далеко и нарастал медленно и ненавязчиво, так что мы не сразу обратили на
него внимание. Звук этот напоминал шум ветра, шевелящего листву молодого
деревца. Но постепенно он перешел в гул, напоминающий отдаленные раскаты
грома. Только я раскрыл рот, чтобы сказать о грозе, как Кемпер вскочил на
ноги и начал что-то орать нам. Что именно, я так и не понял - вернее, не
расслышал слов, хотя смысл дошел до нас всех за одну секунду и мы тут же
бросились к спасительному корпусу корабля. Когда мы подбегали к трапу,
тембр звука изменился. Не оставалось сомнений, что это топот копыт,
стремительно наплывающий на лагерь. У трапа возникла небольшая заминка,
куставры были уже недалеко, так что я бросился к веревке, свисавшей из
грузового люка. С ее помощью мы производили разгрузку, а втянуть ее наверх
я просто забыл. Не могу назвать себя специалистом в лазании по канату, но
в этом миг я начал карабкаться по веревке с максимальной для человека
скоростью. Взглянув вниз, я увидел, что вслед за мной карабкается Вебер,
который так же никогда не отличался способностями циркача. Я полз и думал
о том, как нам повезло, что я так и не нашел времени, чтобы подтянуть
веревку наверх. А ведь именно Вебер отругал меня за нерадивость. Я хотел
крикнуть ему, но так запыхался, что слова застряли в горле.
кругом, проносились куставры. Они бежали мимо нас так, будто от испуга:
тысячи, миллионы животных. Тем поразительнее выглядел их молчаливый бег.
Ни крика, ни писка, лишь топот копыт - безголосье пугало сильнее, чем вид
бесчисленного стада. Казалось, сама ярость окутывала нас со всех сторон...
расступилось перед кораблем, а за ним вновь смыкаясь, оставляя небольшой
участок нетронутой земли. При свете звезд стадо просматривалось на многие
мили, а далее сливалось с горизонтом. Увидеть, где оно кончается - и
кончается ли вообще, так и не удалось.
куставры станут соблюдать такую точность при передвижении?
темноте, мы боязливо спустились вниз и попытались определить нанесенный
ущерб. Клетки с животными, ставшие на полпути между кораблем и лагерем,
остались неповрежденными. Палатки, в которых мы спали, за исключением
одной, стояли на местах. На столе по-прежнему ярко горела лампа.
втоптаны в землю. Территория вокруг лагеря напоминала свежевспаханное
поле. Единственное, что не было уничтожено - записи и животные.
рискнуть?
решим. Если мясо куставров окажется пригодным для человека, то НЗ нам
вовсе не понадобится. Будем пировать всю обратную дорогу до Кэфа.
диетической пищи можно и поголодать.
так, что голова Четырехглазого задергалась из стороны в сторону, как у
куклы. После чего он осторожно поставил его на ноги и тихо сказал:
сдвоенное дежурство. Но никто так и не сомкнул глаз в эту ночь.
Опустошительное нашествие куставров повергло всех в уныние; меня
интересовал один вопрос - что их так напугало, что за чудовищная сила
заставила многомиллионное стадо мчаться сквозь тьму сломя голову? Ответа я
не находил. Раз за разом я возвращался к единственно верному предположению
- на планете не существовало причин, способных вызвать паническое бегство
куставров. Но все же причина была, ведь мы являлись свидетелями ее
следствия. Более того, причина эта связана с появлением существ в лагере и
их смертью на наших глазах. Но что является первопричиной их поведения -
разум или инстинкт? Вот вопрос, мучивший сильнее всего, не давая уснуть.
упало замертво к нашим ногам.
сумерками я забрался по трапу на корабль, чтобы принести немного продуктов
для ужина, но ничего не нашел. Вместо продуктов в углу расположились пять
панкинов - более толстых и довольных тварей я никогда не видел. Они даже
не шумели, как обычно. Я догадался, что они прогрызли дыры в ящиках с
продовольствием и прикончили все до последней крошки. Более того, они
каким-то образом ухитрились отвернуть крышку у банки с кофе, опрокинув ее,
и смолотили все зерна.
мордочки панкинов. Меня вдруг осенило, каким образом они пробрались на
корабль! Я проклинал свою нерадивость; если бы я вовремя убрал веревку,
ничего бы не случилось.
подошел к панкинам, троих распихал по карманам, оставшихся двоих взял в
руки. Спустившись с корабля, я направился к лагерю.
наши беглецы. Пробрались на корабль, а мы не могли их найти. Вскарабкались
по веревке.
встреча с нами. Не было причины оставаться на корабле дальше, после того,
как они прикончили НЗ.
кусок мяса. Потом еще один, и еще один, и еще... Как только он приступил к
жарке, я рванулся в свою палатку, потому что никогда прежде нос мой не
ощущал столь аппетитного, столь зовущего запаха. Я раскрыл сумку, наугад
приготовил порцию липкой отравы и начал запихивать ее в себя, помогая
ложкой.
плюхнулся на койку.
приготовленное руками человека во все времена. Мы попробовали три сорта
мяса, отведали по ломтику рыбы и еще чего-то, что напоминало мясо омара,
но вкус много нежнее и тоньше... После мяса мы разрезали плод - смесь дыни
и ананаса.
животных заметно улучшилось.
животные. Куставры не обнаруживали более агрессивных намерений, зато
каждое утро оказывались под рукой. И именно в тот момент, когда о них
вспоминали.
уничтожаемое ими, становилось просто неприличным. Ежедневно Парсонс
нажаривал горы огромных кусков разного мяса, рыбы, дичи и всякой всячины.
Он выставлял на стол тазы с овощами и фруктами, а откуда-то появившимися
кувшин ежедневно наполнял медом. И люди, и животные съедали все, буквально
вылизывая тарелки и миски.
ремни, и похлопывая себя по животам. Их самодовольные физиономии вызывали
у меня чувство отвращения. Я напрасно ждал, что их желудки начнет сводить
от боли, а тела покроются растительностью. Ничего не происходило. Более
того, все они утверждали, что никогда еще не чувствовали себя так хорошо.
попытался встать, но не смог. Еще через час его начало трясти, как в
лихорадке. Симптоматика соответствовала вирусному заболеванию с Центавра,
но ведь мы получили от него прививку. За эти годы нам сделали
профилактические прививки от всех известных заболеваний. К тому же, перед
каждым вылетом нас дополнительно накачивали разнообразными сыворотками.
оказался подвержен Четырехглазый.
аптечку и ввел Фуллертону максимальную дозу какого-то антибиотика,
рекомендованного на все случаи жизни.
встанет на ноги. Но Фуллертону становилось все хуже и хуже.
этикетки, но ничего нового не обнаружил. Он внимательно перечитал брошюру
об оказании первой медицинской помощи, но в ней описывались лишь сломанные
ноги и вывихнутые суставы.