дорогим достоянием короля, об этом не знал никто. Собранное втайне, иногда с
риском разоблачения, то, что лежало под крышкой, было символом жизни,
сладостным и запретным, после его вынужденного отречения и коронации.
упреков, поэтому каждый раз, когда он пополнял сундук, в уголке его сознания
шевелилось чувство вины, но тут же подавлялось. Синил готов был повиноваться
лишь более высоким наущениям, чем те, что исходили от людей, пусть даже
дерини. Ничто не остановит его в стремлении к конечной цели. Только надо
действовать так, чтобы никто ничего не знал.
потайных кнопок, открыл запоры. Когда он поднимал крышку, его руки тряслись.
Дрожь не прекращалась до тех пор, пока он не начал перебирать содержимое
сундука.
любопытства, хотя вряд ли кто-то посторонний мог добраться до заветного
сундука в его покоях. И все же осторожный Синил положил поверх всего
остального свой почти новый коричневый плащ.
обнажилась ослепительная белизна-- тщательно подобранное, полное
священническое облачение;
ладно сделанный шнурок-пояс с его белоснежными кисточками, благоговейно
тронул вышивку на епитрахили и прижал ее к груди.
мессу, ему не позволяли этого вот уже год с лишним. Конечно, облачение было
не главным, потому что Господь будет судить его по душе, а не одеждам. Не
для него это было важно. Он хотел принести чистую и совершенную жертву.
рождения. Никакие слова архиепископа не в силах изменить этого. Как говорит
писание, он был священником на веки вечные. Какое значение имеет то, что для
окружающих он вынужден быть королем? Наедине с самим собой он остался верен
своим обетам и вновь обретал Бога. В нем-таки жили два человека: король
Синил и отец Бенедикт.
прижимая епитрахиль к груди, благоговейно осмотрел лежавшее в сундуке-- это
его священные одежды, они еще послужат ему.
чаша и маленькая золотая тарелочка, которые он добыл из королевской
сокровищницы несколько недель назад. В тот день на посту был не слишком
сообразительный стражник, ему и в голову не пришло удивиться, зачем обычно
не в меру бережливому и воздержанному во всем королю потребовались такие
роскошные вещи.
епитрахили и положил ее сверху. Придет время, очень скоро, а теперь...
действительности.
настоятель что-то видеть сквозь дерево двери и сундука. Затем он покачал
головой, поправил одежду и быстро подошел к двери-- пожалуй, даже дерини не
могли проделать подобного.
положил руку на засов, окончательно взял себя в руки, отодвинул засов и
выглянул в щелку.
поговорить. Я зайду попозже, если появился не вовремя.
обмана. Разумеется, он не мог считывать мысли с дерини, как с обычного
человека, но, казалось, Каллен не ищет ничего, кроме того, о чем просит.
с изъявлениями благодарности и склонился в поклоне.
собой.
сказал он после минутного молчания.-- Должно быть, вы понимаете, меня
потрясли события нынешнего дня. Если я показался небезупречным, прошу меня
извинить.
Рису много хлопот.
северного окна, поставив ногу на каменную скамью, выступавшую у стены.
Каллен последовал за ним и заговорил, глядя в королевскую спину.
сделал для вас.
который сам и создал? Пусть он оставит меня, святой отец. Ему не по нраву
мои поступки, пусть смирится с этим, как я смирился с моим положением.
обмер, а потом смущенно отвернулся.
Каллен не касался его сознания. С умением и возможностями, которые Синил
получил от дерини, он приобрел полную власть над своим мозгом и множеством
других вещей. Он знал, что теперь дерини не в состоянии узнать его мысли.
Каллен никак не мог сделать этого.
Ваши друзья-дерини отняли у меня бесценный дар, заменили сияние моей веры
холодом и тяжестью короны. Даже те, кому я верил, в конце концов предали
меня.
правильными поступками. И архиепископ. Он запретил мне быть священником,
объявив, что долг призывает меня за стены монастыря. И Эвайн...-- он
уставился в пол и шумно глотнул.-- Эвайн, которую я считал своим другом, та,
которая понимала меня. Она использовала мое доверие, чтобы сделать послушным
Камберу и его заклинаниям. И вот теперь я один, не решаюсь довериться
никому, лишенный своего священного сана, живущий во грехе с навязанной мне
женщиной, отец болезненных малюток, чьи недуги-- мое наказание за грехи...
горечи. Возможно, это и удалось бы, если бы Каллен не приблизился и не
положил руки на его плечи.
слезах, уткнувшийся в плечо настоятеля; это скорее утешало короля перед
лицом неисчислимых страхов в прошлом, настоящем и будущем. Наконец здравый
смысл возобладал в нем, король отстранился от Каллена и вытер рукавом
покрасневшие глаза. Пока Синил пытался вернуть себе эмоциональное
равновесие, пауза делалась все более неловкой.
лучше владеть собой. На... на мгновение мне показалось, что я могу доверять
вам.
нелегко. Если бы я мог как-то исправить то, что было сделано, не подвергая
королевство опасности...
звучала горечь,-- "не подвергая королевство опасности". Королевство стоит
выше короля. О, я знаю это. И в определенном смысле согласен, если это
правило касается других.-- Он вздохнул.-- Простите меня, святой отец. Я
знаю, вы хотите, как лучше, но...
тот по-прежнему оставался дерини, вовлеченным в дела Камбера и остальных. Он
водил пальцами по оконной раме и смотрел на дождь, не замечая его.
один, если не возражаете.
Джебедия собирает военный совет, чтобы окончательно определить нашу военную
стратегию. Он думает, и я согласен с ним, что ваше присутствие оказало бы
моральную поддержку. Постарайтесь держаться увереннее.
повернулся к Каллену.-- Что понимает бывший священник в военных делах,
святой отец? Впрочем, я со своим сверхневежеством понимаю, что положение
неравное.
получена дополнительная информация.
викария некий пророческий тон, и это возбудило его интерес. Склонив голову,
он с любопытством оглядел настоятеля.
спрашиваете?