти
Фассета. Это было подозрительно, настораживало больше, чем тщательное
расследование. Офицер безопасности не может пропасть незаметно. Конечно,
оставалась слабая надежда на то, что Снотти столкнулся с нами, выполняя
поручение, о котором он не должен был каждый день рапортовать своему шефу.
Но все-таки, вероятнее всего, он оказался у алькова потому, что следил за
кем-нибудь из нас. Если так, то все это значило, что начальник Службы
безопасности продолжал следить за нами, в то время как психотехники
тщательно анализировали наше поведение. В этом случае наши ежедневные
отлучки после обеда, несомненно, были занесены в соответствующую графу.

Я бы никогда над этим не задумался и чувствовал бы только облегчение
от того, что за мной не следят, если бы этот факт не обсуждался с тревогой
в подполье. Я даже не знал, как зовут блюстителя морали и где находится
управление безопасности, да мне и не положено было это знать. Я знал, что
он существует и что докладывает непосредственно великому инквизитору или
даже самому Пророку, но и только. Я обнаружил, что мои товарищи, несмотря
на невероятную осведомленность Каббалы о жизни дворца и Храма, знали
немногим больше, чем я сам, о работе безопасности - у нас не было ни
одного человека среди блюстителей морали. Причина была простая. Подполье
было так же осторожно в отборе людей, как и Служба безопасности в отборе
своих сотрудников. Блюститель никогда не примет в свои ряды человека,
которого могут привлечь идеалы Каббалы. Мои братья никогда не пропустили
бы такого человека, как, скажем, Снотти Фассет.

Было решено, что на четвертый день мы не пойдем в туннель, а будем
находиться в таких местах, где обязательно будем замечены.

Я сидел в общей комнате, читая журналы, когда вошел Тимоти Клайс. Он
взглянул на меня, кивнул и начал не спеша просматривать кипу журналов.
Наконец он сказал:

- Эти ископаемые издания, наверное, попали сюда из приемной дантиста.
Ребята, никто не видел последнего "Таймса"?

Слова его были обращены ко всем находившимся в комнате. Никто не
ответил. Тогда он обернулся ко мне:

- Джек, я думаю, ты сидишь на нем. Поднимись на минутку.

Я ругнулся, но привстал. Он нагнулся ко мне, чтобы взять журнал, и