вагонов, подобно тому, как одержимая безумной страстью невеста с
непристойной ненасытностью бросается навстречу своему жениху. Они оба
непроизвольно отпрянули назад, но именно Лонни громко вскрикнул. Она
посмотрела на него и увидела, что за прошедший час он превратился в
совершенно чужого человека... только один ли час прошел? Она не знала. Но
точно знала, что он еще больше поседел, но она твердила себе - так
уверенно, как только могла - что это из-за освещения, и этот довод убедил
ее. Лонни был не в состоянии вернуться обратно. Поэтому нужно идти в
переход.
чтобы он не почувствовал, как дрожит ее рука. Она шла вперед и он послушно
следовал за ней.
облегчения, но тут выше локтя ее схватила рука.
бумажные пакетики. Ее разум хотел покинуть ее тело и просто... и просто
покинуть его. Рука Лонни отделилась от ее руки. Казалось, он ни о чем не
подозревал. Он вышел на другую сторону улицы - только одно мгновение она
видела его силуэт, высокий и худой, в кровавом яростном свете заходящего
солнца - а потом он исчез. С тех пор она его не видела.
развернула ее лицом к тяжелой грузной фигуре, прислонившейся к закопченной
бетонной стене. Фигура склонилась в двойной тени двух бетонных колон,
поэтому она не могла различить ничего, кроме очертаний фигуры... очертаний
и двух светящихся зеленых глаз.
нее пахнуло сырым мясом, пережаренными чипсами и чем-то сладким и мерзким,
как с самого дна баков с помоями.
ужасная уверенность, что если бы эта большая грузная фигура вышла из тени,
она увидела бы глаз с бельмом, розовые складки шрама, клочья рыжеватой
шерсти.
движение воздуха от... руки? клешней? Раздалось шипение, свист...
вибрировали мозги. Копоть осыпалась, как черный снег. Второй раз за этот
вечер, ослепленная ужасом, она бросилась бежать, не зная куда... и не
сознавая, как долго.
порывисто дыша, она едва не ударилась о грязную кирпичную стену. Она была
все еще на Норрис-роуд (по крайней мере, она так думала, сказала она обоим
констеблям; широкая мостовая все так же была вымощена булыжником и
трамвайные пути все так же проходили посередине ее), только пустые
заброшенные магазинчики уступили место обезлюдевшим заброшенным
универсальным магазинам. На одном была вывеска с надписью "ДОГЛИШ И
СЫНОВЬЯ". На втором название "АЛЬХАЗАРД" было затейливо вырисовано на
старой облупившейся зеленой краске. Под надписью были вырисованы крючки и
черточки арабского письма.
(Нет, тишина не была полной, сказала она им: слышался шум едущих машин,
который вроде бы стал ближе... но не очень). Казалось, когда она
произнесла имя своего мужа, оно неподвижно упало к ее ногам. Кровавый свет
закатного солнца сменился прохладными серыми сумерками. Впервые ей пришли
в голову, что здесь, в Крауч-энд, ее может застать ночь - если она все еще
действительно была в Крауч-энд - и эта мысль снова вызвала прилив ужаса.
неизвестно сколько времени между тем, когда их бросили около телефонной
будки, и самым последним ее приступом ужаса. Она была, как испуганной
животное. Работали только инстинкты, которые заставили ее бежать. А теперь
она осталась одна. Ей был нужен Лонни, ее муж. Она знала только это. Но ей
не приходило в голову поинтересоваться, почему этот район, который
находился, должно быть, не более чем в пяти милях от Кэмбридж-сиркус,
совершенно безлюден. Ей не приходило в голову поинтересоваться, каким
образом этот уродливый кот мог попасть из ресторанчика в объявленный к
аренде магазин. Ее не интересовала даже непонятная яма на газоне у того
дома и какое отношение имела эта яма к Лонни. Эти вопросы возникли уже
потом, когда было слишком поздно, и они будут (сказала она) преследовать
ее всю жизнь.
казалось, звонко отдавались в тишине. Тени начали заполнять Норрис-роуд.
Небо над головой было теперь пурпурного цвета. Может быть, из-за сумерек
или потому, что она устала, но казалось, что здания магазинов теперь
склонились над улицей. Казалось, что их витрины, покрытые затвердевшей
грязью десятилетий, а может, вековой давности, вопросительно смотрели на
нее. Фамилии на вывесках (сказала она) становились все более странными,
безумными и совершенно непроизносимыми. Гласные буквы стояли не на своих
местах, а согласные соединялись так, что человеческий язык был не в
состоянии произнести их. На одной вывеске было написано: "КРАЙОН КТУЛУ", а
пониже - крючки арабского письма. На другой было: "ЙОГСОГГОТ". Еще на
одной "РТЕЛЕХ". Там была вывеска, которую она особенно запомнила: "НРТСЕН
НАЙРЛАТОТЕП".
Норрис-роуд ведет в никуда. И хотя она продолжала идти - вряд ли она могла
бежать, но потом сказала, что бежала - она больше не звала Лонни. Теперь
ее охватил самый сильный страх, какой она когда-либо в своей жизни
испытывала, страх, испытав который, человек должен сойти с ума или
умереть. Она все-таки не могла отчетливо определить свой страх, она могла
сделать это только в одном, но даже это, хотя и конкретное, удавалось не
слишком хорошо.
она на другой планете, такой чужой, что человеческий разум не мог даже
понять ее. Она сказала, что углы казались не такими. Цвета казались не
такими. И... но это все было безнадежно.
темными, казавшимися большими, домами, и могла лишь надеяться, что это
когда-нибудь кончится.
Это были двое детей - мальчик с изуродованной клешнеобразной рукой и
маленькая девочка. Ее волосы были перевязаны ленточками.
молитву, на одном дыхании, похожую на сияющий мираж. От них у нее
закружилась голова. Дома наклонились. Звезды погасли, но это были не ее
звезды, те, которые были ей нужны, когда она была маленькой девочкой, или
при которых за ней ухаживали, когда она была девушкой, эти звезды сводили
ее с ума своими безумными созвездиями; она зажала руками уши, но не смогла
заглушить эти звуки и, наконец, пронзительно закричала им:
невинности.
сейчас.
на непонятном ей языке, но звучание слов сводило Дорис Фриман с ума от
страха.
Булыжники начали... волнообразно шевелиться, как ковер. Они поднимались и
опускались. Трамвайные пути отделились от земли и поднялись в воздух - я
помню это, я помню, как от них отражался свет звезд - а потом сами
булыжники стали выходить из своих гнезд, сначала по одному, а потом -
целыми грудами. Они просто улетали в темноту. Когда они освобождались из
гнезд, раздавался резкий звук. Скрежещущий резкий звук... такой звук,
должно быть, бывает при землетрясении. А потом... стало что-то
проникать...
Фриман. Что вы увидели? Что это было?
что это были щупальца. Но они были толстые, как стволы старых баньяновых
деревьев, будто каждый состоял из тысячи маленьких извивающихся щупалец...