навести. Но тут физиономия его вытянулась. Одни обитатели стеклянного
материка гоняли на машинах в поисках еще невозможного, другие садились в
ванны, наполненные сбитыми сливками с трюфелями, посыпали голову красной
икрой и так тонули, пуская носом пузыри "Теадиум житае". А третьи
возлежали на чудесных мягчайших ложах, сверху медом политые, а снизу
ванильным маслом смазанные, одним глазом заглядывали в шкатулки, золота и
благовоний полные, а другим смотрели, не позавидует ли кто хоть на
мгновение такой сладкой жизни, однако не было завистников. Тогда,
утомившись, слезали они с ложа, кидали сокровища и топтали их, как мусор,
а потом нетвердым шагом шли к личностям еще более мрачным, говорящим о
необходимости изменений к лучшему, то есть к худшему. Группа бывших
преподавателей института эротической инженерии основала орден абнегатов и
обнародовала его устав, к покорности, аскетизму и иным мукам призывающий,
но не постоянно, и лишь шесть дней в неделю. На седьмой же день доставали
отцы абнегаты из шкафов шкатулки с золотом, из погребов - бочки с вином,
яства, драгоценности, эротизаторы и машинки для расстегивания ремня и
начинали от самой заутрени оргию, от которой стекла из окон летели. Однако
в понедельник с утра снова, вслед за приором, яростно плоть свою
умерщвляли. Одна часть молодежи с отцами абнегатами от понедельника до
субботы пребывала, покидая на воскресение их монастырь, в то время как
другая лишь этот святой день у них и проводила. Когда же первые принялись
последних лупить за грубость манер и распущенность, задрожал Трурль и
глаза от окуляров оторвал.
ходе всеобщего развития дошло до смелых научных экспедиций, и началась тем
самым эра межстекольных путешествий. Оказалось, что эмуляторы завидуют
каскадерцам, каскадерцы - ступенцам, ступенцы - низвергам. А, кроме того,
ходили слухи о какой-то стране, в которой под властью сексократов живется
просто чудесно, хотя никто толком не знал - как. Тамошние обитатели якобы
добились таких успехов в науке, что свои собственные тела перестроили и
подключились к счастьегонным аппаратам, производящим самый настоящий
экстракт счастья. Правда, некоторые скептики вполголоса замечали, что в
этом крае царит анархия. Просмотрел Трурль тысячи препаратов, однако
гедостаза, то есть полностью стабилизированного счастья, нигде не
обнаружил. Опечалился он тогда и решил, что все это - сказки и мифы, во
времена межстекольных контактов возникшие. И с немалым страхом положил он
на препаратный столик образец Н6590 - был уверен, что и тот его не
порадует. Культура эта заботилась не только о материальном фундаменте
благополучия, но и о поле для высшей духовной деятельности. Отличалось это
племя небывалыми талантами, было в нем полным-полно замечательных
философов, художников, скульпторов, поэтов, драматургов, пророков, а кто
не был прославленным музыкантом или композитором, уж наверняка был
знаменитым астрономом или биофизиком, или по крайней мере
парашютистом-пародистом, эквилибристом и артистом-филателистом, имел
роскошный бархатный баритон, абсолютный слух, и вдобавок видел цветные
сны. И в самом деле, в препарате Н6590 бушевала неустанная творческая
деятельность. Громоздились штабеля живописных полотен, росли леса
скульптур, миллиардами появлялись ученые книги, философские трактаты,
поэтические и прочие творения невыразимого очарования. Но, заглянув в
окуляр, сразу же заметил Трурль непонятную суматоху. Из переполненных
мастерских летели на улицу картины и статуи, люди не по плитам тротуара
ходили, а по грудам поэм, потому что никто ничего не читал, не изучал,
музыкой чужой не восхищался, ибо сам был повелителем всех муз, воплощением
универсального гения. Тут и там еще стучали за окнами пишущие машинки,
шуршали кисти, скрипели перья, но все чаще какой-нибудь гений выбрасывался
из окна на мостовую, предварительно подпалив мастерскую, не в силах снести
своей полной безвестности. Мастерские горели одновременно во многих
местах, пожарные команды, состоящие из автоматов, гасили огонь, но со
временем не оставалось уже никого, кто мог бы жить в спасенных домах.
Канализационные, уборочные и другие автоматы начали натыкаться на
имущество вымирающей цивилизации, которое пришлось им крайне по вкусу, а
так как не все они понимали, то стали эволюционировать в направлении
большего интеллекта, дабы надлежащим образом приспособиться к сильно
одухотворенной среде. Тогда наступил настоящий конец, потому что никто уже
не убирал, не чистил, не вытирал и ничего не гасил, а осталось лишь
сплошное чтение, декламация, пение и представление. Канализация
засорилась, все исчезло в кучах мусора, а то, что осталось, уничтожили
пожары, и лишь хлопья копоти и полусгоревшие страницы поэм летали среди
мертвых развалин. Оторвался Трурль от этого жуткого зрелища, спрятал
препарат в самом темном углу шкафа, и долго в растерянности тряс головой,
потому что не знал, что же делать дальше. Вывели его из этой задумчивости
крики прохожих: "потадатадатадатадатадатадатадатадатаар!" Теперь горела
его собственная библиотека, потому что несколько цивилизаций, затерявшихся
по недосмотру между книгами, были атакованы обыкновенной плесенью.
Цивилизации же эти, приняв плесень за космическое вторжение, то есть за
нападение агрессивных существ, с оружием в руках принялись бороться с
агрессором и вызвали пожар. Погибло в пламени почти три тысячи Трурлевых
книг и вдвое больше цивилизаций. Были среди них и такие, что, по его
расчетам, могли еще на дорогу всеобщего счастья выйти.
мастерской, залитой водой и до потолка закопченной, и, чтобы в себя
прийти, начал пересматривать цивилизации, которые пожар в запертом
инкубаторе застал, и которые поэтому уцелели. Одна из них такого прогресса
в науке достигла, что изобрела телескопы и изучала через них Трурля, и
видел он направленные на себя блестящие линзочки, на капельки росы
похожие. Улыбнулся он ласково, видя такую жажду познания, но тут же
подскочил, с криком за глаз схватился и побежал в аптеку, потому что
ослеп, пораженный лазерным лучом, посланным астрофизиками той цивилизации.
С тех пор не садился он за микроскоп без черных очков.
восполнить, и взялся Трурль снова творить ангстремцев. Как-то дрогнул у
него в руке микроманипулятор, и вместо того, чтобы, как обычно, заложить
добро, запрограммировал он зло. Решил он не выкидывать испортившийся
препарат, а положил его в инкубатор, так как любопытно ему было, какую же
уродливую форму приобретет цивилизация, состоящая из существ, с самого
начала порочных. Каково же было его изумление, когда вскоре на предметном
стекле возникла культура совершенно заурядная, не хуже и не лучше
остальных! Схватился Трурль за голову.
правдолюбами и альтруистами получается то же самое, что и с негодяями,
подлецами и мерзавцами. Ха! Ничего не понимаю, но чувствую что истина
близка. Значит, и добро и зло разумных существ одинаковые плоды приносит -
как же это понять? Откуда же такое фатальное усреднение?
прояснилось. Спрятал он тогда все цивилизации в шкаф и пошел спать, а на
следующее утро сказал себе так:
к_о_с_м_о_с_е, если л_и_ч_н_о_ я _с_а_м поделать с ней ничего не могу!
Быть может, разум не совместим со счастьем? Наводит на эту мысль казус с
Собысчасом, который до тех пор бытием наслаждался, пока я ему разума не
добавил. Но я такую возможность допустить не могу, на нее не соглашусь и
за _з_а_к_о_н _п_р_и_р_о_д_ы_ не признаю, ибо было бы это хитрой и
жестокой, воистину дьявольской ловушкой, запрятанной в бытие, спящей в
материи и того только ждущей, чтобы пробудилось сознание - источник не
наслаждения жизнью, а мук. И только страдания несет космосу мысль, которая
жаждет это невыносимое положение исправить! Я должен изменить то, что
есть! И одновременно я этого сделать не могу! Значит - конец? Ну нет!
Зачем напрягать разум? Чего я не одолею, то мудрые машины за меня одолеют.
Построю-ка я компьютер для разрешения экзистенциальной дилеммы!
мастерской огромная гудящая машина в форме правильного кристалла, которая
ничего другого не умела, кроме мастерского решения загадок. Включил он ее,
и, не дожидаясь, пока разогреется током ее кристаллическое нутро, пошел на
прогулку. Когда же вернулся, то застал машину погруженной в чрезвычайно
замысловатое дело. Монтировала она из того, что было под рукой, другую
машину, значительно больше, чем она сама. Та, в свою очередь, в течении
ночи и следующего дня стену выворотила и крышу снесла, монтируя громадину
очередной машины. Разбил Трурль во дворе палатку и терпеливо ждал конца
этих тяжких мыслительных работ, но конца не было видно. Через луг и
поваленный лес потянулись новые корпуса, а скоро с глухим шумом
погрузилось какое-то по счету поколение первичного К_о_н_с_т_р_у_к_т_о_р_а
в воду реки, а Трурль, захотев обойти возникшую конструкцию, полчаса на
это потратил. Когда же пригляделся повнимательнее к машинным
коммуникациям, то вздрогнул. Произошло то, о чем знал он только
теоретически. Как гласит гипотеза великого К_е_р_е_б_р_о_н_а
Э_м_т_а_д_р_а_т_ы, Универсального Кунстмейстера Обеих Кибернетик, цифровая
машина, получившая непосильное для нее задание, вместо того, чтобы
заниматься разрешением проблемы самой, строит, если перейден определенный
порог, называемый _б_а_р_ь_е_р_о_м _м_у_д_р_о_с_т_и, следующую машину, а
та, достаточно хитрая, чтобы понять, что к чему, переложенное на нее
бремя, в свою очередь, передает следующей, ею смонтированной, и процесс
такого спихивания задачи продолжается бесконечно.
уже горизонта достигли, а шум от одного только мышления, которое
расходовалось на передачу задания дальше и дальше, мог водопад заглушить.
А поскольку мудрость в том и состоит, чтобы поручить кому-нибудь другому
работу, которую должен сам выполнить, то слушаются программ одни только
механические глупцы. Разобравшись в природе явления, присел Трурль на пень
дерева, экспансивной машинной эволюцией сваленного, и из груди его
вырвался глухой стон.
Буркатовский Сергей
Дальский Алекс
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Земляной Андрей
Орловский Гай Юлий