должен быть Немеченным Воином крарла.
выходить некоторые женщины и какая-то принялась оплакивать Джорка, как я
заметил, это была не Сил-На. Я мрачно посмотрел на воинов и сказал:
цвета племени на свою кожу, и если кто-то усомнится во мне, пусть скажет
мне. Я отвечу, как я ответил здесь.
жизни, а не о смерти Джорка, когда убил его. Я подошел к женщине, поднял и
ударил по лицу, не очень сильно.
- Я заплачу тебе за него Кровавый Выкуп, - и я вернулся к Эттуку.
Выкуп за твоего мужчину. Но мой сын должен также пройти в мою палатку и
выбрать для себя драгоценность.
которого взметнулось беспорядочное сияние. Там лежали трофеи нескольких
сотен налетов и сражений; он не столько хотел вручить мне дар, сколько
продемонстрировать количество людей, лежавших перед ним поверженными ниц.
Я запустил руку в эту груду, а он подошел и рассыпал всю эту массу по
полу, чтобы я лучше мог рассмотреть его закрома. Там были чаши из бронзы с
каймой из сверкающего золота, рукоятки копий из твердого серого железа,
медные круглые щиты, украшенные драгоценными прозрачно-зелеными камнями, и
наручные кольца из желтого и белою металла, пригоршни камней, похожих на
огонь или капли крови, и ожерелья из слоновой кости, унизанные голубыми
карбункулами. Я не догадывался, что он так богат, и раздумывал, что взять.
Я хотел взять самое ценное из его коллекции и не мог решить, что это могло
быть. Но затем его и мои пальцы расчистили путь, и я нашел то, что искал.
вся из искрящегося серебра: лицо рыси.
рысью. Я протянул руку и дотронулся до маски, и через мою ладонь до самого
плеча пробежал электрический заряд, как будто я схватил молнию. Но я не
дернулся, и ощущение уменьшилось и исчезло совсем. Я поднял маску и
показал ее Эттуку.
взял у него самое лучшее, как я и надеялся. Маска была очень ценной,
помимо своей странной красоты, и, очевидно, она происходила из мастерских
разрушенных городов. На задней стороне висели длинные желтые шнурки для
украшения волос, и каждый из них заканчивался маленьким прекрасным цветком
из прозрачного желтого янтаря. Маска доставила мне удовольствие и увенчала
мою битву, ибо я все еще был мальчик. Я склонялся к тому, чтобы отдать ее
Тафре, чтобы она носила ее вместо шайрина на зависть всем женщинам.
известна.
была улыбка победы, хотя к ней примешивался старый страх и неясная вечная
ненависть. Когда я наклонился в проеме входа в палатку, она почти побежала
мне навстречу, потом остановилась, сдерживаясь. Я подошел к ней, обнял, и
она заплакала.
- Я думал, их коварные иглы в темноте могут поранить меня, но не ножи
полудурков. Ты все слышала?
руками победу, символом которой была для нее моя плоть. - Как ты сломал
ребра Дистику и выпустил жизнь из Джорка, и что Урм и Тоони не смогут
пойти на охоту до тех пор, пока луна не превратится в серп.
настолько значительнее других женщин, которые умели только причитать и
визжать.
не заметила, будучи целиком поглощена мной. Сейчас она отдернула руку, и
ее сияние померкло.
привел меня в свою палатку, открыл сундук и велел выбирать, что пожелаю.
прежнее место. Она подняла шайрин, который там лежал, и закрыла им свое
лицо. Хотя таков был обычай, мне стало от этого холодно.
свое лицо.
прячешься от кого? - Я поднял сувенир, который принес сюда из трофейного
сундука Эттука, и протянул его ей.
чего-то знакомого. Я вспомнил про заряд, пробежавший от маски, когда я
схватил ее: какая-то странная магия, заключенная в серебре, какой-то дух.
за шайрином. - Среди палаток была женщина из Эшкира. Воины захватили ее.
Она была моей рабыней, но она убежала после твоего рождения. Маска
принадлежала ей.
и как Тафра вся съежилась тогда.
где они проходят, остается след, похожий на ожог.
давно потеряло силу; маска не причинит тебе вреда. - Тафра вздохнула под
вуалью, сдерживая дыхание, как будто боялась о чем-то проговориться. - Это
предназначалось тебе, - повторила она. - Оно не принесет тебе вреда.
в месяц Воина, и я участвовал в своих первых мужских баталиях.
побежденных что хотел - металлы, оружие, женщин, напитки. Чаще всего после
этого заключалось соглашение, пищавшие женщины возвращались в свои прежние
палатки, а мужчины произносили клятвы. Тем не менее, за пределами действия
перемирия и соглашения крарлы нападали друг на друг без разбора. Дагкта
иногда враждовали между собой и непрерывно со скойана, моуи, итра и всеми
остальными. Вы могли вести меновую торговлю и делиться мясом с кем-нибудь
зимой и летом, а весной вы должны были с ним рубиться. Таков был обычай
племен, и, возможно, в их туманном прошлом такая схема имела свои
основания. Но как и в других обычаях, осталась только кожура, а сам плод
давно исчез. Я служил этому обычаю - он подходил моему нраву, давая мне
возможность щедро расточать мою ненависть, - но я никогда не считал его
благородным или мудрым. Только на черном болоте племена не сражались.
Говорили, что они почитают Книгу, а не божество, и их считали странными.
Но поскольку у них не было лошадей или богатства, о них говорили с
пренебрежением и оставляли в покое.
значительностью. Сначала водружалось копье войны, потом исполнялся танец
войны, сопровождаемый призывами демонов, одноглазого змея и многочисленных
тотемов. Я не поклонялся ничему этому, рано поняв примитивность и бессилие
племенных богов. Обычно люди создают богов по своему образу и подобию.
то, что оно может сделать, и это не было удивительным после всего, что со
мной происходило раньше. Я видел, как храбрецы увешиваются амулетами,
оставляют подношения духам и все равно получают копье в горло. Я же, не
обожествляя ничего и не откупаясь молитвами, скакал среди врагов
невредимым, кося их, как летнюю пшеницу. Если мужская половина крарла
гордилась кровавой резней, то я превзошел их всех и заметил, что некоторые
заглядывают мне в глаза и у них начинают дрожать колени, когда я
приближаюсь к ним.
этого достаточно сильно. Выучив этот урок, я сражался бы круглый год, во
все времена года. Во всяком случае, я убил больше тридцати человек к тому
времени, как мы достигли восточных пастбищ и летней стоянки, и получил
прозвище среди крарлов, с которыми мы воевали: Темный Воин Красных Дагкта,
Немеченный. Приятно было видеть, как на смену насмешкам и подмигиваниям
пришли смятение и ужас. Мой собственный крарл боялся меня больше всех, но,
как и Эттук, они начали хвастаться мной. Я раскрашивал себя черными, алыми
и белыми красками вместо татуировки и выезжал как утренний дьявол. Я носил
волосы распущенными, они никогда долго не удерживались в косах; пусть
кто-нибудь поймает меня за них, если ему вздумается, и увидит, как я
вознагражу его за беспокойство.
обломился, и часть лезвия осталась в теле. Когда пришли его вытащить,
оказалось, что он плотно оброс мышечной тканью. Пророк сверкал зубами по
Конан-Дойль Артур
Ларссон Стиг
Конан-Дойль Артур
Эриксон Стивен
Посняков Андрей
Афанасьев Роман