стали резче и, казалось, излучали собственный свет. Я закрыл глаза и на
ощупь прошел в ванную. Там на полочке нашел темные очки и только теперь,
надев их, мог продолжать чтение.
океан был подвергнут облучению в течение четырех дней в пункте,
находящемся на тысячу четыреста миль северо-восточнее теперешнего
положения Станции. Это меня поразило, так как использование рентгеновского
излучения было запрещено конвенцией ООН в связи с его вредным действием. И
я был совершенно уверен, что никто не обращался на Землю с просьбой
разрешить подобные эксперименты.
неестественной. Но вот послышался скрежет, и снаружи на окно наползли
герметические заслонки. Стало темно, затем зажегся электрический свет,
показавшийся мне удивительно бледным.
холодильники Станции, судя по гудению климатизаторов, работали на полную
мощность.
оказался у двери. Шаги замедлились. Тот, кто шел, остановился у дверей.
Ручка тихонько повернулась. Не раздумывая, инстинктивно, я схватил и
задержал. Нажим не усиливался, но и не ослабевал. Тот, с другой стороны,
старался делать все так же бесшумно, как я. Некоторое время мы оба держали
ручку. Потом я почувствовал, что она ослабла, и услышал легкий шелест -
тот уходил. Я постоял еще, прислушиваясь, но было тихо.
Осторожно подошел к шкафу и заглянул внутрь. Одежда была скомкана и
втиснута в один угол, как будто в шкафу кто-то прятался. Из кучи бумаг,
сваленных внизу, выглядывал уголок конверта. Я взял его. Письмо было
адресовано мне. У меня вдруг пересохло горло.
маленький листок бумаги.
"Малый Апокриф" Равинтцера".
это какое-нибудь важное сообщение? Когда он ее написал? Нужно как можно
скорее идти в библиотеку. Приложение к первому Соляристическому ежегоднику
было мне известно, точнее, я знал о его существовании, но никогда не
видел; оно представляло чисто исторический интерес. Однако ни о
Равинтцере, ни о ем "Малом Апокрифе" я никогда не слышал.
комнату и только теперь заметил прикрепленную к стене складную кровать,
которую заслоняла развернутая карта Соляриса. За картой что-то висело. Это
был карманный магнитофон в футляре. Я вынул аппарат, футляр повесил на
место, а магнитофон сунул в карман, убедившись по счетчику, что лента
использована до конца.
вслушиваясь в тишину. Ни звука. Я осторожно отворил дверь. Коридор
показался мне чертовой бездной. Я снял темные очки и увидел слабый свет
потолочных ламп. Закрыв за собой дверь, я пошел налево, к радиостанции.
стороны коридоры, была уже совсем близко, когда, минуя какой-то узкий
боковой проход, ведущий, как мне показалось, к ванным, я увидел большую,
неясную, почти сливающуюся с полумраком фигуру.
огромная негритянка. Я увидел блеск ее белков и почти одновременно услышал
мягкое шлепанье босых ног. На ней не было ничего, кроме желтой, блестящей,
как будто сплетенной из соломы, юбки. Она прошла мимо меня на расстоянии
метра, даже не посмотрев в мою сторону, покачивая слоновьими бедрами,
похожая на гигантские скульптуры каменного века, которые можно увидеть в
антропологических музеях. Там, где коридор поворачивал, негритянка
остановилась и открыла дверь кабины Гибаряна. На мгновение она очутилась в
полосе яркого света, падавшего из кабины, потом дверь закрылась, и я
остался один. Правой рукой я вцепился и кисть левой и стиснул ее так, что
хрустнули кости; бессмысленно огляделся вокруг. Что случилось? Что это
было? Внезапно, как будто меня ударили, я вспомнил предостережение Снаута.
Что все это могло значить? Кто была эта черная Афродита? Откуда она
взялась?
остановился. Я слишком хорошо знал, что не войду туда.
Станцию наполняла тишина, и лишь монотонно шумели компрессоры
климатических установок.
ручку двери, услышал резкий голос Снаута:
передатчика и прямо из банки ел мясные консервы. Не знаю, почему он выбрал
для жилья радиостанцию. Я тупо стоял у двери, глядя на его мерно жующие
челюсти, и вдруг почувствовал, что, очень голоден. Подойдя к полке, я взял
из стопки тарелок наименее грязную и уселся напротив него.
шкафа термос и налил в чашки горячий бульон. Ставя термос на пол - на
столе уже не было места, - он спросил:
опустошаемые банки. На радиостанции царила ночь. Окно было тщательно
завешено изнутри, под потолком горели четыре круглых светильника. Их
отражения дрожали в пластмассовом корпусе передатчика.
потрепанный свитер. Натянувшаяся на скулах кожа вся в красных прожилках.
была реакция. Снаут смотрел на меня изучающе. Сказать ему? Хотелось бы,
чтобы он мне больше доверял. Кто с кем здесь играет и в какую игру?
работают у вас лучше.
поднял на меня глаза.
есть.
кресло.
Какой-нибудь новый стимулятор, рентген или что-нибудь в этом роде. А?
Уже применяете?
Сарториусом... Но откуда ты можешь об этом знать?
входит в твои... - Я не кончил и замолчал.
поворачивать ручки. Это было бессмысленно, главный выключатель находился в
нулевом положении. Немного погодя он, даже не повернувшись ко мне,
заметил:
умышленно старался вывести его из равновесия. Ничего не понимая в игре,
которая здесь велась, я стремился держаться сдержанно. Его острый кадык
ходил над черным воротником свитера.
Пусть он говорит дальше.
инстинктивно задержал ее. Почему ты не сказал, что это ты? Я бы тебя
впустил.