скажи графу, что я жду его при дворе для объяснений, как только он снова
сможет сесть в седло.
Синила.--Прощайте, сир, Джебедия. Поехали, Йорам, если хотим вернуться до
темноты.
серые глаза смотрели в пространство, куда-то поверх игрального столика,
затем он подозвал Джебедия.
разговори их наставников, в особенности лорда Тависа. Ты ведь тоже дерини.
Возможно, он послушает тебя. Постарайся втолковать ему, что очень важно
уметь уживаться с Мердоком и другими. Похоже, Мердоку не по нраву его
влияние на Джавана.
заметил Джебедия.--Он все лучше владеет оружием. Конечно, у него не будет
той, что у братьев, твердости в ногах, но это он восполняет другим. И,
откровенно говоря, Джаван намного сообразительнее Элроя. Как жаль, что
лучшие качества близнецов нельзя соединить.
удивляюсь, почему так происходит? Их мать так хотела подарить мне еще одного
наследника, упокой Господь ее душу. Но ты сделаешь это для меня, Джеб? Мне
отпущено мало времени, и я не хочу оставлять детей совсем беспомощными.
сторонам, предупредив вопрос Йорама взглядом и резким кивком. Вынув письмо
Риса из-за пояса, он снова пробежал глазами по строчкам, задумчиво провел
пальцами по печати внизу.
Грегори. Меня не вызвали бы без определенной причины. Известно, как болен
Синил. Да и Рис не стал бы сочинять такое послание от чужого имени.
Йорам.--Может, что-нибудь на печати?
тщательно рассматривая его.--Приглядывай тут пока.
кончики пальцев к печати и закрыл глаза, дыша все глубже и медленнее, он вел
себя к состоянию, в котором прочтет любое послание. В течение нескольких
секунд он нащупывал мозгом смысл, скрытый за словами, и наконец нашел его.
Он открыл глаза и выдохнул. Йорам вновь обратился к отцу:
понял, намек довольно двусмыслен. Это послание Риса. Он думает, что смог
забрать у Грегори его способности дерини!
чтобы перед смертью радоваться, глядя на него.
называли королевской детской, хотя ее обитатели давно вышли из этого
возраста, по крайней мере, так они считали сами. Он собирался прийти
пораньше, к обеду принцев, чтобы как можно меньше нарушить обыкновенное
течение жизни. Однако сразу после того, как Джебедия покинул королевские
апартаменты, возникло множество неотложных дел, и ему пришлось разбираться в
них несколько часов кряду. Казалось, проблемы эти не требовали немедленного
разрешения, хотя, докладывая о них, его убеждали в обратном. Джебедия вдруг
почудилось, что его очень стараются занять делами, но он отнес это к игре
воображения--у Мердока, Руна и Уота хватало проблем, просто неразрешимых без
участия председателя геральдической палаты.
приему, его не ждали. В большой комнате игр, отапливаемой двумя громадными
каминами, сидел за книгами наследный принц Элрой. Рядом находился наставник,
хотя обычно к этому времени занятия уже заканчивались. Над Элроем возвышался
отец Валериан, учитель латыни. С весьма суровым видом он то и дело твердил
правильный перевод римского военного сочинения. По-видимому, Элрой не
приготовил сегодняшнего урока и теперь нес заслуженную кару.
палаты был в глазах довольно хилого подростка прямо-таки героем. Отец
Валериан тут же хлопнул ивовым прутом по листу, едва не задев руку
наследника, и указал на текст. У Джебедия сложилось впечатление, что не будь
здесь его, удар пришелся бы не по книге, а прямо по пальцам. Будучи
поборником строгой дисциплины, он все же пожалел мальчика.
золе у камина с солдатиками и лучниками. Теперь он объяснял развертывание и
передвижение войск какому-то сверстнику. Рис Майкл был оживлен и в хорошем
настроении. Быстрота и точность, с которыми принц развертывал диспозицию,
заставили Джебедия поднять бровь в удивлении. Это была известная битва при
Рорау. Слова и жесты указывали на то, что Рис понимает смысл маневров. У
парня определенно были способности к военному искусству.
усилий. Джебедия не видел его в зале, но спрашивать не стал. Судя по
обращению с Элроем, излишний интерес к его брату мог дорого обойтись тому.
обнаружил Джавана--тот сидел на скамеечке в оконном алькове в дальнем углу
комнаты, перед гризайлевым окном, выходящим в заснеженный сад. Огромное
дерево за окном отбрасывало паутину теней на мальчика и молодого человека,
сидевшего на коленях у его ног. Джебедия видел юношу со спины, но по
темно-рыжим волосам и зеленой рясе Целителя он угадал в нем Тависа О'Нейлла,
того самого, который был нужен Джебедия.
и вошел в альков, Джаван поднял голову и нахмурился. Теперь причина странной
позы Тависа была понятна Джебедия: правая, увечная нога мальчика была в
руках молодого человека, а специально сделанный для него ботинок отложен в
сторону, чтобы не мешать Целителю. Тавис осторожно массировал ступню,
полуприкрыв глаза в трансе, он был сейчас исключительно в роли Целителя. Но
гримасы, мелькавшие на лице Джавана, говорили: что-то идет не так.
не смог разобрать, что именно проделывал Тавис.
искалеченную ступню руками, это движение не ускользнуло от глаз Джебедия.
Тавис не повернулся к пришедшему.
важное. А что вы делаете?
поучений, милорд,--Тавис говорил, так и не обернувшись.--А утренние занятия
особенно жестоки.
гнева.
в кольчуге, с мечом и щитом взрослого. И он прошел,--произнес он зло и
гордо,--ненамного отстав от братьев. Но вот цена этой прогулки. Большую
часть боли я уже снял.
взглянул на Джебедия. Глава геральдической палаты едва не вздрогнул, слушая
Тависа, и не без труда вернул ясность гневному взору.
было видно. Кожа на толстой, уродливой лодыжке была стерта. Другая ступня
тоже была растерта и покраснела. На подоконнике, рядом с Тависом, Джебедия
увидел ванночку с водой, мокрые полотенца и стеклянный флакон, содержимое
которого напоминало мазь.
ровным голосом.
имя.--Если я собираюсь стать воином, я должен быть выносливым. Должен
поспевать за остальными и быть способным руководить ими. Я докажу, что
способен на это.
вождю, мой принц,--произнес Джебедия. Желание непременно наказать виновного
уменьшалось и гасло в нем.--С чего вы это взяли?
Думаете, кто-нибудь потерпит еще одного слабака на троне? Гвинедду нужен
король-воин.
он будет еще и воином, но это вовсе не обязательно. Ваш отец не воин, но он
царствует.
оставаться тем, кем был прежде. Но нет, он отказался от обетов, перестал
быть монахом и стал монархом, и Господь простил его. Если бы все было иначе,
я не нес бы на себе следы божьего гнева!