спасения.
здесь, он был не из тех, кто любит сидеть спокойно. Я пожелала ему смерти,
но не достаточно сильно.
белые волосы, белое лицо. И глаза тоже - хотя прорези маски отбрасывают на
них хорошую тень, никакого цвета не видно. Итак, хватит притворяться.
Садись и ешь.
меня за спиной захихикал, как ребенок, и смахнул мне кончиками пальцев
волосы, подбираясь к крючкам маски.
явлен в этом их вонючем логове.
пальцы которой сжались словно кулак, взметнулась вверх и ткнула его точно
в пах. Изо всех сил. Я видела, для чего эти твари, полуживотные,
использовали свои гениталии, помимо их истинного назначения, и испытывала
откровенную и жестокую брезгливость. Он заорал, согнулся пополам и упал, и
я поняла, что сделала для него достаточно.
слишком поздно, пока он пребывал в растерянности перед своей ордой.
право. Я покажу тебе то, чего нельзя видеть никакому другому человеку.
Наедине. Тогда можешь судить сам.
стыдилась. Но я знала, что требовалось сделать.
смотреть.
нелепые примитивные шуточки насчет полового акта.
кожей.
подыскивать себе нового вожака.
шагами так, что я спотыкалась и мне приходилось бежать, чтобы не отстать
от него. Разбойники позади нас смеялись, все, кроме того, которого я
пнула: тот стонал и плакал на земле.
участки обгоревших деревьев, хрупких, но все еще стоящих; ночной ветер
ломал их ветки и нес мелкую черную пудру нам в лицо. Только вода казалась
чистой. Всходила луна, красная и смазанная с одного края, словно она
подтаяла и стала ущербной.
не поимел, как только мы вошли в этот ужасный лес. Он был разгорячен,
немного испуган, сам того не сознавая, сексуально возбужден, как
чувствовала я. Он все еще держал меня за руку, и теперь я высвободила ее.
вежливостью. Я гадала, не спросит ли он вслед за тем, так же ехидно и
застенчиво, не расстелить ли ему для меня плащ?
место.
которые я видела там.
должны видеть получше моих.
сделать то же, вытягивая руку словно для того, чтобы опереться, и находя
не глядя настолько идеальный камень, что я могла б намеренно подложить его
здесь. Моя правая рука легла на крючок маски, и он смотрел, завороженный,
наперекор себе: старое гнилое суеверие снова одолевало его. Дышал он
учащенно, глядя мне в глаза, и моя левая рука метнулась вперед, и камень
ударил его по лбу около виска. Удар должен был оказаться достаточно
сильным, чтобы убить его, но наверное я сама была в таком же неустойчивом
положении, в каком был он; кроме того он в последний миг понял и попытался
броситься в сторону, и оказался очень проворен и силен. В любом случае мне
было трудно убить Дарака: он значил для меня больше, чем мой гнев позволял
мне понять.
упал набок, и щетина на его широких скулах выглядела очень длинной. Я
поднялась и побежала от него, как преследуемая кошка, спотыкаясь в
темноте.
выпустить его, и это замедляло мое бегство. Я не понимала толком, зачем я
цепляюсь за него, но, думается, я знала, что он погонится за мной, и тогда
мне опять понадобится защищаться. И, похоже, держа его, я так замедлила
свой бег, что Дарак мог догнать меня, готовую в тот же миг, как он
догонит, драться с ним.
набросился на меня, словно зверь. С подгибающимися коленями, ощущая
головокружение, я обнаружила наконец, что нахожусь неподалеку от края
воды, направляясь обратно к вулкану. Поняв это, я остановилась, тяжело
дыша, повернула в сторону и попыталась подняться по склону. К этому
времени я должна была порядком удалиться от деревни. Но пепел, голая почва
и сланцевая глина осыпались у меня под ногами, и я заскользила, извиваясь,
вниз, кое-как цепляясь свободной рукой и создавая такой шум, что не
услышала шагов позади меня, пока не стало чересчур поздно. А когда
услышала, то обернулась, и там стоял он.
с трудом завоеванную территорию и упала обратно, ободранная и
запыхавшаяся, в нескольких футах от него. На лбу у него наливался, словно
гневная звезда, кровоподтек, и глаза его почернели от ярости. Он
пошатывался, все еще ошеломленный, но в общем и целом я не причинила ему
большого вреда. Он обругал меня каким-то ругательством своих горцев,
которое я поняла только в общем, а потом приблизился ко мне, и я была на
ногах, сжимая в левой руке камень самым острым концом к нему. Он с миг
постоял не двигаясь, немного кашляя от нашего пробега по шлаковой пыли;
его рука тоже не была больше пустой. В ней поблескивал скверный на вид
нож, тонкий, но прочный, с приваренными и торчащими из середины клинка
колючими кусочками металла.
наполовину во власти друг у друга. А потом он вспомнил, что он ведь Дарак,
и мужчина, и что я - всего лишь жалкая женщина - нечто такое, что надо
победить, подавить и вернуть в вечное подчинение, не достойная его ножа, и
он замахнулся другой рукой, ударив меня по ребрам и животу, и тут все
оборвалось.
опускаясь все ниже и ниже, с камнем - в миллионе миль от моих рук, и
руками - в миллионе миль от моего мозга.
лица маску Той.
потеряла сознание, потому что он сидел чуть в стороне, наполовину
повернувшись ко мне спиной, а я не слышала, как он удалился от меня, и не
почувствовала, как он уронил маску мне на грудь.
выражение на нем. Я повернула голову к камню, и он лежал теперь так близко
от меня, что мне подумалось, будто он переместился сам собой. Затем он
изменился, и стал ножом, который мне показал Карраказ, ножом, который
всегда будет тут как тут для меня, чтобы я могла покончить с жизнью. И я
знала, что могу велеть ему поразить меня, и он послушается; и смерть будет
утешением. Но мои губы одеревенели, а рот забило пылью. Я не могла
воззвать к нему.
получал здесь в детстве, но всегда приезжаю снова, чтобы получить новые
удары по спине. Вот так я приехал к ним опять и попытался им помочь, а они
призвали тебя и взывали к твоему имени. Пусть себе катятся тогда.
шелестел, как сухие листья.
не нашей расы. Не мужчина и не женщина. Даже не зверь. Да. Наверное,
богиня.
ледяной каплей у меня над сердцем. Я поднялась, повернулась и пошла к
более плоской местности рядом с озером, где я могла выбраться на волю, и