движения Жана Лебри противоречили тому факту, что он слеп!
вперед по комнате. Его руки скользили вдоль камина, ощупывая его
поверхность, проверяя контуры. Внезапно он опустил одну руку в свой
жилетный карман, и это его движение было настолько естественно и
нормально, что в тот момент оно даже не поразило меня как нечто
необычайное...
еще стоял на том же месте, как прикованный...
перевел стрелку.
Но как? У него ведь нет глаз! Не может же он видеть этими неодушевленными
предметами? Это какая-то нелепость. Я, по-видимому, ошибся. Должно быть, я
не уследил за его движениями. Он наверное снял со своих часов стекло и
перевел стрелки на ощупь; ничего не может быть легче; каждый человек
знает, где на его часах расположена цифра двенадцать по отношению к
часовому ободку... Но нет, я следил за ним очень внимательно. Все это
необходимо проверить. Солгал? Но зачем? Если его действительно снабдили
зрительными аппаратами, если он скрывал под своими веками такие бесценные,
чудодейственные приспособления, которые могли заменить глаза, неужели же
он мог быть таким глупым дикарем, таким безграничным эгоистом, чтобы
скрывать это?"
без иронии подумал о том, насколько Жан Лебри представлялся мне менее
чистым, менее совершенным человеком с тех пор, как он уже не был мертв.
Его возврат к жизни лишил его известного ореола, и я сознавал, что не в
состоянии окружить его живого тем культом, который я создал вокруг его
памяти. Я видел в нем маленькие недостатки, а мертвые ведь кажутся нам
почти святыми.
самим собой, - врачу достаточно одного беглого взгляда, чтобы обнаружить
подобную симуляцию. Притвориться слепым далеко не легко, и ему бы не
удалось меня провести. Правда, как раз несколько минут тому назад в моем
мозгу зародилось смутное сомнение по этому поводу. Я думаю, что лучше все
же будет воздержаться от дальнейших умозаключений и попытаться это
как-нибудь проверить".
проник солнечный луч.
еще открыто. Я бесшумно открыл свое окно и поймал солнечный луч маленьким
карманным зеркалом. Отраженное зеркалом круглое пятно света весело
задрожало на стене стоявшего в тени дома и скользнуло вдоль задней стены
комнаты, затем оно остановилось на лице Жана Лебри, озарив его ярким
светом.
молчание до следующего случая. Что бы там ни было, тайна Жана не могла
бросать тени на его честь солдата. Он храбро вел себя от начала и до конца
своей военной карьеры. Он был ранен в присутствии своего начальства, во
время отступления, происходившего по распоряжению верховного командования.
В настоящее время его часть была уже фактически демобилизована. На днях
должен быть подписан мир. Он был свободным человеком. Слава богу, я знал
его достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что он попал в плен, с честью
сражаясь за жизнь.
наконец не представился случай обнаружить истину.
То, что я узнал, должно было бы меня взволновать, привести меня в такой
восторг и замешательство, как если бы я был каким-нибудь скромным
средневековым лекарем, которому преждевременно открылось изобретение
радиографии или беспроволочного телеграфа... Да, я не могу этого отрицать:
это вскружило мне голову. Все мое существо содрогнулось, когда до моего
сознания дошла вся грандиозность этого открытия. Но ведь человек так
создан, что им управляет сердце. А в то время мое сердце учащенно билось
от зарождавшейся в нем любви, и ничто кроме очаровательной Фанни уже не в
силах было пробудить в нем страсть.
может существовать такое обворожительное создание. Сначала мне казалось,
что только я один оценил всю ее прелесть и поддался ее очарованию
благодаря тому, что между нами оказалось какое-то духовное сродство... Я
дожил до тридцати пяти лет, не веря в существование такой любви, какую
воспевают поэты. Я проходил мимо женщин без улыбки, без нежного взгляда, и
ни одна из них не привлекла меня к себе. Но стоило мне только раз увидеть
ее, как я стал ее покорным и трепещущим рабом... Несколько позднее я
испытал смешанное чувство гордости и ревности от сознания, что Фанни для
всех была так же пленительна, как и для меня, и что ее сияющая юность
подчинила своей власти всю вселенную.
имевшая полное основание беспокоиться относительно состояния здоровья
своего сына, попросила меня прослушать его. Мы были в его комнате.
Наступили сумерки. Я слышал, как над нами кто-то ходит во всех
направлениях, передвигая и перетаскивая по полу тяжелые предметы...
окончил осмотр больного.
истинное положение вещей. - Но мне кажется, есть показания к тому, чтобы
отправить его в горы.
весна, и здешний воздух совсем уж не так плох. Если вы на этом
настаиваете, мы можем осенью поселиться на время где-нибудь поблизости от
Ниццы, например в Кан...
не тронемся с места и постараемся скопить денег.
рассеянность? Я был глубоко огорчен тяжелым состоянием Жана, в котором
только что убедился, и тем не менее этот шум передвигаемой над нами мебели
как-то странно отдавался в моем сердце и привлекал к себе большую часть
моего внимания.
Лебри. - Нам наконец удалось сдать верхний этаж... Хотя по теперешним
временам тысяча восемьсот франков - не бог весть какие деньги!
обязаны этим месье Пуисандье. Он раздобыл нам очень приятных жилиц: двух
дам из Лиона...
Лионе во время войны. Все их имения разорены. Они непременно хотели пожить
в провинции. Месье Пуисандье поместил объявление о нашем помещении в
лионских газетах. Тысяча восемьсот франков с мебелью - это очень скромно.
Сегодня утром обе дамы приехали посмотреть помещение и решили остаться. Но
я слышу отсюда, что они принялись переставлять все по-своему... У каждого
свои соображения и вкусы!
вернется только завтра и привезет вещи. Наверху сейчас хозяйничает
мадемуазель Грив.
пояснил Жан. - Всем управляет племянница, тетка - лишь исполнительница ее
воли. Хотите посмотреть на нее, Бар? Ничего не может быть проще: она
обедает сегодня с нами. Мама вас приглашает. Не правда ли, мама?
звучало беспокойство: хватит ли ее скромного обеда на четверых?
поспешил откланяться. Верный тому обещанию, которое я дал самому себе, я
сегодня, так же, как и во все предыдущие дни, ни с какой стороны не
касался вопроса о сомнительной слепоте Жана Лебри.
по лестнице с верхнего этажа. Мгновенно охваченный невыразимо приятным
смущением, я остановился на площадке и прижался к стене, машинально
отвесив, правда, очень неловкий поклон... Когда я вернулся к себе, мне