отталкиваешь надежду. Надежду на то, что если придется совершить выбор, ты
совершишь его верно и примешь верное решение. И что ты не будешь
беззащитен.
нее - это дорога без конца и без начала, дорога, что ведет нас по
скользкому краю гигантской жестяной воронки. Большинство людей даже не
замечает, что все время ходят по кругу, бесчисленное множество раз проходя
мимо одной и той же точки на скользком узком кольце. Но есть такие,
которым случается соскользнуть. Упасть. И тогда им конец, никогда уже не
вернутся они на краешек, никогда уже не пойдут они по кругу. Они катятся
вниз, до того мгновения, когда все встретятся у выхода воронки, в самом
узком месте. Они встретятся, но лишь на мгновение, потому что дальше, под
воронкой, их ждет бездна. И вот этот замок на скале, в которую бьются
волны, как раз и есть это место. Горлышко воронки. Ты понимаешь это, поп?
причину, по которой я это не понимаю.
coelo et in terris. Пей, монах.
мной было хуже. Я страшно напился, честное слово. Но я заглушил в себе...
все.
гнев и отношусь к нему с уважением. Мне понятна Бранвен, понятен ее страх.
Мне непонятна только его причина. И ее слова.
Изульт и Бранвен ухаживают за ним. А я, Моргольт из Ольстера, стою на
стене и гляжу в море.
ожидал этого: странная встреча на берегу, скачка по дюнам и засоленным
лугам, дурацкая стычка с Беком Де Корбином и его дружками, вечер при
свечах, тепло ее тела, когда я обнял ее на стене, а над всем этим - аура
любви и смерти, наполняющая Кархаинг - все это только приблизило нас друг
к другу, связало. Я уже стал ловить себя на том, что мне будет трудно
расстаться...
плече и опустила на пол тяжелую ткань. Потом она быстро сняла рубаху,
простую, чуть ли не домотканую, какие обычно носят ирландские девушки. Она
повернулась боком, обагренная огнем, ползущим по поленьям камина, который
следил за ней алыми зрачками углей.
Она легла, очень медленно, отворачивая лицо. Я накрыл ее шкурами. Мы
продолжали молчать, лежали неподвижно, глядя на тени, пляшущие на потолке.
мою шею своими руками, прижалась лицом к моей щеке, пугая своим
лихорадочным дыханием. Я осторожно касался ее, скрывая радостное желание
сжать ее покрепче, сильно и жадно гладить ее, мне будто приходилось
гладить перья сокола, ноздри пугливого коня. Я касался ее волос, шеи, рук,
ее полных, удивительной формы грудей с маленькими сосками. Я поглаживал ее
бедра, которые совсем недавно, подумать только, казались мне излишне
тяжелыми, а оказались восхитительно округлыми. Я касался ее гладких ног,
касался ее женского естества, места неназванного, ибо даже в мыслях не
осмелился назвать его так, как привык это делать, никаким из ирландских,
уэльских или саксонских слов. Ибо это было бы так, как Стоунхендж назвать
кучей камней. Как если бы Гластонбери Тор назвать холмом.
движениями своего тела. Она настаивала, требовала немым стоном, резким,
отрывистым дыханием. Она просила минутной податливостью, мягкая и теплая,
чтобы через миг напрячься и застыть трепещущим бриллиантом.
моих руках, она была вынуждена поддаться моей спокойной, осторожной,
неторопливой любви. Именно такой, как хотелось мне. Такой, какой бы я
хотел для нее. В той, что она пыталась мне навязать, я чувствовал страх,
жертвенность и отступление, а мне не хотелось, чтобы она боялась, чтобы
чем-то жертвовала ради меня, чтобы отступалась от чего-либо.
был задавать.
болван".
хитроумно поменялись с Изульт в ложе Марка, только погасли свечи. Не знаю,
не думаю, что это было необходимо. Марк был настолько очарован
Златокудрой, что без всяких упреков принял бы то, что она не девственница.
Такие мелочи его не интересовали. Но произошло то, что произошло. Главным
были мои угрызения совести за то, что произошло на корабле. Мне казалось,
что это я во всем виновата, я и тот напиток, который я им подала. Я сама
вбила это себе в голову и теперь хотела выплатить этот долг. Только потом
стало известно, что Изульт и Тристан спали друг с другом еще в Байле Ата
Клиат. Что я была ни в чем не виновата.
приказала мне, только я дам доказательство девственности, немедленно
убираться с королевского ложа и снова поменяться с ней местами. Может, она
боялась, что обман раскроется, а может, просто хотела, чтобы я не слишком
привыкла к королю... Кто знает? Они были с Тристаном в соседней комнате,
весьма занятые друг другом. Но освободившись от его объятий, она, голая,
даже не поправив растрепанных волос, пошла к Корнуэлльцу. А я - тоже голая
- осталась с Тристаном. До самого утра, сама не зная, как и для чего.
камину. - Потом еще был медовый месяц, когда Корнуэлл ни на шаг не отходил
от Изульт. Ясно, Тристан не мог быть близок с ней. Но мог со мной. Не буду
вдаваться в подробности - через месяц я уже любила его. Больше жизни. Я
знаю, что ты удивлен. Да, правда, нас объединяла только ложь, Тристан -
это было понятно мне даже тогда - пытался заглушить в себе любовь к
Изульт, ревность к Марку, чувство вины. Я для него была всего лишь
заменой. И то, что я знала об этом, мне совершенно не помогло.
вновь вернулся к обычным королевским делам, так что у Изульт появилось
множество возможностей для встреч с Тристаном. А Тристан... Тристан вообще
перестал меня замечать. Мало того, он стал меня избегать. А я от любви к
нему сходила с ума.
потолок неподвижными глазами. - В Тинтагель было множество молодых, не
очень переборчивых рыцарей. Из этого ничего не вышло. И однажды утром я
выплыла на лодке в море. А когда оказалась достаточно далеко от берега, то
бросилась за борт.
успокоить сотрясавшую ее дрожь. - Это все в прошлом. Забудь о нем. Как и
многих других, тебя затянуло в водоворот их любви. Любви, которая сделала
их несчастными, а для других вообще оказалась смертельной. Ведь и я... Я
получил по голове, хотя только слегка коснулся их любви, сам того не
ведая. В Дунн Логхайр Тристан победил меня, хотя я был и сильней, и
опытней. Потому что тогда он сражался за Изульт, за свою любовь. Я не знал